Рыбалка в грозовом прибое. Часть вторая

А между тем грозовой шквал все ближе. Дальний берег водохранилища затуманился — практически скрылся за стеной дождя. Молнии чертят небосвод все чаще. Гром раздается уже близко — гремит, трещит, словно рвет толстый кусок холстины. Времени в моем распоряжении остается все меньше.

Рыбалка в грозовом прибое. Часть вторая
С трофеем. Фото Александра Гавристова.

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО РАССКАЗА МОЖНО ПРОЧИТАТЬ, ЕСЛИ НАЖАТЬ НА ЭТУ ССЫЛКУ.

Но я бреду еле-еле, хлещу воду своим удилищем и подсекаю наугад. Скоро понимаю, что поплавок в моем случае только мешает и я поднимаю его к самому кончику удочки, в результате чего моя снасть приобрела логичную простоту и завершенность: теперь ловлю просто на тонущую мормышку. Пока дождь не накрыл меня, еще успеваю привязать более легкую приманку, чтобы замедлить ее падение в толще воды.

Процесс ловли выглядит так: заброс и пауза от пяти до десяти секунд. Затем подсечка вслепую и, если она оказалась холостой, очередной заброс. И рыба ловится! Не на каждом шагу — врать не буду, но ловится весело: в среднем раз в три заброса (реже в пять) какой-нибудь подлещик или плотвица оказываются на крючке. Кто-то из них сходит, но и без этого мой кукан быстро тяжелеет. Отец смирился — стоит уже совсем рядом на берегу и молча наблюдает за рыбацкой вакханалией, понимая, что не часто удильщику выпадает такой флэш-рояль…

Грозовой фронт накрыл все пространство воды. Противоположного берега не видно, — пропал, словно не было его. Большие волны с грязно-белыми шапками пены с шумом бьют рядом со мной, гнут, ломают тростники. Я сам шатаюсь в такт этим ударам. Чтобы устоять на ногах, пытаюсь, как на море, бедром поймать набегающий водяной вал. Сверху вспышки и тут же грохот над ухом: молнии и громы. А в центре этой вакханалии стою я.

Сейчас, когда пишу эти строки, думаю, как же мне повезло, что тогда еще и в помине не было никаких карбоновых и прочих пластиковых удилищ — только бамбук или орешник. Иначе я не знаю, чем бы закончилась эта рыбалка, будь у меня в руке современный сверхлегкий карбоновый хлыст, который с таким удовольствием проводит электрический ток! Могло бы кончится очень плохо…

Но тогда я упрямо держался на ногах, стоя о пояс в воде, и хлестал вокруг себя трехколенным бамбуковым удилищем — хоть и тяжелым, но зато совершенно безопасным в грозу! В голове только тикает: «Раз, два, три четыре, пять… Подсечка!». Новый заброс: «Раз, два, три, четыре, пя-я-ятьььь…» Подсечка! Есть!!! Короткая борьба, кукан… И снова заброс в коричневую прибойную взбесившуюся волну, покрытую клочьями грязной пены. Отец уже совсем сдался — принес зонт, накрылся, присел и просто наблюдает за всем происходящим. Я мысленно благодарю его за понимание и терпение.

Финальный заброс

«Ну, вот и все!» — проносится в моей голове мысль, когда вижу, что вода в заливе враз посерела, потеряла свой блеск и затуманилась. Секунда, другая — и стена дождя обрушивается на меня. Отец, исчерпав лимит своего терпения и понимания, вернулся в машине. Он сигналит мне из-за салона в отчаянной попытке вытащить сына из этого безумия.

«Все! — говорю я себе. — Хватит! Последний заброс и завязываю!». Мормышка в воде, я считаю в этот раз до двадцати, позволяя соблазнительной мормышке подольше поболтаться в бурлящей воде и подсознательно стремясь хоть на чуть-чуть продлить этот рыболовный экстаз. Прибойные волны хлещут, доставая мне уже до груди. Ливень стеной обрушивается сверху, заливая очки. Молнии освещают полуденные сумерки, гром бьет по ушам. Внизу, под водой подлещики на кукане бьют меня по ногам, словно говоря: «Беги, глупец!.. Хватит уже!».

«Двадцать…» — обреченно заканчиваю я мысленный отсчет и подсекаю… И вдруг понимаю, что на том конце лески совсем не подлещик, а что-то гораздо весомее! И ним придется побороться уже всерьез! Сердце, и так не спокойное, стучит уже где-то на уровне горла. Я периодически его сглатываю, пытаясь вернуть самую важную мышцу организма на привычное анатомическое место. Но сердце застряло и не слушается… Только бухает в самые виски!

Сверху — ослепительная вспышка! Сразу после — треск и грохот! За залитыми струями дождя очками я практически ничего не вижу! Все чувства ушли в руки, держащие удилище. Оно гнется, отдаваясь в руку мягкими ударами. Леска звенит, аж сквозь ветер слышно!

Отец, потерявший всяческое терпение, снова вышел из машины, но так и застыл с поднятой кверху рукой. Он сразу все понял и теперь просто стоял под ливнем, забыв про зонт, и смотрел на эту завораживающую картину, где я — центральная фигура композиции — стоял, изогнувшись, посреди разбушевавшихся вокруг стихий, и держал в напряженных руках согнутое удилище, продолжая тянуть к себе какого-то великана, еще не видимого среди мутных волн.

Мои чувства в эту минуту сложно было описать — какая-то сложная смесь радости и страха. Последнего, думаю, даже было больше — не дай Бог, вот сейчас, прямо в эту секунду, удочка выпрямится, отыграв назад, а я отшатнусь, почувствовав на том конце лески противную тошнотворную легкость… Нет! Только не это! Нет!..

Но, все идет, тьфу-тьфу, гладко… И скоро широкий бок настоящего леща, а не какого-то там подлещика, показался между гребней волн. Сквозь залитые змеящимися струйками воды очки я завороженно смотрел, как он медленно скользил навстречу моей жадно протянутой к нему трясущейся руке. Хотя куда там?! Я его одной рукой не возьму!..

Что делать? Решение пришло быстро. Я выдернул из пояса штанов футболку и, присев в воде, аккуратно принял утомленного великана к себе в широкий подол. Прижал к груди и тут же, не разбирая дороги, не вытаскивая крючок, метнулся на берег через тростник, прочь из воды, желая одного — только бы не выпустить из рук бьющегося леща!

Запомнившаяся навсегда картина

Так я предстал перед глазами отца: мокрый с головы до ног, в тине и болотной жиже. У ног болталась связка подлещиков, а в одной руке была удочка, а другой — пытался прижимать к груди что-то толстое, непослушное, брыкающееся… Кто именно прятался за тканью футболки, пока не было видно.

Только убедившись, что вода далеко, я отпускаю руку. Ткань опадает, словно кулисы в театре, и на сцену, то есть — на траву, со стуком падает бронзовый лещ весом в верных два килограмма. Наверно, именно таких красавцев и ждали те рыбаки, что так были похожи на грустных антарктических пингвинов, сидевших в лодках далеко от берега над самой верной ямкой. А оно вон как нынче оказалось! Гроза пришла и выгнала лещей с привычной глубины на самое мелководье под береговую кромку длинного залива, заросшего тростником и рогозом…

Взгляд отца в этот момент я запомнил на всю жизнь! Да и весь тот момент отложился в памяти. В глазах папы читалось все: и восторг, и удивление, и радость за меня!

Рыбалка в грозовом прибое. Часть вторая
Удачная поездка на рыбалку. Фото Александра Гавристова.

Ах, какая же это была картина! Мы стояли друг напротив друга, поливаемые ливнем, с короной молний над головами в сопровождении громовых барабанов. А между нами плясал на мокрой траве красавец лещ. Почему-то вспомнились рассказы Джека Лондона про Смока Белью и Малыша и фраза оттуда: «Мясо! Мы едим его сырым!». Волшебная картина! Пятьдесят лет прошло, а помню, я повторяюсь, как сейчас!

Отчаянная попытка вырваться

Но пора было уезжать — ливень разыгрался нешуточный! Полевая дорога раскисала на глазах.

— Давай, давай! — крикнул отец. — Грузись поскорее, а то не выберемся…

Удочка брошена в багажник, туда же отправилась связка рыбы и сам «Его Величество Лещ». Я, как был, мокрый и грязный (ничего, потом отмоем!) плюхаюсь на сиденье. С меня льет на пол, как из ведра. Я пытаюсь нащупать вокруг себя хоть какой-то кусочек сухой тряпки, чтобы протереть очки и вновь обрести зрение. Но все бесполезно, ничего подходящего отыскать не удается. Тогда я просто бросаю очки на панель «торпеды» и, щурясь, пытаюсь рассмотреть то, что происходит снаружи.

Отец постоянно трет рукой запотевшее лобовое стекло. Мы трогаемся в обратный путь. Ливень льет стеной, низинки полей на глазах наливаются влагой. Шквалистый ветер гнет деревья, швыряя листья и мелкие ветки на лобовое стекло машины, забивая быстро работающие «дворники». Отец газует, боясь засесть, и нашу «Волгу» заносит на поворотах. Руль резко бросается в обратку…

Тяжелая машина воет, разбрасывая жидкую грязь из-под колес, выравнивается, рвет траву, но все же с натугой, но движется под этим водяным шквалом. Главное двигаться, главное не остановиться, а то сядем!

Последний поворот… Здесь повыше и дорога под колесами держит вернее – кажется, проехали!.. Выбрались из поймы! Из-за того, что дорога все время тянула вверх, указатель температуры мотора уверенно пересек 100-градусную отметку, и из-под капота бьет струя пара! Плевать — осталось совсем чуть-чуть! Уже близко! Вот и шоссе! Боже всемогущий! Дай всего самого лучшего тем людям, кои догадались отсыпать съезд с насыпи чистым песком — по глине мы не за что не выехали бы!

Фу-у-у-уу!.. Снова твердое полотно дороги под колесами… Вырвались! Вот теперь точно — вырвались!.. Мы медленно съезжаем на обочину, чтобы дать остыть двигателю. Понемногу и сами успокаиваемся. Тишина стоит в салоне… Мы смотрим друг на друга, качаем головами и улыбаемся. Мокрые, грязные с головы до самых пяток. Хотя последнее больше относится ко мне.

Нет ничего лучше!

По окнам и по крыше хлещет ливень, хотя ветер уже стих и немного посветлело. Первый, самый сильный шквал, что всегда рвется с воем из-под наступающих грозовых облаков, умчался вперед атаковать Москву. Там он, чувствую, разгуляется от души по улицам и переулкам…

Отец тянет руку назад и, словно волшебник, достает из-под сиденья литровый термос. Оказывается, костерок разводился не напрасно. В термосе горячий кофе! Как же вовремя! Не было в этот момент для меня ничего более желанного! Я принимаю из его рук стаканчик, делаю осторожный глоток и блаженный долгий выдох вырывается из моей груди… Вот оно — счастье!

В дополнении к общей картине из багажника доносится: «Бух! Бух!.. Трр-рр-р-рр». То прыгает лещик в компании мелких собратьев… Опять глоток… Блаженное тепло начинает разливаться по всему озябшему организму…

Я, скорее из вежливости, чем из любопытства, спрашиваю отца о его сегодняшних успехах, но он только машет рукой, заставляя меня замолчать:

— Ерунда! Вот у тебя сегодня — да-а-ааа! Я просто залюбовался. — Задумчиво говорит он. — Слушай, а что это было?!

Я, окрыленный искренним вниманием, начинаю, торопясь, в самых тонких деталях и мельчайших подробностях излагать ему весь мой сегодняшний день, — от утренней плотвички и до финального леща. Рассказываю долго, возбужденно, гримасничая, пытаясь точнее передать свои переживания. Отец внимательно слушает, не перебивает, и только пьет кофе.

Неспешное возвращение

Скоро мы допили свой кофе и мой рассказ подошел к концу. Термос убран, двигатель остыл, гроза ушла, и можно спокойно трогаться в обратный путь. Впереди опять Можайск, потом Минка и поворот на Москву. Но сегодня мы не будем торопиться, ибо спешить нам уже некуда. Все уже состоялось! На сегодня наша рыбалка закончилась.

Остались только волшебные воспоминания о ней, которые надо еще осмыслить, разложить по полочкам и отправить в закрома нашего с отцом рыбацкого опыта. Мы будем ехать к дому долго, утомленные и погруженные каждый в свои мысли. Только все более редкий стук, доносящийся из багажника, вновь заставляет нас взглянуть друг на друга. Мы улыбаемся и дружно тянем синхронно:

— Ле-е-е-е-еееещ!!!

Рыбалка в грозовом прибое. Часть вторая
Рыболовный трофей. Фото Александра Гавристова.

Вот и Москва. Перепачканная машина возвращена в гараж, мы снова идем по улице — теперь уже вверх по ней, к дому. Эха от наших шагов уже не слышно: столица давным-давно проснулась и глушит звук шагов всякими городскими звуками. Среди этой какофонии мы с отцом идем, как инопланетяне, отрешенные, пытаясь сохранить в себе все те впечатления, что получили на берегу снова далекого от нас Можайского водохранилища.

Уже при входе в подъезд на ум мне пришла ехидная мысль: «Как жаль, что у нас легковушка, а не трактор! Тогда можно было бы еще половить… Ведь, кто знает, сколько этих лещей-великанов загнала гроза и прибойная волна на кормежку к тростниковым отмелям?». Покрутилась эта мысль, покуражилась… и пропала восвояси. В лифт с нами не зашла…

P.S. На следующее утро за завтраком мама сказала, что в эту ночь я спал беспокойно — ворочался, дергал руками и что-то говорил сквозь сон. Что именно, она не разобрала. Я улыбнулся и ответил, что, наверное, знаю, чего там бормотал. Наверняка продолжал считать: «Раз, два, три, четыре, пять… Подсечка! Раз, два, три, четыре, пять…».

Александр Гавристов, Смоленская область. Фото автора

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий