Наступило время самой промозглой погоды. С прохудившегося неба почти ежедневно лили холодные дожди, зачастую пополам со снежной крупой. По утрам лужи подергивались пленкой льда. Шквалами налетал северный ветер, и тогда на Ундозере начинали гулять огромные волны, почти как на море во время шторма. И не дай Бог рыбакам оказаться в это время на воде. Стихия не пощадит никого!..
Не было еще такого года, чтобы озеро не взяло страшного оброка, которым обложило пришлый рыбацкий люд и жителей местных деревушек, приютившихся на берегах водоема. А случалось, не ограничивалось единственной жертвой, брало и значительно больше…
…Михаил Карачаевский уныло смотрел на дождевые капли, ползущие по стеклу, на размытый пейзаж за окном, едва просматривающийся сквозь эти потеки, и мысленно ругал себя, что не съездил вовремя на Ундозеро, не снял орудия лова. А теперь вот испортилась погода.
Ехать все равно придется: снасти жалко, нельзя их бросать. Во-первых, вред природе, а, во-вторых, могут беду принести: намотаются обрывки какому-нибудь рыбаку на лодочный винт и… хорошо, если без последствий, а вдруг это случится в непогоду?.. Может к трагедии привести.
Странная дружба
Михаил вздохнул и решил, что послезавтра, придя с ночной смены, обязательно съездит на озеро и снимет снасти, да и Ерофея заодно навестит, продуктов ему подбросит. Заждался, поди, мужик, вторую неделю один живет в рыбацкой избе.
Погода в тот день, как и накануне, была пасмурной, но без дождя и ветра. Карачаевский выехал на Скарлахту грузовым тепловозом и до пятьдесят первого километра добрался к обеду. Лодка с мотором оказалась на месте — в камышах в укромной бухточке. Об этом схроне ведали только Михаил и Ерофей. Отталкиваясь шестом, Карачаевский выплыл на чистую воду, завел движок.
Товарищ, заслышав комариный звон знакомого движка, вышел на крыльцо. Он всегда встречал напарника на берегу у спуска к воде, будто интуитивно чувствовал, в какой день и в какое время приплывет Михаил к рыбацкой избе.
Ерофей — инвалид, у него нет ног ниже колен. Ходит, опираясь на костыль и трость. Протезы заводские (делали по заказу), уже десятки раз ремонтированные, скрипят безбожно, но пока служат. Ноги потерял по пьяни: работая сцепщиком, попал под маневрирующий состав.
На почве увлечения Ерофея спиртным распалась и семья. Жена хотела «сбагрить» благоверного в специальный приют, но супруг заартачился и пошел бродить по свету. Год назад объявился в Североонежске и вскоре кто-то из рыбаков, взяв с собой, привез его на стан на Ундозеро. Просторная изба Ерофею понравилась, и он остался тут на все лето.
Народу здесь постоянно толкается много, своими излишками продуктов рыбаки всегда делились с инвалидом. Почти ежедневно перепадала и небольшая порция «огненной воды». А чего еще мужику, привыкшему перебиваться малым, нужно? Вполне сносная жизнь.
Пришла зима, перебрался Ерофей в деревню Скарлахту, стал помогать скотникам на местных фермах. Там и жил в подсобке. Кормежка была даже получше: молоко, сливки, сметана, овощи. А на хлеб и остатков пенсии хватало, за которой в конце каждого месяца ездил на почту в Североонежск. Здесь же, как говорится, «не отходя от кассы», и тратил все деньги: любителей выпить на халяву всегда и везде хватает.
А наступило лето — вернулся Ерофей в рыбацкую избу, расположенную недалеко от гряды островов. Их местные жители называют «Гольцами». По сути, остров был один, каменистый, густо заросший сосняком. А посередине имелась какая-то странная большая воронка, похожая на кратер давно потухшего вулкана. И что удивительно, в ней не собиралось ни капли воды, хотя глубина была ниже уровня озерной поверхности.
Рядом с островом располагались еще несколько крохотных пятачков. Все они были связаны между собой подводной скалистой грядой, которая в непогоду кипит пенистыми бурунами.
Кстати, меня, впервые посетившего Гольцы, поразило не наличие кратера и даже не отсутствие в нем воды, а громадное количество бутылок из-под водки и вина, заполнивших дно воронки метра на полтора!
Я представил, сколько рыбаков побывало на этом острове и как много они выпили спиртного. Нарисованная воображением картина потрясала! Боже мой! Это за какое же время накопилось здесь столько стеклотары?! А сколько ее разбросано по всем берегам огромного озера?!
Может быть, нашелся какой-то чудак, который собрал все пустые бутылки по острову и стаскал в эту воронку? Зачем? С какой целью? Скорее всего, наглядно показать, ткнуть нас носом, как мы неразумно гробим свое здоровье и также бездумно гробим природу. Но вернемся к нашей истории…
Карачаевский, как и все приезжающие рыбаки, время от времени подкармливал поселившегося в избе нового жильца. Постепенно Михаил и Ерофей сблизились, стали общаться, а в последствии вместе плавали ставить и проверять снасти. Отсутствие ног не мешало инвалиду управлять лодкой, причем достаточно умело. У него были сильные руки, он мог махать веслами по два-три часа без передыху. И это было удивительно при активном увлечении мужчины спиртным.
Так два рыбака стали постоянными напарниками. В отсутствие товарища Ерофей проверял орудия лова, менял наживку на переметах, солил пойманную рыбу, а часть коптил. Когда же Карачаевский приезжал на озеро, то начиналась совместная работу. Нужно было переставлять снасти, сушить их и ремонтировать. А между делом делились скупыми новостями.
Михаила и Ерофея даже можно было бы назвать приятелями, хотя такая дружба казалась странной. С одной стороны, всем известный в поселке, да и в целом районе машинист тепловоза Карачаевский. А с другой — бывший бродяга и инвалид, волей судьбы оказавшийся на обочине жизни. Что их связывало, какие интересы? Трудно сказать… Да никто особо и не стремился это выяснить…
Наперекор непогоде
Михаил подтянул «казанку» повыше на отмель, закинул за спину рюкзак и поднялся на крутой берег, где, навалившись на костыль, ждал Ерофей.
— Привет!
— Здорово!
— Давно ждешь?
— Услышал твой движок еще за поворотом и вышел. Ну, пошли в избу! Я уху сварил.
— Давай!
Сдержанность при встрече была только внешней. Напарников выдавали глаза, в которых проскакивали искорки радости лицезреть друг друга.
— Ты долго не приезжал. Что-то случилось? – поинтересовался Ерофей, наливая уху в эмалированные и не первой свежести миски.
— Ночной график работы и жена болела. Думаю, что пришла пора снасти снимать. Ты поедешь со мной?
— До темноты не управимся?
— Рвать гужи не будем. Сегодня одну часть орудий лова снимем, завтра с утра — переметы.
Разлили из фляжки по кружкам под уху. Михаил с собой помногу не привозил, не любил сам на рыбалке злоупотреблять и Ерофея не баловал.
Пообедали и засобирались в дорогу. Выйдя на крыльцо, приостановились, несколько пораженные сменой погоды: моросил дождь и порывами налетал ветер, не сильный, но ощутимо жгучий. На озере гуляли легкие барашки волн.
— Ты смотри, как погода скурвилась! — кивнул Ерофей в сторону водоема.
— Действительно, испортилась, — с досадой поддакнул Михаил. — Но откладывать поездку не буду. Если не хочешь — оставайся, поеду один.
— Ты меня не понял. Я сказал про погоду не в смысле отложить поездку, а по поводу ее резкой смены. Готов тебе помочь.
— Ну, и ладненько. Кстати, на какой пойдем? На деревяшке? Или может на «казанке»?
— На деревянной лучше, — предложил Ерофей. — Она более управляема и надежнее, не то что дюралька. Та в случае чего, кувырк и… на дно…
— Не каркай! Прямо как ворона! Вот раскаркался… — с оттенком злости и настороженности бросил Михаил и, спохватившись, спросил. — Черт! Совсем забыл. Ты фонарь, на всякий пожарный, взял?
— Ты уже второй раз спрашиваешь. Конечно, взял! — заверил Ерофей.
Снастей было расставлено немного, но на значительном расстоянии друг от друга, по заливчикам, вдоль камышей и зарослей травы. Провозились напарники до вечера.
Особенно долго искали пару орудий лова в дальнем заливе, представляющем собой своеобразный мешок с узкой горловиной входа. Рыбаки потеряли ориентир, где ставили снасти. Пришлось раз пять забрасывать «кошку», пока не зацепили притопленный шнур.
Между тем сгущались сумерки. Михаил с Ерофеем покидали залив почти в темноте. А на озере уже шла крупная волна. Ветер со свистом рвал с гребней пену и водяную пыль.
Разгул стихии
На выходе из горловины лодку встретил накат волн, которые стремительно подхватили легкое суденышко. Они швыряли его из стороны в сторону и вверх и вниз, принуждая плясать в своем бешеном хороводе. Опасно раскачиваясь при боковых ударах бегущих валов, лодка пару раз хорошо зачерпнула бортами воду и заметно осела. «Вихрь» захлебывался от натуги, с трудом толкал перегруженную посудину вперед.
— Держи по ходу волны, — крикнул Михаил Ерофею, сидевшему на корме у мотора, — будем наискосок выходить к острову. И перебрось к моим ногам ковш, воды набралось порядком, надо вычерпать!
Чтобы подбодрить напарника, Карачаевский почти весело хохотнул:
— Что страшновато? Под ложечкой, небось, заныло? Ничего! Все нормально! И не такие шторма видали! Ничего! Волны покруче были и хаживали!
Михаил интуитивно вспомнил службу на флоте на Тихом океане, ревущую морскую стихию во время шторма, свой пограничный катер, ныряющий среди громадных, высотой с пятиэтажный дом, волн, и в который раз повторил, перекрывая шум стихии:
— Ничего! Самое главное, Ерофей, не дрейфь и не суетись! Вон и остров зачернел. В его затишье зайдем, легче будет, там волна поменьше. А дальше и до нашей хаты — рукой подать. Наискосок метров триста. Ну чуть побольше…
Напарник молчал. Сцепив зубы, он изо всех сил старался удержать нос лодки по ходу волн, а они вал за валом катили как раз в сторону острова, который черной массой медленно вырастал среди беснующейся круговерти. А с движком творилось что-то странное: он начал катастрофически греться и несколько раз чихнул, чуть не заглохнув.
Ерофей, не отпуская газ, нагнулся, приподнял бачок с бензином и встряхнул. Судя по весу, горючего оставалось еще много — более трети от полного объема. Значит, дело не в нехватке топлива. «Может проблема с бензонасосом? — мелькнула мысль. — Или что-то еще вышло из строя?».
До острова оставалось не более ста метров. Волны здесь действительно были меньше и качали лодку заметно слабее, чем на открытом месте, но все равно бросало изрядно. Мотор вновь забарахлил, издал звуки вроде «чих-пых»… и заглох.
— Твою дивизию! — воскликнул Ерофей, аж привскочив на месте.
— Что случилось? — крикнул Михаил.
— А черт его знает, — выругался напарник, хватаясь за заводной шнур. — По-моему, что-то с подачей топлива…
Ерофей стал остервенело раз за разом дергать шнур, пытаясь запустить мотор. Все усилия оказались бесполезны — движок не заводился. Лодку швыряло из стороны в сторону, она потеряла управление.
— Давай меняться местами! — крикнул Михаил и, хватаясь за борта, на корточках придвинулся к напарнику. — Садись на весла, а я попробую разобраться, что там с мотором…
Владимир Неунывахин, пос. Североонежск, г. Новокузнецк, 1988–2006 годы
