Если случается оленям убегать по глубокому снегу, испугавшись кого-нибудь, то и тут они выказывают глубокое для зверей соображение — бегут все след в след; пробежав таким образом некоторое расстояние, передний, вдруг поджав под себя ноги, приседает на скаку и остается в этом положении неподвижно, не вставая со снегу до тех пор, пока следующие за ним не перепрыгнут через него все до одного; за последним присевший мгновенно вскакивает и продолжает скакать за товарищами.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — В № 9 (124) И № 10 (125).
Таким образом они все чередуются в прокладывании дороги, зная, что передовому несравненно труднее бежать по целому снегу, чем задним уже по торным следам.
Косули проделывают это же самое, но несколько иначе. Отбежав от взволновавшего их предмета на некоторое расстояние, достаточное, вероятно, по их мнению, чтоб чувствовать себя вне опасности, они, как бежали «гусем» (видимо, гуськом. — Прим. Редакции), в таком порядке и прилягут на снег все сразу, как будто по команде, обратив только мордочки в ту сторону, откуда грозила опасность.
Пролежав так с полминуты — минуту, собравшись со свежими силами, — вторая от передовой перескакивает через нее, а за нею и все остальные, за последней уже встает и бежит первая.
Самая увлекательная разновидность охоты
Здесь существует пять известных мне способов добывания оленей. Охота скрадом, стрельба с лабаза, стрельба по пасту, ловля капканами и ловля колодинами.
Из этих способов я считаю только первый за настоящую охоту, а остальные не заслуживают этого названия, за исключением, пожалуй, стрельбы с лабаза, и должны бы быть не только на бумаге, но и на самом деле строго запрещены.
Охота скрадом — это, по-моему, самая интересная, самая трудная и самая увлекательная из всех охот, существующих на Урале. Тут требуются уменье крепко держаться на лошади, хладнокровие, выносливость, искусство попадать пулею на расстояние до ста и более саженей (свыше 200 метров. — Прим. редакции), знать, как подойти к зверю на выстрел, не испугав его, и уметь вести себя после промаха и вообще даже после удачного выстрела; отличное зрение, привычные к ходьбе по лесу ноги и еще много такого, что называется сметкой…
Все дупелиные, вальдшнепиные, тетеревиные, козлиные, медвежьи и другие охоты забываются и меркнут перед охотою скрадом на оленя!..
Начинается она с первым выпавшим снегом и продолжается до тех пор, пока снег не нападет до двух четвертей (около 35 сантиметров. — Прим. редакции). Можно продолжать охотиться и в более глубокий снег, но это будет уже не охота, а чистое мученье: чрезвычайно трудно пройти версты три-четыре, да еще в лесу, по снегу в три четверти аршина (свыше 50 сантиметров. — Прим. редакции) толщиною. Самое удобное время для охоты скрадом, относительно западного склона Среднего Урала, можно определить с первых чисел октября и до половины ноября.
Главное, что необходимо иметь для этой охоты, — это выносливого (иногда несколько дней кряду приходится ездить с утра до вечера. — Прим. автора), не пугливого, не спотыкающегося, не ленивого, со скорым шагом коня и верно бьющий штуцер, да такой, что «порон держал» (то есть был бы «сердит на рану», не отпускал бы зверя далеко. — Прим. автора).
«Иное ружье верно и далеко берет, да порону не держит; из него стрелишь, кажись, угадал по причинному месту, а зверя не взять: уйдет. Кровища из него так и хлещет по обеим сторонам, видать, что наскрозь пронесло, а он себе пошел, ровно нестреляный; а из иного — лишь бы попасть — не даст ходу, шабаш!». Слова эти принадлежат Ивану Степанову, охотнику, добывшему разными способами более четырехсот оленей, но который теперь только стреляет их, не дозволяя себе ловли капканами и колодинами.
По мнению здешних промышленников, ружье больше всего боится «урока» (сглаза). «Посмотрит недобрый человек на хорошее ружье — оно и «порушилось» (испортилось); «щурочить» (сглазить) его недолго, а довести опять до дела, ай-ай, трудно!».
Чтоб не «оглядел» (сглазил) кто-нибудь его ружья, Степанов плотно обтянул и обшил ствол и ложу полотном, а на затвор (у него пехотная «берданка») накидывается клапан из того же полотна, так что наружу остались только целик и визир; но, несмотря на такие строгие предосторожности, после того как племянник Степанова, Константин, брал как-то один раз это ружье на охоту, оно стало легче на рану, «кровянить зачало», а до того, бывало, так и «сварит» (убьет наповал. — Прим. автора) зверя, крови — ни капли.
Отчего, в самом деле, ружья одного и того же мастера, делаемые одновременно, одинакового калибра, равные по цене, качеству и длине стволов и по отделке, не всегда бьют одинаково хорошо? Одно ружье убивает чисто, без крови, «держит» птицу или зверя, а другое «кровянит» и отпускает их на далекое расстояние, если бы даже пуля или дробь попала в обоих случаях по одинаковым местам, то есть пробила те же покровы, ткани и кости?
Этот вопрос, мне кажется, так и останется открытым, пока будет существовать ружейная охота; ведь еще «есть многое на небе и земле, что и во сне не снилось, Горацио, твоей учености»…
Начало сезона
Только что выпадет первый снег, которого промышленник, в большинстве случаев страстный охотник в душе, ждет не дождется, он тотчас впрягает своего сивку в «кошевенки» (легкие сани на высоких копыльях, с полого-выгнутыми полозьями, без отводов. Они очень удобны для езды по узким лесным дорогам, но легко опрокидываются. — Прим. автора) и почти всегда вдвоем с товарищем отправляется в лес — «следить зверя».
Можно, и охотятся иногда в одиночку, да одному не так удобно: много приходится ходить пешком, труднее «пособиться» (управиться) с убитым зверем и, наконец, как выражаются промышленники: «В лесу одному тоскливо прожить неделю, а то и боле».
Считаю нелишним упомянуть, какая одежда и обувь употребляются для этой охоты. Коротенькая, на четверть аршина (17,8 сантиметра. — Прим. редакции) выше колен, двубортная куртка вроде пиджака из толстого светло-серого сукна, на вате; штаны из той же материи (светло-серый цвет отлично подходит и сливается с фоном смешанного леса, зимою).
На голове шапка — «тоболка» (эти шапки шьются с наушниками, покрывающими и затылок: шерстью всегда наружу. — Прим. автора) из козлиных или оленьих лап (выделанные кожи, снятые с ног косули или оленя, известны под именем «лап». — Прим. автора), а на ногах бахилы (сапоги с длинными голенищами из оленьей или иной какой-нибудь кожи на мягких подошвах, без каблуков. Иногда при подходе к зверю надевают сверх бахил короткие, покрывающие только ступню, носки, вязанные из конского волоса. В таких носках шаги охотника почти неслышны по снегу. — Прим. автора) дополняют костюм охотника.
В лесу у некоторых промышленников есть избушки, состоящие из маленького, низкого деревянного сруба с крошечным оконцем, дверью, в которую можно пройти не иначе, как согнувшись в три погибели, и камина, сложенного из песчаника, а иногда из кирпича. В подобной избушке тепло, но дымно; впрочем, это зависит от устройства камина, некоторые не дымят: чем глубже устье камина — меньше дыма, и наоборот.
Пол, конечно, земляной. Половина такой избушки занята нарами, устроенными на пол-аршина (около 35 сантиметров. — Прим. редакции) от пола и служащими столом и постелью. По стенам у домовитых хозяев устроены полочки, вбиты спички для вешания ружей, и избушка содержится «обиходно» (опрятно), а у иного промышленника так «не славно» (скверно, нехорошо) в избушке, столько в ней «страму» (грязи), что не только переночевать, а войти в нее противно.
Те из охотников, у которых есть собственные избушки, вечером приезжают в них на ночлег, а те, у которых нет своей, ночуют в чьей-нибудь чужой, незанятой, или в куренном земляном балагане (балаганы эти устраиваются крестьянами, работающими в курене. Ставятся конусообразно жерди и покрываются дерном; посередине или у стены прилаживается камин. Летом в таких балаганах, особенно заброшенных уже, ночевать опасно, потому что в них много иногда бывает «гнусу», как здесь называют змей. — Прим. автора), или просто под открытым небом, у нодьи…
Если к ночи застанет охотников в лесу «слякиша» (мокрый снег) или буран и не случится поблизости избушки или балагана, то ночуют просто без огня в «стогаре» зарода (деревянной основе для плотно уложенной кучи сена или соломы. — Прим. редакции). Оседлав лошадей, оставляют на «избушке» «скачки» (то же, что «кошевенки») и другие лишние вещи, а сами едут на места, где чаще попадаются звериные переходы.
Подходящая погода
В ясный, безветренный и морозный день всего труднее и даже невозможно скрасть оленя; в такое время в лесу далеко слышно шелест выдающейся над снегом травы, хруст сломанного сучка под ногою охотника, скрип снега — все эти ничтожные сами по себе звуки далеко разносятся по лесу, а олень — зверь «почуткой» (чуткий) и, если до него донесется малейший подозрительный шорох, «устаурится» (насторожится), разберет, в чем дело, и пошел «на проход».
В тишь и мороз зверь бодрее, слышит дальше и поэтому более недоверчив, чем в тепло, «морок» (туман) и ветер.
Нужно предположить, что у него чрезвычайно развита впечатлительность чувствительных нервов; случалось увидать его за полверсты, «на поеди» (за едой), жующего мох, можно бы, казалось, надеяться, что подойдешь к нему в меру, потому зверь работает челюстями и слышит, следовательно, хуже, но на деле выходит совсем другое — начнешь его скрадывать, и он «спышкат», заложит рога на спину и живо, «как соплеет» (то есть так быстро, как сгорит. В этом сравнении имеется в виду лесной пожар, который с поражающей быстротой подвигается вперед. — Прим. автора), скроется из вида.
Вследствие этой чуткости оленя промышленники про него говорят, что «он, язви его (местное, весьма часто употребляемое ругательство. — Прим. автора), не одними ушами, а ногами и всей тушей слышит».
Но когда (в особенности при облачном небе) потянет ветерок, зашумит лес и начнет с разных сторон доноситься мерное, заунывное поскрипывание лесины об лесину, или «повалит слякиша» и «побежит с потоков» (начнет таять), или, наконец, когда выпадет «кить» (пороша) и небо сплошь покроется беловатыми, будто над самым лесом нависшими облаками (глухо-погодье) — вот самое удобное время для охоты, это и есть так называемое «оленье погодье», в такую пору зверь «мухро» (понуро) стоит и часто подпускает на выстрел.
Если попадаются охотникам следы, которые идут рядом или одни за другими, но не расходятся по сторонам, а тянутся по одному направлению, то продолжают ехать за ними, — значит, зверь не скоро остановится. Но когда следы начнут путаться, расходиться в разные стороны, потом опять встречаться и кое-где станут заметны следы жировки, один из охотников спешивается, передает лошадь своему спутнику, а сам осторожно идет по следам, зорко присматриваясь к каждому сломку, ко всякой валежине.
Товарищ его тем временем стоит на одном месте, держа в поводу лошадь и соблюдая строгую тишину. Когда пеший отойдет саженей за двести-триста (примерно 400-600 метров. — Прим. редакции), конный трогает лошадь и тихо едет по его следу до поры, пока не увидит на снегу условной черты, сделанной ушедшим вперед; эта черта означаете, что здесь, мол, «постой, олени близко!..».
Что они недалеко, можно легко узнать по следу, по моче и по шевячкам зверя. Если внутренние края следа талы, пушисты, мягки на ощупь и если комочки снега, лежащие местами возле следа, не примерзли к поверхности и, наконец, если моча еще мокра, не застыли шевячки — то же, значит, звери «свежо прошли»; тут уж охотник смотрит во все глаза и шаг за шагом, медленно подвигается вперед…
Во всем нужна сноровка
Вот из «логотинки» (лощинки) саженях в семидесяти (свыше 140 метров. — Прим. редакции) от него, совсем не с той стороны, где он ожидал, выходит на угор, точно нарисованная, пара оленей и, ничего не подозревая, направляется к ближнему выворотку; один из них остановился, как-то опустил немного зад… простоял несколько секунд, не изменяя положения, потом выпрямился, опять присел и затем плавным скоком догнал товарища.
Охотник видит все это и, как будто очарованный, не поднимает ружья, а что он переживает в это время — трудно передать словами. Нечто родственное его ощущениям будет понятно тому из нас, чья молодая, любимая, еще небывалая в поле собака замерла в первый раз на стойке по дичи. Вот тут мешкать некогда…
«Круто» (живо, быстро) раздается выстрел, направляемый по возможности под переднюю лопатку, и, поспешно зарядив ружье, охотник стоит, как вкопанный, потому что, если упал один из оленей, другой, не видя стрелка, отбежит несколько саженей и остановится, ему непременно хочется узнать причину падения друга и гула выстрела.
Зная этот обычай зверя, случалось убивать некоторым промышленникам по две, а иногда, если «попаит» (посчастливится), и по три штуки, не сходя с места. При промахе также не нужно менять места, но следует стоять неподвижно, так как зверь, отбежав некоторое расстояние, или остановится, или поворотит и набежит на охотника.
Оставшийся при лошадях после выстрела сейчас же слезает с коня и ждет с ружьем наготове, не навернется ли на него олень, что и случается весьма нередко.
На рану зверь очень крепок: с перебитой ногой, даже двумя, он уходит довольно далеко; если пуля пройдет по кишкам — это тоже для него не «душевредная» рана, и с нею он в состоянии пробежать несколько верст; поэтому, чтобы не гоняться зря за раненым, оленя всегда выцеливают по сердцу. Конечно, нужна «натура» (сноровка), чтоб попадать пулей по убойному месту, но здесь есть между промышленниками отличные стрелки.
Когда докалывают тяжело раненного зверя, который лег и бежать больше не в силах, то он не сопротивляется, не делает никакого движения и не издает ни одного звука; косуля — та тоже в этом случае не шевелится, но зато ревет ужасно! Всего перевернет от ее предсмертного крика, который сходен с криком подстреленного зайца, когда его подает вежливая собака, но только рев косули в несколько раз резче, а потому еще более действует на нервы охотника.
Даже легко раненный олень всегда «взлягает», и если после выстрела зверь лягнул, то это служит верным признаком, что он ранен.
Выпотрошив убитого, привязывают его веревкою за рога к лошади и выволакивают к дороге, потом едут за «кошевенками», на которых и отвозят его к избушке. Но, однако, не всякую лошадь возможно подвести близко к зверю, для этого нужно, чтоб она «обрусела» (привыкла) к виду оленей.
В теплое время
Стрельба с лабаза далеко не так интересна, как охота скрадом. Ее можно сравнить со стрельбою вальдшнепов на тяге: ждешь на одном месте, а комары и мошки тебя едят нещадно; можно бы по пути и вальдшнепов стрелять с лабаза, потому что в половине июня они еще очень хорошо тянут на Среднем Урале преимущественно по глухим отдаленным местам, и чем пустыннее местность, тем они сравнительно раньше начинают тянуть.
Бьют оленей с лабаза, начиная с первых чисел июня и кончая половиною поля; впрочем, продолжительность этой охоты зависит от погоды: если тепло, не спадает овод и «паут» (слепень), то и олени продолжают ходить вечером на речки и болота, и наоборот.
Устройство лабаза очень незатейливо и немудрено: прилаживают какую-нибудь доску горизонтально к сучьям сосны поближе к стволу на высоте от двух до трех от саженей от земли — и лабаз готов. Подобные лабазы устраивают здесь также на медведя, подкарауливая его у «шибины» (падали, называется также упадью. — Прим. автора).
Место для лабаза избирают или у «омутинки» какой-нибудь речки, на которую замечено по следам оставленным, что зверь приходит купаться на берегу, или у болота, но всегда в этом случае возле истока на «стрелке», то есть близ того места, где из болота вытекает речка. К таким «стрелкам» олени заходят также поздней осенью во время гоньбы, рассчитывая встретить оленюху.
Промышляют зверя этим способом очень мало по следующим причинам: проехать к этим речкам и болотам можно с великим трудом и то верхом, а в ином месте на лошади даже не проедешь, нужно вести ее в поводу; шкура оленя бывает в свищах, прокусана оводом и не представляет почти никакой ценности; мясо убитого сохранить негде, и большая часть его должна «прокиснуть» (протухнуть), да к тому же комары и мошки так сильно допекают охотника, что достаточно, раз посидевши на лабазе, вспомнить об их назойливости, чтоб потом надолго отстать от этой охоты.
Если день был жаркий, оводливый, то можно ожидать почти наверное, что на солнозакате зверь придет взять свою вечернюю ванну. Курить, разговаривать громко и кашлять нельзя на этой охоте; вообще нужно сидеть так смирно, чтобы ничто не выдало оленю присутствие человека, и если только ветерок дует на охотника, то в успешной охоте можно быть уверенным…
А.М. Галин, 1881 год
