Громадное ежегодное уменьшение ловли в верхних промыслах заставило, наконец, обратить внимание на такое систематическое истребление богатств Каспийского моря. Железная забойка была уничтожена, а вместо нее сделана деревянная. И хотя все-таки существует серьезная преграда для рыб, но ее уже проходит значительно больше, так как забойка не так плотна и сделана гораздо ниже.
ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ РАССКАЗА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Заведующий промыслом говорил мне, что сравнительно с прежними годами лов чрезвычайно уменьшился, а этот год был в особенности для них плох. Однако при мне вечером было доставлено, с разных мест ловли, два больших баркаса, полных до краев судаками, три барки сомов и штук до двухсот осетров, лососей, севрюги, шипов и другой красной рыбы, не говоря о кутумах и хатамах (это местные названия рыб; попадаются очень крупные. — Прим. автора) и другой мелочи. Если такой лов бывает ежедневно, да они еще на него жалуются, то что было прежде?!
Прекрасно организованная работа
Чрезвычайно хорошо устроен и содержится самый промысел. На большом протяжении, вдоль берега, сделан помост с навесом; с помоста идут наклонные плоскости в воду. Барки подходят под помост к наклонным плоскостям и по ним длинными баграми втягивают рыбу наверх.
Здесь каждая красная рыба переходит с необыкновенною быстротою через несколько рук. Один разрезает живот, другой вынимает икру, третий надрезает балыки и тешки, четвертый вынимает рыбий клей и так далее и тому подобное.
Благодаря навыку рабочих и скользкому полу, операции производятся чрезвычайно быстро и искусно. У сомов отрубают головы и бросают тут же на берегу, где они поступают в распоряжение тысяч чаек, благодаря которым никакого запаха гнилой рыбы нет.
Дальше под навесами находятся громадные чаны, где рыбу и икру солят и приготовляют в всевозможных видах к отправке. Свежая икра на месте стоила 86 копеек за фунт. Немудрено, что, доходя до Петербурга, она стоит три рубля. Икра с Божьего промысла считается лучше всякой другой.
Отправляется рыбный товар на морских судах на Волгу. Суда, если не очень больших размеров, могут подходить к самому промыслу, хотя и с большими затруднениями и проволочками времени, так как бар и устье чрезвычайно мелки и иногда долго приходится дожидаться судам, чтобы морской ветер нагнал в реку достаточно воды.
Царство водоплавающей дичи
От Божьего промысла до Северо-Восточного банка около 12 верст (12,8 километра. — Прим. редакции). Банк же лежит почти у самого устья.
Кура при впадении разделяется на три больших рукава, остальные же так поросли камышом, что их не видно. Здесь настоящее утиное и гусиное царство. Местами вода сплошь покрыта утками всевозможных пород.
На берегах через каждые 100 и 200 саженей (около 200 и 400 метров. — Прим. редакции) пасутся громадные стада гусей, не говоря уже о других птицах, как то пеликанах, цаплях, чайках и других.
Когда я поехал на хорошей парусной шлюпке с пять матросами, ветер был с моря и несмотря на это, на лучшем проходе, называем Северо-Восточным, глубина была четыре фута (около 1,2 метра. — Прим. редакции). Другой проход севернее, — глубже, но очень узок и извилист, так что при ветре плавание по нему очень опасно.
Сделав нужные промеры и наблюдения, мы подняли парус и быстро без шуму понеслись вверх но течению. Ружье у меня было заряжено картечью. Как только мы подъезжали на выстрел к стаду гусей, лодку направляли к берегу, парус опускали и я делал два выстрела. Матрос выскакивал из лодки и бросался догонять раненых.
Таким образом, я настрелял штук до 20 гусей и массу уток. Много я их раздарил, а остальных повез с собою в Баку, куда должен был ехать из Сальян.
Вернувшись благополучно в Сальяны, меня сильно подмывало съездить в Ленкоранский уезд, где баснословная охота на бекасов, но нужно было потратить на это три или четыре дня, а у меня их не было.
Самые ужасные дни
Нанял я две сальянских арбы, одну для себя, другую для своего имеретинца, и отправился по самой пустынной и безлюдной местности, какую можно себе представить, в Баку. Сальянская арба — такой экипаж, который стоит краткого описания.
На двух громадных колесах помещен небольшой ящик, очень узкий, а в длину и вытянуться нельзя. Сверху натянута парусина; везет одна лошадь, на передней доске арбы сидит татарин. На ходу арба очень легка, но по своей высоте и узкости чрезвычайно легко опрокидывается, даже от сильного ветра, что вполне испытал мой Джорбенадзе, когда он вместе с арбой полетел от сильного порыва морского ветра.
Вся местность от Сальян до Баку представляет голую песчаную или солончаковую пустыню, покрытую кое-где мелкою колючкою, годною в пищу только для верблюдов. По дороге мне встретилось всего три караван-сарая, один из которых — Сангачалы, имеет двор и дом, где стоял казачий пост. Остальные караван-сараи представляют длинные сараи с двумя входами без ворот; крыша еле держится и сквозняк в них страшнейший.
В одном мне пришлось ночевать вместе с большим караваном верблюдов. Страшный холод при сильном ветре, вонь от костров кизяка и от провожатых надолго оставили неприятное воспоминание об этом ночлеге.
В этой открытой с трех сторон местности дуют почти постоянные невозможные ветры; погода все время переезда стояла отчаянная: то несет снежною метелью, то песчаною. Завязав бурку над головой и сидя в арбе, поджав ноги, я провел самые ужасные дни, какие мне только когда-либо приходилось переживать во время моих частых странствований.
Двойственные впечатления
Само название города Баку, что, как мне передавали, на местном наречии, значит «узел ветров», характеризует всю местность.
Вода во всей местности соленая, в некоторых колодцах сильно отдает нефтью или киром и даже в самом городе нужно сильно привыкнуть, чтобы пить чай.
Баку, как город, производит довольно приятное впечатление своими белыми, из известняка, каменными домами и красивой бухтой, но отсутствие зелени наводит уныние и скуку. Только и есть один небольшой городской сад и то очень тощий.
С севера и запада город окружен возвышенностями и если к нему подъезжать с этих сторон вечером, то зрелище очень красивое от массы огней на улицах. Благодаря дешевизне нефти, каждый лавочник, а их там громадное количество, зажигает свой мангал (жаровня для согревания) на улице.
В Баку мне пришлось пробыть больше месяца. Осмотрев нефтяные источники, побывав в Сураханах и покончив дела, я торопился вернуться в Тифлис. Благодаря ли случаю или щедрым наводкам, я проехал эти 525 верст (560 километров. — Прим. редакции) очень быстро, — ровно в двое суток.
Почтовая дорога становится красивой по окружающей местности верст за 100 (менее 107 километров. — Прим. редакции) до Шемахи. Подъем к ней и спуск очень круты, дальше же опять гладкая равнина, прерываемая сухими ложами горных потоков и оросительными канавами, да часто попадающимися деревнями с садами.
Однообразие равнины с левой стороны сильно изменяется, когда посмотришь направо, где начинают подыматься громады Кавказского хребта, вершины которого теряются в облаках или блестят ослепительно белыми снежными пиками под яркими лучами южного, хотя и зимнего солнца.
Г. Л., 1884 г.
