Пятый загон брали у крутого увала, заросшего густым сосняком. Стрелки разместились у пади, утопающей в чаще черемуховых кустов и таволожника.
ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО РАССКАЗА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Усталый и разочарованный, брел я по глубокому снегу к восьмому номеру. Дорога показалась мне бесконечной, и когда разводящий показал мне мой номер под высокой старой сосной, то я свалился, как сноп, на оголенный корень дерева.
Отдохнувши немного, я приподнялся, оперся на ствол сосны и стал безнадежно глядеть впереди себя.
Начался гон. Я насторожился, взял в руки ружье и замер в ожидательной позе. Крики гона, то замирая, то усиливаясь, все приближались и приближались.
Взор мой блуждал по небольшим полянкам, сверкавшим белыми пятнами на фоне темной чащи. Случайно взглянувши на одну из полянок у ближайшего ко мне края пади, я увидел грациозную голову козла, увенчанную рогами. Оттененная ветвями чащи, она показалась хорошо сделанным терракотовым медальоном, который мне не раз приходилось видеть в охотничьих кабинетах.
Козел несколько минут стоял, как изваяние, представляя собой олицетворение грации и слуха. Я залюбовался очаровательной картинкой.
Прошло минуты три, четыре… Козел тихо вышел из пади и мелкой припрыжкой направился параллельно ее краю, мимо меня.
Я вскинул ружье, выцелил по месту и нажал гашетку. Раздался резкий отрывистый выстрел, и козел мой повалился на снег, судорожно дрыгая ногами.
Как очутился я около козла — не помню. Меня хотели вымазать козлиной печенкой, но почему-то не сделали этого. Опытные загонщики в один миг выпотрошили мой трофей, и мы поехали дальше. Сделали еще загон, но коз в нем не оказалось.
На другой день мы торопились к пассажирскому поезду и до 12 часов дня успели сделать всего три загона. Во втором загоне я видел двух коз, но они на стрелков не вышли. В третьем загоне стреляли по двум козам, из которых одна была убита разводящим.
Так кончилась наша охота около станции «Головинской».
Охота в Хуруе
После охоты в окрестностях станции «Головинской» прошел уже месяц, а мне никак не удалось раскачать местных немвродов устроить облаву на коз.
Сижу как-то я в конце ноября в своей коморке. Наступили ранние зимние сумерки. На душе тоскливо: сегодня утром я сделал последнюю попытку атаковать наших равнодушных немвродов, но получил окончательный афронт. По этой же причине к вечеру я безнадежно повесил свой нос.
Несмотря на темноту, лампу я не зажигал — делать ничего не хотелось. Вдруг слышу, что кто-то спрашивает моего личарду: дома ли я? Я сразу инстинктивно догадался, что, наверное, это охотник. Вылетаю в прихожую.
— Вы военный доктор? — спрашивает меня высокий субъект в дохе. — Не желаете ли ехать с нами на коз?
Я, разумеется, с радостью согласился и через час уже был в квартире субъекта в дохе, который оказался помощником акцизного надзирателя. Пока мы занимались чаепитием, подъехали еще два охотника: местный участковый врач С. и торговец Г.
Скоро мы на двух парах катили к инженеру К., заядлому охотнику и руководителю предстоящей облавы. К. уже нас поджидал. Он захватил с собою штейгера, и вот мы вшестером отправились в Хуруй. Погода стояла довольно теплая, но дул низовой ветер и буранило.
Скоро мы сбились с дороги и тащились шагом целиком. Дорога показалась мне необыкновенно длинной, и я несказанно обрадовался, когда мы въехали в деревню Хуруй. В Хуруе мы поместились в тесной и грязной избе. Доктор С. и торговец Г. принялись за казенку, а остальные за чай.
Утром чуть свет мы уже были на ногах и ждали прибытия загонщиков и саней. Пришлось ожидать долго. Уже рассвело, когда мы тронулись в путь. Утро было ясное, и морозило порядочно. Резкий ветер хватал за нос и щеки.
Мне достались узкие, коротенькие санки на высоких копыльях, так что пришлось сидеть, как на лопате. К довершению беды попалась горячая лошаденка. Чуть ли не на каждом повороте я слетал со своей «лопаты» в одну сторону, ружье мое — в другую. Приходилось по нескольку саженей тащиться на вожжах, стягивать лошадь назад и свободной рукой подбирать ружье.
Не буду описывать первых двух загонов: первый оказался пустым, во втором Г., вооруженный «дробометом» Браунинга, запутался в механизме и не успел дать выстрела по табунку коз в семь штук. А козы тихим аллюром вышли к нему на штык и, напуганные не в меру стрелявшим соседом, ушли вбок из загона.
Зато третий загон останется в моей памяти до гроба. Такую картину вряд ли еще придется увидать!
Стрелки были расставлены в верхней трети крутого увала, поросшего крупным редким сосняком. Впрочем, первый и второй номера стояли внизу у самой пади. У меня был четвертый номер.
Удивительное зрелище
Перед глазами открывалась такая картина: внизу передо мной была падь, поросшая редкими кустами черемухи. За падью возвышался плоский, совершенно голый увал, представлявший собой площадь около 300 квадратных саженей (1365 квадратных метров. — Прим. редакции) в поперечнике. Вдали на гребне увала возвышался редкий молодой сосняк.
Загонщики начали гон далеко за гребнем увала. Около часу продолжался гон, но коз не показывалось. Вдруг вижу: с гребня увала к пади полным карьером летят семь коз. Грациозные животные буквально летели, так как во время бега ноги их положительно не касаются земли.
Спустившись мгновенно к пади, они разделились на два табунка: один (в четыре штуки) круто повернул направо параллельно пади, другой (в три штуки) — налево. Правый табунок напоролся на первый и второй номера, где поднялась канонада, а левый продефилировал перед левыми крайними номерами, где тоже затрещали выстрелы.
Мы, стоявшие в центре, были только благородными зрителями, так как козы прошли от нас вне выстрела. Мне было видно, как второй номер свалил одного козла.
Не успел я опомниться от этой ошеломляющей картины, как с гребня гор напротив меня стали спускаться еще четыре козы. В половине увала они приостановились, и передовой козел стал нетерпеливо рыть перед собой копытом снег.
Сердце у меня застыло: уж эти от меня не уйдут! Но прошло несколько секунд, и картина совершенно изменилась. Козы под тупым углом побочили вправо и вылетели на те же первые номера, где опять зачастили выстрелы.
Окончился гон. Направляюсь к счастливым первым номерам. По дороге созерцаю комическую сцену. Инженер К. подходит к лежащей козе, но она вскакивает и мчится через падь на увал, подгоняемая безвредными выстрелами нескольких охотников.
Когда я подошел к месту канонады, то увидел двух убитых коз. Одну убил К., другую — доктор С. Но с обоими охотниками случились казусы: К. переломил ложу, добивая свою козу, а доктор С. сломал экстрактор у своего новенького ружья.
Он, видите ли, засадил в свое ружье чужие медные гильзы. Когда козы сыпались на него как из рога изобилия, он патроны разрядил в коз, но вынуть гильзы никак не мог и на глазах коз корчился в муках, стараясь всячески достать застрявшие гильзы; дело кончилось сокрушением экстрактора, а гильзы так и остались в ружье.
Он уверял вместе с загонщиками, что по увалу справа лесистой гривой вышло еще девять коз. Таким образом, в этом знаменитом загоне было 20 коз. Левый фланг, как вскоре обнаружилось, сделал несколько постыдных пуделей (промахов. — Прим. редакции).
Прогнавши еще два загона, мы решили окончить нашу охоту. Итак, все три наши охоты были по своим результатам плачевны.
В начале декабря крестьяне деревень Хуруя и Куйты привезли известия, что около их деревень появилось много ходовой козы, спустившейся с гор. Но как я ни старался, облавы устроить не удалось: больно уж хладнокровны наши местные немвроды!
А ведь год от году количество козы быстро убывает. Во-первых, леса в окрестности железной дороги нещадно истребляются, а во-вторых, и это самое главное, каждую весну крестьяне избивают коз по насту прямо-таки массами…
И. Евфратов, Иркутская область, 1905 год
Этот рассказ был опубликован в октябрьском номере нашей газеты «Охотник и рыболов Сибири» в 2008 году.
