Медленно, лениво, покачиваясь с боку на бок, опустив свой длинный клюв, летит, точно растрепанный, долгоносый красавец через узкий просвет густого ельника. Ловите на мушку живее, а то в мгновение скроется. Куропат же от вас не уйдет; он, хотя и отлетит недалеко после вашего выстрела по вальдшнепу, но если вы, переждав немного, хорошо поманите, то он будет в вашем ягдташе.
ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ МАТЕРИАЛА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Остается еще с четверть часа вечерней зори. Вы маните у самого края мха и, к удивлению вашему, громко табаркающий на лету куропат вдруг садится вблизи вас, против всякого своего обыкновения, на дерево, да не на ель или сосну, а на сухую безлистную березу. Да, случаются и такие казусы, хотя и очень редко.
Что заставило белого еще куроптя, даже и в сером летнем пере не решающегося сесть на дерево в виду летающих врагов его, рискнуть на подобную штуку, — не знаю; может быть уже чересчур мокрое болото, почти сплошь покрытое водой, хотя тут же и сухой борт.; может. быть просто каприз; а скорее всего это редкий случай, неблагоприятный для куроптя, но счастливый для вас. Значит, вам сегодня особенная удача.
Уже половина двенадцатого. В лесу все постепенно замолкает; изредка разве протрещит стоящий под густой елью куропат.
Нежданный визитер
Вы собираетесь закусить; на воздухе и при движении аппетит ваш, отсутствующий в городе, давно уже просит вас удовлетворить его требования; да и ночной, влажный и довольно-таки прохладный воздух требует, чтобы вы похоронили вашу вечернюю добычу. Вам немножко и холодно. Развернувши белую салфетку и белую бумагу, в которой завернута провизия, берете, что вам больше нравится, оставляете и содержащее, и остальное содержимое на земле. Тут же кладете и ружье, а сами прохаживаетесь взад и вперед по тропе, чтобы сделать зараз два дела, то есть закусить и согреться, не рассчитывая, конечно, что вам предстоит и третье.
От скуки вы поманили; неожиданно для вас раздается обычная песня очнувшегося от дремоты куроптя и оканчивается вопросом «кого вам» у самой белой салфетки, которую куропат, вероятно, принял за самку, и у ружья, которое теперь не в вашем владении. Комично ваше положение и из него победителем на сей раз вы не выйдете.
Утро, то есть четверть первого. Не успели вы придти в себя от выходки насмеявшегося над вами куроптя, как уже в разных сторонах «протабаркали» слегка подремавшие его товарищи, обыкновенно просыпающиеся ранее всех других остальных птиц, не дождавшись даже и вашего вызывающего «княвканья».
Прошла еще четверть часа, затоковали и косачи. Запоздавшие перелетные обитатели вод и болот, не перестававшие стремиться на север в получасовую лесную ночь, продолжают оглашать лес с поднебесной вышины своими тревожными звуками. Лес опять ожил, хотя и не все еще пернатое население его проснулось; остальные ждут восхода солнца.
В остающийся с небольшим час до восхода солнца вы убьете хоть одного куроптя или, по крайней мере, наговоритесь с ними вдоволь, если научились понимать их разговорные звуки, более разнообразные, чем у всякой другой пернатой дичи, если сами умеете и отвечать, и спрашивать на их языке. А, может быть, протянет через вас на счастье и вальдшнеп, которого вы и уложите, конечно, с большим удовольствием, чем несколько куроптей.
Показался крайчик солнца и куропти замолчали до вечерней зори; не слышно уже и «хорканья» долгоносого красавца. Лишь бекас с азартом продолжает свою звонкую трель да затрещали беспокойные дрозды, постоянно перелетающие с ветки на ветку и с дерева на дерево. Проснулись и наши жалкие певуны; раздается и повторяется эхом в первый раз барабанная дробь жолны, постукивающей по сухой ветке сухой сосны, предвещающая тихий и теплый день и, может быть, такую же опять и ночь.
А вам того и надо, так как косачи токуют у ваших шалашей в лучшую: слышно, что бормочет не один токовик, токуют и другие, «чувышкают» не с оттяжкой только, а и с перебором: «чу-фы-фы-фыш», значит, подскакивают, дерутся. Доходит, хотя и глухо, до вашего уха «кркр-круау» только что прилетевших и поместившихся на верхушках сосен, опоздавших на ток косачей или летевших на другой, но остановившихся в виду желанной ими уже начавшейся битвы и не решающихся еще сразу вступить в бой с незнакомыми врагами и на незнакомой арене.
Тихое стыдливое «коканье» самки вы, за дальностью расстояния, не слышите, но ее же, вызывающее на наслаждение оглохшего от драки самца, громкое «ка-га-у», с особенным повышением среднего слога, если и не доходит до вас в действительности, то вы его слышите вследствие галлюцинации охотничьего слуха.
Нужно непременно вернуться в лес
Эти звуки подзадоривают вас завтра же или, вернее сказать, сегодня же, исправивши днем ваши служебные дела и соснув коротким, но крепким сном дома, отправиться вечерком в ваши шалаши, до которых снова надо проехать верст десять (почти 10,7 км. — Прим. редакции), да пройти версты четыре (около 4,3 км. — Прим. редакции); но для вас, как страстного охотника, это, конечно, ничего не значит. Да, вы поедете наверно, так как слышите и бормотанье лягушек, выскакивающих, как дождевые пузыри на лужах, очень похожее в массе на бормотанье косача и предвещающее отличную погоду.
Вы вернулись в лес. Сидя в шалаше и ожидая прилета косачей, можете манить и куроптей; они тут же, на том же окруженном борами мху. Но подробнее о косачах как-нибудь в другой раз.
Кроме вчерашних лесных звуков, исключая «хорканье» вальдшнепа, который по открытому мху не тянет, до вас доходят с реки, до которой по прямому направлению от вас версты четыре, песни и крики с плывущих в город барок, выстрелы из деревянных пушек с них же, выстрелы из «ружей-пушек» промышленников, охотящихся за отставшими гусями, пыхтенье парохода и шум от его колес.
А из ближней деревни доносится до вас веселый смех деревенской молодежи, караулящей полотна, разостланные для беления на нерастаявших еще кое-где по северным скатам холмов клочках редкого весеннего снега.
В шалаш вы забрались пораньше, чтобы не испугать слетающихся косачей. Прилетел первым, конечно, токовик. Вслед за ним еще явилось несколько; но все они пока вне выстрела. Ружье вы просунули через одно из отверстий шалаша в ту сторону, куда, по вашему мнению, побегут косачи; между тем поманиваете и куроптей, которые уже начали справлять вечернюю зарю.
Летит к вам беловатый комочек и садится около выходного отверстия шалаша. Вы изредка и очень тихо поманиваете и, не имея возможности переменить направление ружья, ожидаете, что из этого выйдет. Куропат же, «пококивая», подходит к самому отверстию, смотрит с любопытством на неподвижную статую, которую вы из себя изображаете, и потом тихим шагом обходит шалаш и все-таки в конце концов делается мишенью для выстрела из направленного вами на косачей ружья.
Еще подлетает куропат, но вам уже не до него, так как косачи, привыкшие к звукам выстрелов, и день и ночь раздающихся на Двине, и не обратившие внимания на ваш выстрел по куроптю, в азарте подбегают к вам соблазнительно-близко.
Охотиться так и за куроптями, и за косачами вы можете, пока лиственный лес не опушится, значит, почти до конца мая. Опушился лес и в нем стало глухо: звук не слышен уже так далеко, как ранее, и вам, чтобы выманить куроптя, надо случайно быть от него недалеко.
Теперь кладите ваше ружье в ящик до первых чисел июля, когда молодые куропти вырастут в дупеля, если не хотите ездить за одними вальдшнепами, тяга которых у нас, происходит на таких широких местах, что иную ночь вам удастся только услышать его «хорканье», но не увидеть ни одного. А тяга эта продолжается, особенно около бесчисленных у нас озер, до Петрова дня, и если вы также охотник и до уженья рыбы на лесных озерах, то берите туда на всякий случай ружье для долгоногого.
Дюк, 1884 г.
