Казалось бы, длинная в Сибири зима, но не так и часто удается городскому охотнику потропить зайцев. То не пускают из душного города нескончаемые дела, то морозы установятся под сорок, то свежей пороши неделями нет… Тем ценнее редкие дни, когда все складывается; и вырваться удается, и мороз не давит, и главное — свежая пороша!
С утра зарядил снег и кончился только к вечеру. Раз кончился, значит, завтра нужно ехать: старые следы засыпало, а за ночь зайцы свежих успеют натоптать. Любой малик бери — и вперед! Доброй полночи я не спал, обуреваемый этими славными мыслями. Тем не менее, проснулся еще до будильника и вскоре уже мчался с дядей Мишей, моим наставником и напарником по охотничьему делу, в один из районов Красноярского края. Надо сказать, не самый близкий. Хотя зайцы у нас практически везде есть: выехал за «зеленую зону» города — и можно искать следы. Но совсем не везде их удобно тропить. В тайге беляка попробуй найди — так по чащобе напетляет, в такой густой ельник заберется, что, пока до лежки след распутаешь, семь потов сойдет. А подойдешь к лежке — встанет незаметно, мелькнет среди вековых стволов — и поминай, как звали. Так что если время позволяет, ездим мы подальше, в причулымские колки и перелески. Путь немалый, но зато по чистеньким осиновым колкам зайцев кружить — одно удовольствие.
Заячьи хитрости
Прибыли на место как раз с рассветом. Первые лучи солнца упали сквозь морозную дымку на свежий снег и весело на нем заискрились. Вертикально поднимающиеся из печных труб домов придорожной деревеньки столбы дыма, казалось, подпирают безоблачное небо. А прямо от дороги к ближайшему колку уходил свежий заячий след. Трудно понять не охотнику то радостное возбуждение, которое охватывает нас при виде ночного заячьего малика. Особенно если «в поле» давно не был, а на дворе — раннее утро, что значит, весь охотничий день еще впереди.
Быстро выгружаемся, собираем ружья, забрасываем на спины рюкзачки с нехитрым «перекусом» и термосами с чаем — и вперед, по малику. След ровный, прыжки небольшие — наверное, уже с «жировки» на лежку шел зайчишка, а нам такой и нужен. Когда след заходит в колок, осторожно его обрезаем, каждый раз надеясь, что выходного следа не будет… Но что-то нашему зайцу не спалось: след, попетляв по каждому колку, уходит дальше и дальше. Видимо, грелся ночью ушастый. И немудрено: сейчас-то не меньше минус тридцати — вон как у дяди Миши усы обмерзли, — а ночью было и того холоднее.
Когда с двух сторон обрезаем один из колков, замечаю, что входных следа в него два, а выходной один. К тому же внутри — причудливая вязь из заячьих петель и сдвоек… Снимаю с плеча ружье и медленно бреду вдоль довольно узкого и длинного колка; мой напарник с другой стороны делает то же самое. Должен зайка подняться, должен — нутром чую, что там он. А осинничек шириной метров десять всего. Однако проходим осинник, но никакого движения в нем нет. Что же, идем дальше по выходному следу. А тот, проскочив еще несколько перелесков, выходит в огромное поле, на котором из-за постоянных ветров снег уже покрылся плотной корочкой наста. Бредем по полю, выглядывая почти неразличимые на обветренном насте следы, пока, наконец, совсем не теряем малик. Хитер заяц, что говорить. Конечно, можно обойти по краю все поле и найти потерянный след, но уж очень большой круг получится.
С полем!
Сворачиваем в ближайший лесок и натыкаемся на многочисленные следы тетеревов. «Крестики» причудливо кружат среди берез и осинок, то сходясь, то разбредаясь. А здесь тетерева ночевали — лунок двадцать, не меньше. Брожу между них с затаенной надеждой на подъем заспавшегося косача, но стая, видимо, давно уже где-то кормится. Внимательно оглядываем ближние и дальние деревья, но «черных точек» что-то нигде не видно. Видимо, далеко улетели тетерева столоваться.
Тут же, в леске, находим еще один заячий малик. Доходим по нему до «жировки» — места кормежки зайца. Ветки у поваленной осинки порядком изгрызены: видимо, каждую ночь тут ушастый обедает. Обрезаем «столовую», чтобы не тратить время на распутывание следов на этом истоптанном пятачке, и находим выходной след. Заяц сразу после обеда стал след запутывать: петли, сдвойки, опять петли… При этом из леска след не выходит, а, покрутившись, заворачивает опять к «столовой». Значит, нужно внимательно высматривать скидку: тут где-то пушистый залег! И вскоре труды наши вознаграждены — с одной из сдвоек заяц прыгнул метра на два в сторону, за валежину. След от скидки идет напрямую к поваленному карагачу… Я остаюсь у места скидки, а дядя Миша широко обходит по кругу карагач и останавливается на опушке небольшой полянки, «чистины», которая начинается сразу за ним, и показывает жестами: выходного следа нет, в карагаче заяц лежит. В крови вскипает адреналин, приклад сам упирается в плечо, и я начинаю осторожно подходить к предполагаемому месту лежки с расчетом выгнать белячка на «чистину», которую караулит дядя Миша. Шаг, еще один, еще… Из-за ветвей поваленного карагача вижу черные кончики белых ушей и одновременно боковым зрением замечаю, как «Зауэр» моего напарника принимает боевое положение… Выстрел! По улыбке на лице стрелка вижу, что зайка взят, и взят чисто.
— С полем! — поздравляю я дядю Мишу, забрасывая свою одностволку на плечо.
Тут же садимся чаевничать. Нет на свете напитка вкуснее, чем горячий чай на сибирском морозе! Особенно когда пройдешь километров пять, и потерявший с конденсатом влагу организм начинает требовать восстановления баланса. Кажется, так бы пил и пил, любуясь чистым синим небом, свежим снегом да притихшими осинками. Но термосы наши, увы, не бездонны, и после скорого перекуса мы с новыми силами принимаемся искать вожделенные заячьи следы.
О пользе интуиции
Но по свежей пороше следы найти не так-то просто. Некоторые зайцы в первую ночь после снегопада или не ходят совсем, или дают короткий, метров на 100—150, малик. Найти такой — большая удача, но случается это не так часто, как нам хотелось бы.
Покружив по колкам, полям и перелескам еще час-другой, начинаем понемногу забирать к дороге, к машине. А мне все не дает мысль о двух входных следах в узкий осиновый колок. Умом вроде бы понимаю, что должен был подняться из него заяц, если бы он там был. Ведь узкий колок, а мы с обеих сторон от него прошли. Но что-то в подсознании свербит: есть там заяц, не зря сдвойки да петли по колку накручены! В конце концов, не выдерживаю и бегом бегу в заветный осинник, пока мой напарник идет моим утренним следом к машине.
Захожу в колок, внимательно оглядывая все пригодные для лежки места и попутно пытаясь разобраться в хитросплетении густых заячьих набродов. Так, не отнимая приклада от плеча и «сканируя» взглядом каждый кустик и валежину, продвигаюсь через весь перелесок, из конца в конец. Ничего. Выхожу на опушку, уже вижу нашу припаркованную машину. Передо мной в пяти метрах два плотных, но невысоких кустика боярышника. «Но там-то точно не может заяц лежать», — размышляю я про себя: утренний след моего напарника проходит от этих кустиков метрах в трех, не более. Что ж, думаю, подвел на этот раз внутренний голос. Вешаю ружье на плечо и поворачиваю в сторону машины. И тут краем глаза вижу, как в тех самых кустиках беляк поднимается! Пока я развернулся, пока ружье с плеча снял, заяц успел нырнуть между кустов и выскочить на другой стороне. Что делать — стреляю из своей «двадцатки» сквозь кусты в неясно маячащий силуэт уходящего короеда. С кустов сыпется куржак и мелкие веточки, а заяц… встает столбиком и замирает, оглядываясь и прислушиваясь. Как я успел перезарядить свою одностволку, не помню. Помню только, что в сознании промелькнула мысль: «Хорошо, что эжектор снимать не стал, а ведь была такая идея». Второй раз стреляю с колена — с кустов опять обильно сыпятся ветки, а заяц кособоко начинает улепетывать. Перезаряжаюсь и стреляю «в угон». Заяц не останавливается, но бежит небыстро— значит, все-таки попал. «Бразды пушистые взрывая», спринтером сквозь кусты несусь за убегающим зайцем и, наконец, добираю его.
— С полем! — слышу возглас дяди Миши…
Собираю за собой гильзы, не переставая удивляться тому, как плотно лежал заяц. Других его сородичей решаем сегодня больше не беспокоить: «норму» выполнили, нам хватит. Будем ждать следующей пороши…
Вадим Гусельников, г. Красноярск
