Охота в Черниговской губернии. Часть третья

На третий день решено было, во что бы то ни стало идти опять на охоту, и мы приказали лесникам тащить нас прямо в места, где водятся рыси и куницы. Лесники уверяли нас, что по этим местам мы не пролезем, но мы остались непоколебимы в нашем решении. Действительно, на другой день нас завели в страшные трущобы.

Охота в Черниговской губернии. Часть третья
Рысь. Рисунок подобран автором.

ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ РАССКАЗА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.

Рысь держится, как и куница (по крайней мере, в лесах Черниговской губернии), в местах, исключительно изобилующих валежником, буреломами и в страшных гущаках.

Поваленные бурей и от старости деревья, перекрещивались по всем направлениям. Трудно было положительно подвигаться вперед; некоторые же места за массой поваленного леса были буквально непроходимы.

Следов куниц и хорьков мы видели много. Правда, следы большей частью были старые, но все-таки это доказывало, что в этой местности звери эти водятся. По свежим попадавшимся нам следам не было, однако, никакой возможности добраться к ним за грудами валежника. Собаки куда-то запропастились и положительно не гнали. Козьих следов мы не видали ни одного, лисьих — очень мало.

За рысью!

— Но что вот это за след? Круглый, большой, точно кто в лапте прошел… — подзываю я лесника и спрашиваю.

— Это рысь и есть! Наманивайте собак скорей!

Я стал сзывать охотников и собак; но охотники меня не слыхали, а собаки не являлись. Пошел я по следу сам. Праведное небо! Куда только след этот не вел! То он идет по поваленному дереву, то виден скачок, и он идет уже под полусгнившей сосной, проходит под вывернутым пнем и ведет прямо в куст какой-то калины-не калины, ежевики-не ежевики, да только туда, куда и сам черт не пролезет!

Весь ободрался я, перелезая через пни, и мне надоела эта бесплодная работа. Вижу вдруг, явился мой Воронок и стал припадать сильно.

— А ну его! А ну его! Подыми, подыми!

И мой Ворон пошел голосом по тому самому следу, по которому я шел. Подвалил Трезор, и заварили гон!

Я бы сказал, что бежал за ними, но нет: я полз за ними то под деревьями, сваленными временем, то перескакивая через пни, то делая возможно удобнейшие обходы кругом. А собаки все жарче и жарче гонят! Наконец, я зашел в такое место, что хоть садись да и плачь!

Ног под собой не чувствую; спина ломит от усталости; губы, точно из старой резины сделанные, как-то глухо шлепают; орган обоняния вышел совсем из должного повиновения и беспрестанно напоминал мне о своем существовании; ноги, как деревянные (а собаки все гонят!), руки, что твои грабли; проклятая лисья венгерка, будто уксусом подбитая, перестала греть окончательно, а тут… ни кругом, ни около — ни души! Ни одного лица человеческого не только не видать, но и не слыхать! А собаки все гонят.

Спасение из леса

Стою на месте, как школьник перед экзаменатором. Гляжу назад: и следы-то свои вижу, да глазам своим не верю, что я проходил этим местом. Просто страх напал какой-то: ни назад, ни вперед! А тут и трубы не слыхать давно уже. Хоть бы трубили подлецы!

До солнечного заката оставалось не больше часа, так что, если б я пошел по своему старому следу обратно, никоим образом не мог бы домой дойти. Однако я решил следовать именно этим следом. Бросил и собак слушать, бросил и о рыси думать, которую собаки загнали, вероятно, на какое-либо кривое дерево, и зашагал, насколько возможно, скорее домой.

Не прошел я и версты (около километра. — Прим. редакции), как попался мне навстречу дурак-лесник, посланный товарищами меня отыскивать. Заложил он себе глотку короткой носогрейкой и, не желая кричать, как собака, сослеживал меня. Еле дыша от усталости и холода, вернулись мы домой.

Оказалось, что и лесник один, слыша гон, начал приближаться к собакам, но никоим образом не мог добраться, как ему показалось, до лая собак. Очевидно, рысь вскочила на дерево, и собаки лаяли на нее.

Трудности охоты

Рыси в Сосницких лесах водятся не повсеместно, также и куница. Они любят очень укромные и чрезвычайно глухие места. В той местности, где мы охотились, нам указали только на два места. Одно — это княжеский лес, где князем строжайше запрещено не только охотиться, но даже гулять или грибы брать летом, где не имеют права стрелять и лесники. Сам же князь не охотник и ружья не брал никогда в руки. Ни дичь, ни звери в этом большом лесу не распугиваются.

Другое место — это громадный мачтовый лес, принадлежащий нескольким владельцам; по своей густоте и непроходимости он не посещается даже и лесниками. Да и нет им в том надобности. Работ там никаких не производится, а красть никто не пойдет из такой местности, где не только нельзя вывезти украденного, но даже и пролезть туда самому. Для воровства есть много других, более удобных, мест.

За рысью же никто не охотится там. Местных, настоящих, охотников нет, мужички же — стрельцы — не охотятся, раз — потому, что это сопряжено для них с известной опасностью; а во-вторых, что и труд, и риск дурно оплачиваются. Я спросил хозяина нашего: что платят здесь за рысью кожу?

— Видите ли, цен настоящих здесь на все не имеется. На прошлой нашей ярмарке мужики штуки четыре вынесли. Просили сначала по 6 рублей, а потом отдавали за 2 рубля; но и то никто не давал. Это не то, что куница. За куницу, глядя по добротности шкурки, платят иногда 6 рублей, а зачастую доходит цена ей и до 12 рублей.

— Ну, а за зайца почем платится?

— Беляк — 8-10 копеек за шкурку, а русак (он у нас редок) зимой — 25 копеек.

— А белка как стоит у вас?

— Хорошая зимняя — 3 копейки. Редкий купец за хорошую дает 5 копеек.

— Ну а тушка убитой козы что стоит?

— Летом у нас не бьют коз. Не потому, чтобы мужик не хотел их бить, а потому, что невозможно ему подойти к ней. Везде валеж, с лошадью не подъедешь. Бывают у мужичков летом козы только как-нибудь случайно. Зимой — другое дело. На санках подъехать легко к ней, половина валежу покрыто глубоким снегом. На 30 шагов съедешь. Стоит, смотрит на тебя, только жевать перестанет. Любую выбирай из стада и стреляй. Лошади не боится. Зимой по два рубля за штуку платят.

Замыслы на следующий день

— Что, господа, не двинемся ли завтра в обратный путь? — прервал я словоохотливого хозяина. — Ведь морозы не унимаются, да и лесники все ходят пьяные по случаю начала Масляной, того и гляди кому-нибудь влепят заряд в затылок.

— Бог с Вами! Что Вы? Зачем домой ехать?!

— Ладно, господа, быть по-вашему! Останемся еще на день, но только чтобы это был последний день нашей неудачной охоты в здешних местах. Я вовсе не желаю упустить блинов дома. Согласны?

— Да нечего делать! Тут вы настаиваете, а там морозы давят — приходится соглашаться!

— Завтра будет полегче для нас охота. Управляющий ведь собрался доставить нас на лошадях до дегтярного своего завода, а там, возле самого завода, говорят, самый козлиный вод и есть.

— Прекрасно! Кстати, и завод осмотрим. Хоть практически изучим дегтярное производство! — сказал я.

— Уж не дегтярный ли завод думаете открыть в степи у себя?

— Нет, а всякое знание, говорят, не лишнее есть для человека.

— Правду говорят! Вот и я знаю, что сапоги свои вымажу завтра дегтем прекрасно.

— А не поесть ли, господа, солененьких рыжиков да не завалиться ли спать?

Конфуз на экскурсии

На другой день погода стояла солнечная, ясная, тихая, но до крайности морозная. Повез нас управляющий на завод свой.

— Позвольте осмотреть, пожалуйста, Ваш завод. Ведь у Вас, говорят, много усовершенствований по этой части?

— С удовольствием! — любезно отвечал управляющий, и мы отправились на завод.

— Вот, изволите ли видеть, — рассказывал он мне, — идет добрый деготь. Посмотрите, как он чист, какой великолепный темно-зеленый цвет. А вот, видите ли, это жирные кружки, плавающие в изобилии поверх дегтя? Это скипидар. Только, разумеется, не очищенный.

Я взглянул на рыштак (металлический желоб. — Прим. редакции) и, точно, заметил в изобилии плавающий скипидар. Мы подошли к месту, куда стекает из рыштака капля по капле, а иногда и целой струей чистый деготь. Это была широкая кадь в пол-аршина вышины (около 35 сантиметров. — Прим. редакции); стояла она на земле.

— А что, если бы нам сапоги вымазать дегтем?

— Это желание можно исполнить сейчас же, — любезно проговорил управляющий и тут же позвал человека. Начали мазать мне первому.

— Э! Да что тут долго церемониться! — сказал я. — Просто можно стать ногой в эту низенькую кадь — и делу конец.

Я принял ногу с края кади и довольно быстро опустил ее в деготь. Вдруг раздался мой крик, и я полетел в горячую жидкость по пояс. По счастью, стоял возле меня мой управляющий и сильной рукой выхватил меня за шиворот.

— Вот так хватили! — подсмеивались надо мной мои товарищи. — Вот что называется изучать на практике дегтярное производство! Ну, нам кажется, что это знание вам совершенно лишнее.

— Да, господа, я изучил! Советую и вам попробовать! — отгрызался я, улепетывая скорее в хату.

Дело вышло оттого, что пол-аршина кади было только над землей, а вся кадь вместимостью до 80 ведер (около 980 литров. — Прим. редакции) вкопана была в землю, и по мере наполнения ее к ней подкачивали бочки и наполняли их, выбирая деготь из кади особыми черпаками.

Полный, так сказать, горячего дегтя, сконфуженный, отправился я в избу выливать из сапог и выжимать из платья полезную, но в этом случае неприятную для меня жидкость.

Удача перед отъездом

Кое-как приведя в порядок, насколько это было можно, мои охотничий костюм, мы все-таки отправились не домой, а в лес. Но недолго мы ходили. Лесники были пьяны до безобразия, затеяли между собою ссору; к тому же мороз душил страшно: платье мое стало на мне колом, и мы с пустыми руками принуждены были вернуться домой. Отъезд наш на другой день был решен. Под вечер мы двинулись в обратный путь.

Солнце уже начинало совсем садиться, когда мы проехали верст пять и подъезжали к полю, ярко освещенному последними лучами заходящего солнца. Глядим: мчится к нам навстречу во все лопатки прематерый заяц. Мигом повыскакивали мы из саней и отсалютовали ему восемью зарядами. Пошел заяц!

Последний стрелял Зарудный. Бросились собаки на смычке за зайцем, и никакие крики наши не могли остановить их. Мы пришли в отчаяние. Неужели надобно будет лишиться таких добрых собак?

Становилось темно. Собаки могли запутаться где-нибудь за деревья и неминуемо погибнуть. Но не ночевать же было среди леса и не трубить же целую ночь?! Да еще вернулись ли бы они, будучи на смычках?

Однако, пока еще не совсем стемнело, мы бросились на поиски за ними в лес. Представьте же себе нашу радость, когда шагах в 50 мы нашли запутавшихся за куст собак и тут же лежащего, молодецки погибшего зайца.

— Ай да Зарудный! А интересно знать, на сколько шагов он стрелял?

Промерили шаги. Оказалось 90. Дома мы нашли две картечи: одну — в ляжке зайца, другую — в паху. Дробины не было ни одной. Кроме же Зарудного, картечью никто из нас не стрелял.

В. Де-Сен-Лоран, 1879 г.

Этот материал был опубликован в нашей газете «Охотник и рыболов. Газета для души» в апреле 2017 года.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий