Пришла осень. Слякоть сменили звонкие ноябрьские морозцы да нечастые метели с пушистым снегом.
Ходили охотники за кабаном
Утром выйдешь из дома, глянешь на светло-пепельное небо, на ярусы заснеженного леса, вздохнешь морозного воздуху. За спиной — верная «тулка». До свидания, семья, до встречи у теплой печки! И захрустят крахмальные валенки по снегу, шаг за шагом унося промысловика в холодный, таинственный мир тайги.
Мои знакомые охотники-спортсмены, получившие лицензию, тоже заняты делом. Но без хорошей собаки зверя взять трудно, тем более такого чуткого, как безмерно сильного и опасного, как кабан. Они поняли это после нескольких неудачных выходов в лес. Все-таки им удалось ранить секача, но тот, обладая огромной выносливостью, от преследования уходил.
Днем охотники ходили за кабаном, а с вечера до утра его оставляли в покое, отправляясь на ночлег к женам. Кабан же находил большой муравейник, таранил его клыкастым рылом и ложился раной в целебное тепло.
Мне приходилось заниматься охотой, и помощник в этом деле у меня был великолепный — западно-сибирская лайка по кличке Серый. Случалось, в ярости он запрыгивал зверю на спину, воедино уносясь в чащу, а я кричал охотникам, чтобы не стреляли.
Обновка к охоте
В конце концов, неудачники обратились ко мне за помощью. Негоже бросать подранка, все равно сгинет без всякой пользы. Я согласился, и на второй день охоты мы с Серым помогли прибрать зверя.
Но сказ мой не о добытом трофее, а о валенках, в которых я его тропил. Эту пару валенок мне выдал завскладом. Расписавшись в получении, я принял обнову, а кладовщик напутствовал: «Давай носи, да не стаптывай: хорошая обувка, считай, выдал тебе по блату».
«А что, — подумал я, — валенки как валенки, 29-го размера, промышленного выпуска, приятно пахнут войлоком и краской».
Однако для моей ноги они оказались несколько великоваты. Но, потому как меньших не нашлось, пришлось брать эти. Шерстяные носки и намотанные поверх портянки решили проблему.
Первый день моего трудоучастия в бригаде охотников в основном пришлось потратить на поиск следа раненого кабана. За ночь след изрядно припорошило, и отличить его от других удавалось лишь по капелькам крови, едва различимым в снегу. Кабан уходил чащей по болотистому ельнику через завалы стволов павших деревьев: так ему было легче оторваться от преследователей. Массивная клиновидная голова секача и сжатое с боков туловище позволяли ему бежать быстро в непролазных заломах, по лесной чаще с буреломом, где много острых сучьев. От ударов и ранений его спасают прочная упругая щетина, толстая шкура и подкожный жир.
Валенками — в болото
В густом лесу холод не прохватывает болото, под снегом не лед, а коварная влага. Меня ждало несчастье: я торопился за собакой, споткнулся, сорвался с лыж и влетел глубоко в снег. Разогретое ходьбой тело сразу обожгло ледяной водой. Охая и ахая, я едва вылез, а придя в чувство, снял валенки, вылил мутную жижу, отжал портянки и с трудом натянул обнову на ноги.
День уже угасал, времечка оставалось только добрести до машины, и мои охотники засобирались домой. Ночевать я остался у хлебосольного Гаврилыча, товарища по охоте, с тем чтобы завтра рано утром выйти на добор зверя. В дом вошли с клубами морозного пара, и, пока хозяйка, Александра, готовила ужин, мы с Гаврилычем, снимая охотничью одежду, обменивались событиями прошедшего дня. Глядя на то, как я вожусь с заледенелыми валенками, он хохотнул с кривой мороженой улыбкой.
— Гаврилыч, помоги-ка мне сдернуть эти гири с ног, — попросил я.
— И как это тебя только угораздило, Михалыч?
— Шел, споткнулся, очнулся в воде, — оправдывался я.
— Да, бывает.
Валенки с ног сдернули, и пока я разглядывал свои посиневшие до черноты от краски носки и портянки, хозяин вслух припоминал о подобных случаях, приключившихся когда-то с ним. Мокрой обуви, место конечно, на печи. Я сунул в свои валенки по куску газетной бумаги и залез наверх. Здесь, на печи, отодвинул хозяйские валенки, при этом отметив, что все они крепко прошиты дратвой, и на самое горячее место поставил валенки свои.
После ужина, посмотрев телевизор, я заснул, а хозяин учил уму-разуму своего сына Женьку, ученика четвертого класса.
Мои или нет?
Проснулись рано. Все на ногах: кому в школу идти, кому — в тайгу. После завтрака я первым залез на печь за своей обувкой. Снял валенки, и, ничего не подозревая, стал надевать. Но что это такое? Валенки заметно уменьшились на вид, да еще как. Голенище левого оказалось на целую четверть короче своего напарника. И если правый валенок удалось одеть на босу ногу, то левый — и думать нечего.
Меня обступила вся семья Гаврилыча. Посыпались советы, как натянуть валенки. Мои попытки воспользоваться этими советами вызывали бурный смех.
— А может, это и не мои валенки? — вдруг осенило меня.
— А у нас нет неподшитых валенок, — отвечала сочувственно хозяйка, — у нас вся обувь подшита.
Тут я вспомнил про газетные обрывки и в надежде, что валенки все же не мои, сунул руку в голенище. Рывок — и все увидели в сжатых пальцах бумагу. В том, что передо мною стояла моя деформированная обувь, теперь уже никто не сомневался.
Подскочил Женька, сунул ногу в левый валенок и радостно закричал:
— А мне как раз, мне как раз!
— Ну-ка, Женька, сунь ногу во второй, — попросил отец.
Женька сунул ногу во правый валенок, поболтал ногой и замотал головой.
— Не-е, этот больше!
Отец Женьки набычился и посмотрел на меня.
— А смотри-ка, Михалыч, а ведь плохие валенки, неравномерно усели, теперь ни взрослому, ни ребенку. И кто их только катал? Всяко видел, а такое — в первый раз.
Круговорот материи в природе
Весь завершающий день охоты я бродил в кирзовых сапогах, любезно предоставленных мне Гаврилычем. А потом, когда все завершилось, и была жареная печенка, я засобирался домой. Товарищ, ободряюще похлопал меня по плечу, и сказал:
— Да не расстраивайся ты из-за этих валенок. Говорят, ничто в природе не исчезает бесследно. Материя… она из одного качества переходит в другое.
— А это как?..
— Ну, вот сначала были у тебя валенки, а теперь из них нарубишь много пыжей, покупать не надо. Дело говорю!
Леонид Васильев, Марий Эл
