В 1876 году, за неделю до Масленицы, я пригласил к себе двух помещиков, завзятых охотников, из Лохвицкого уезда (Полтавской губернии. — Прим. редакции), с тем чтобы вместе отправиться на охоту в Черниговскую губернию. Далеконько, правда, приходилось нам ехать, но мы предполагали охотиться исключительно на коз, куниц и рысей, которых нам ближе, как в Сосницком уезде (Черниговской губернии. — Прим. редакции), увидать было негде.
На поезде и на санях
Я охотился и прежде в лесах и болотах Черниговской губернии точно так же, как и управляющий мой, тоже отправлявшийся с нами на охоту, но товарищи наши в первый раз покидали широкие степи своей родины и с нетерпением ожидали увидеть мачтовые леса, непроходимые овраги и густой лозой поросшие трясины, почему с великим нетерпением ожидали возможности поскорее переселиться в вагон железной дороги, долженствовавшей доставить нас до Сновской станции, откуда предполагалось уже пуститься, как Бог приведет, в громадные леса Сосницкого уезда.
Местность, куда мы предполагали отправиться, была нам положительно неизвестна, а потому мы не могли иметь уверенности в том, что найдем там гончих собак, вследствие чего и решено было взять с собой хоть один смычок надежных гончих, чтобы в случае отсутствия в той местности охотников, а потому и охотничьих собак не остаться «на бобах». Когда, наконец, были окончены все сборы, мы выехали после вечернего чая на станцию и, просидев 7 часов в вагоне, переселились в Сновский вокзал.
Было около пяти часов утра. Хотя до света оставалось еще добрых два с половиною часа, однако пора было подумать, как добраться до заветных болот и лесов, подальше от шума и свиста локомотива. Мы договорили двух мужичков, подвозивших дрова на вокзал. Наутро дровнишки (крестьянские сани без кузова. — Прим. редакции) оказались маленькие, мужичонки хиленькие, лошаденки — с теленка роста и с свиной шерстью.
Расселись мы попарно на дровни и двинулись в путь. Темень на дворе стояла страшная; мороз к утру стал крепчать. Два раза опрокидывались мы в мелкий и рыхлый снег, но оба падения обошлись без увечья, только набрали полные стволы снегу.
Мужики оказались, как все мужики Черниговской губернии, если что не касается их лично, того они не знают и не ведают. И лесов-то они своих не знают, и есть ли в лесах дичь — птица или звери — тоже не знают, и можно ли без разрешения владельцев охотиться в лесах — не знают; и, наконец, где живут владельцы лесов, здесь у себя, или в отлучке где, — тоже не знают.
Дорога через заснеженную чащу
Начал заниматься свет, и глазам нашим стали представляться сначала лишь очертания отдельных групп и целых сплошных масс громадных деревьев, потом контуры этих столетних великанов стали делаться все яснее и яснее, и, наконец, совсем рассвело.
Куда бы мы ни взглянули, всюду взор наш встречал громадные вековые сосны и ели, и в редких местах, за исключением дороги, сквозь хвои деревьев мы могли видеть отдельные клочки сероватого неба.
Дорога была малоторная; змейкой вилась она между деревьев и то пересекала маленькие замерзшие ручейки, через которые набросаны были для проезда тонкие жерди, то вела между болот, густо поросших особого рода лозою, кору с которой мужики сдирают на продажу, а голые побеги оставляют сохнуть на месте; последнее делается потому, что, ежели их срубить, лоза начинает будто бы плохо расти и, наконец, совсем перестает; таким образом будто бы иссякает источник доходов и значительного заработка многих семейств.
Лоза, которую не рубят, а только обдирают кору, растет чрезвычайно густо, к тому же и ободранные деревца не успевают за год сгнить и упасть; все это вместе делает то, что на пространствах, поросших такой лозой, с трудом может продраться лисица, а уж собаку заставить пролезть в средину лозы положительно невозможно.
Зато подобные места служат любимым местопребыванием медведя; он очень охотно ложится здесь, проломав обыкновенно себе дорожку, по которой исключительно только и ходить (в Сосницком уезде медведь довольно редок, по крайней мере в той местности, где мне приходилось охотиться).
Болота эти бывают обыкновенно очень малотопки, иногда почти сухи и только по своей непроходимости называются местными жителями болотами. Иногда эти болота занимают значительные пространства, и обходить их на охоте бывает довольно затруднительно.
По такой-то местности извивалась дорожка, по которой мы со скоростью доброго пешехода помаленьку двигались вперед. Частенько мы таки действительно превращались в пешеходов, так как руки мерзли и ноги коченели.
Короткая остановка
Но вот мелькнула избушка, как в сказках говорится, на курьих ножках.
— Ура! Шинок! Привал! — закричали мы в один голос.
Есть хотелось смертельно, да и устали порядком — прилечь бы куда как недурно!
Возницы охотно подворачивают к бедной покосившейся избенке, и мы, словно торжествуя победу, похлопывая руками, вбежали в хату к шинкарке. Мигом явилась на стол вонючая водка с неизбежной булкой цвета gris de perles (серый жемчужный цвет. — Прим. редакции). Тут все сходит с рук, ничем не брезгается, все уничтожается. Закусив, чем пришлось, мы легли на грязных скамьях шинкового заведения.
Бедность, доходящая до нищеты, поражает всех в шинках и заездных домах Черниговской губернии. Кажется, и лесу кругом много, а избы сделаны всегда из такого материала, что, толкни хорошенько плечом, рухнет вся постройка. Кажется, и торговля бойко производится, — добрые люди не меньше пьют здесь, чем в другом месте, — а бедность кругом неисходная, грязь невылазная, вонь такая, что за версту кругом слышно. Блох, клопов, вшей, тараканов — обери только Господи!..
Был полдень, когда мы двинулись опять в дорогу. Предстояло нам сделать еще верст десяток (примерно 10,6 километра. — Прим. редакции), чтобы добраться до значительного селения, откуда мы решили предпринимать наши охотничьи набеги. Местность стала делаться более открытой.
Богатство природы
Широкая река пересекала нашу дорогу. Какая прелесть эти реки Черниговской губернии! Даже зимой, когда не видать самой речки, когда она покрыта гладкой и ровной пеленой снега, всякий все-таки невольно залюбуется местностью, по которой течет она: прихотливыми изгибами пролегающей по ней дороги, пологими берегами, где прошла эта грязноватая дорожка, покрытая местами желтоватыми пятнами конского навоза, с закатами вправо, с ухабами влево и бесконечной извилистой линией впереди.
Зимняя дорога, да еще идущая лесом, восторгом наполняет всегда мою душу, не говоря уже о дороге, идущей бесконечными лесами Черниговской губернии. Тут так много жизни, тут столько поэзии! Как бы ни устал человек, как бы ни хотелось ему спать, но, если он охотник и любитель природы, он не уснет, проезжая сосновым или еловым лесом, будет ли то зимою или летом, напротив, он не будет знать, на чем остановить свой взор.
Невольно любуешься и громадными, прямыми деревьями с густыми хвойными кронами, и населяющими лес разнообразными живыми существами. Под широко раскинувшейся елью виднеется, точно отпечатанный, малик зайчишки; неподалеку он и петли наделал; встать бы с саней — взбудить косоглазого.
Но, глядишь, уж проехал; круто повернув за толстой сосной, легонько ударились на закате откосами дровнишки, и щепотка белого, как алебастр, снега свалилась нам на шапку. Впрочем, это отнюдь не от нашего, ничего не значащего для сосны толчка. Нет. Шаловливая белка заметалась на дереве, и там подальше вот осыпает она уже крупные хлопья повиснувшего на столетних суках снега.
— Старая каналья! — вырвется невольно вслух, и начнешь переряжать ружье полузарядом бекасинника.
Прозвучал выстрел, и, выражаясь устарелым языком поэтов, девственный снег окрасился струйкой алой крови жертвы, только тем и повинной, что она носит красивую шубку. Эхо далеко разнесло зловещий звук выстрела…
Взлетел тетерев, захлопал крыльями над самой моей головой притаившийся было рябчик; вот проведешь его стволами ружья, а он успел уже скрыться за густыми хвоями деревьев; ринешься за ним, но голос подводчика вовремя удерживает охотничий пыл, и, взволнованный, вновь садишься на дровни своего возницы.
Нетипичный населенный пункт
Широко и оригинально раскинулись курные избушки деревни — конечной цели нашего путешествия. Деревня нас удивила. Мы привыкли видеть в Черниговской губернии деревни с громоздящимися друг на друга хатами, как будто условившимися между собою вместе жить, вместе и умирать: коли загорится одна, сгорят все за компанию дотла. Что за беда? Лесу много кругом, есть из чего построить новые!..
Наша деревня была иного характера: с громадными пространствами для дворов и огородов, с выстроенными по плану, хотя и неказистыми, домами, с вытянутыми в линию улицами, раскинулась она на широкое пространство.
Дело в том, что, когда уже слух прошел об освобождении крестьян, князь, обладатель этой деревни, не веря в возможность осуществления этой реформы, приказал в одно прекрасное утро всем крестьянам выбраться с деревни, а деревню поджечь с четырех концов; на месте же этого пепелища в одно лето с помощью крепостных рук и пригнанных рабочих с других деревень воздвигнуто было новое селение по личному вкусу князя и по плану, сделанному нанятыми землемерами, благо лесом Господь не обидел и наследственные поместья не успели еще перейти в руки назойливых кредиторов.
Нетрудно найти приют для охотников. Любая изба, и… помещение готово. Мы остановились у бывшего княжеского приказчика, прогнанного князем за плутни; приказчик этот жил в селе почище других.
Решено было на другой день отправиться пораньше версты за две (свыше 2,13 километра. — Прим. редакции) в другое селение и попросить управляющего огромным участком леса, принадлежавшего нескольким владельцам, разрешения охотиться в его дачах; кроме того, просить о собаках и знающих лес проводниках.
В. Де-Сен-Лоран, 1879 г.
Этот рассказ был опубликован в нашей газете «Охотник и рыболов. Газета для души» в марте 2017 года.
