Окуни «ходили» подо льдом…

Рыбы озера Байкал

Интересна и увлекательна зимняя рыбалка. Мне посчастливилось познакомиться с ее особенностями на Байкале в 1960‑х годах. Вот несколько фрагментов моих записей того времени.

Начало января 1962 года. Выходные дни посвятили «бармашению», то есть ловле рыбы из-подо льда. Для нас этого «бармаша», то есть специфических байкальских бокоплавов, уже наловили, приготовили и деревянные короткие удочки-мотыли, а также небольшие лопаточки деревянные для очистки лунки.

Удочки здесь делают из иголок, сгибая их в накаленном состоянии и закаливая. На такие крючки наматывается яркая нитка, обычно красная. Удочка должна держаться в воде горизонтально кверху «задевом» (острием). В те годы лунки пробивались пешней, железным сачком собирали лед, раскрошенный пешней. Приманка проводится в воде плавным подъемом кверху, резким опусканием на ту же глубину и опять в той же последовательности. Лунки долбят на окуневых местах, где глубина воды 1–2 м. Долбят 5–7 лунок и забрасывают в них по паре горстей бокоплавов — «забармашивают».

На льду Сора

Выехали в 5 часов утра на санях конных в залив Провал, который местные жители зовут Сором. Ночь. Звезды. Легкий морозец. Настроение благодушное. Мечтаем поймать «по кулю в день», как обещали егеря. С пути, правда, они несколько раз сбивались в темноте, но все же находили дорогу, включив свое чутье и некоторое знание местности. К рассвету въехали в Сор и покатили по льду, местами голому, местами слегка припорошенному снегом. Прибыв на место, приступили к долблению лунок и их «забармашиванию» из лежащих за пазухами «банов» — самодельных коробок с бокоплавами. Погода благоприятствовала. Тихо и тепло — всего -8…-12 градусов. Наловив несколько окуньков в одной лунке, переходили к другой и т. д. Ночевали в зимовье ондатровщика в устье протоки Епишкиной.

Утром послышался гул автомашин, замелькали полосы света от их фар. Спешили бармашельщики и в санях, и пешком, иные — на тракторах. Все с пешнями. Лед — толщиной 50–60 см, работы много. На льду Сора, куда ни глянь, чернели машины, возы, мотоциклы и люди, как муравьи. День прошел незаметно в азарте ловли. Вот и солнце уходит за Приморский хребет. Надо подаваться к лошадке с отяжелевшим мешком, пешней, сачком, мотылем, тулупом, высыпав до этого остатки бармаша в одну из лунок. Добыл я около 20–25 кг за два дня. Настоящие местные ловцы раза в 1,5 больше.

Этой зимой бармашили на Байкале еще дважды. В последний раз ловили в Хэлмэтейской губе у сокуя на границе байкальских вод и Сора. Окунь ловился крупный — до одного килограмма весом. Иной был до того велик, что застревал в нижней части лунки — голова просунется, а «горб» мешает. Брались и щуки на красные мушки. Байкал хоть и замерз полностью, но «ухает» и вздыхает, гневно раскатываясь треском по всему ледяному панцирю. Когда трещит лед, то кажется, что трещина проходит прямо под тобой.

Утро. Солнце яркое-яркое. Кругом бело. По льду бродят черные медленные люди, садятся и сидят неподвижно над лунками. Иные торчат около машин, толкуют о чем-то, смеются, громко спорят, жгут костер и пьют чай. Иногда меж лунок и рыбачков проскочит машина, крутнется и назад — запылит снежком: это шоферики развлекаются от избытка свободы. Когда долго не клюет, надоест сидеть без толку над пустым темным зрачком лунки, бредешь к соседу, спросишь, заранее зная, что он ответит на вопрос: «Как клюет?».

Обычный ответ: «Ни фига не клюет!». День клонится к закату, окуньки подобраны в мешки. У меня нынче 22 штуки, но крупные. Не торопясь, тащатся по льду неуклюжие фигуры в тулупах, волоча пешни, сачки к своим автомашинам, мотоциклам, лошадям…

Прощай, Байкал! Мы еще вернемся.

И снова Байкал!

Минуло два года. Прибыли в конце января в Кабанск с нашим руководителем — старым охотоведом. Встретились с местным рыбнадзорщиком — неким Малаховым. Он вел себя довольно развязно, восклицая: «Покажите мне Анашкина! Какой он есть, а то все говорят: Анашкин, Анашкин…».

Вроде и неизвестно ему было до сих пор, кто он такой. Степан Дмитрич возражать не стал, а сказал, мило хихикая: «Давайте познакомимся. Как у вас клюет? Приехали вот мы посидеть, побаловаться, побармашить».

Справившись с работой по контролю угодий, посидели над лунками, если сказать по-местному, «задолбившись», в устье протоки Северной. Конечно, были мы не одни, кругом там и сям пеньками темными торчали закаленные морозцем мужички, регулярно выдергивая из-подо льда на солнышко трепыхающихся окуньков‑полосатиков.

Дул слабый баргузинчик, ухал и крякал немолодой Байкал. Сияло солнце. На западе за «морем» почти ровным гребешком темнел Приморский хребет. У меня было пять лунок. Я ходил от лунки к лунке по проторенным тропкам, волоча за собой тулупчик. Окуньков подо льдом было много, но все они отличались малым ростом. Рыбки «ходили» в черной на вид, но абсолютно прозрачной воде полосатые, как тигры. Большинство из них проплывало мимо удочки равнодушно, иногда небрежно толкая ее «плечом» или хвостом, но иные с разбегу подскакивали и хватали. В основном держались непосредственно подо льдом, кормясь бросаемым мною бармашом. Наиболее активные и инициативные снимали бармашей со стенок лунки.

Один окунь среднего роста до того обнаглел, что стал протискиваться в узкое отверстие одной из лунок и чуть было не застрял в нем, увидев меня, спохватился и юркнул вниз. Иногда у лунки собиралось столько «окуньвы», что вода здесь напоминала уху. Некоторые из рыбок быстро подплывали к наживке, думаешь: вот сейчас схватит. Но нет, остановится и начинает «лаять» на нее, открывая и закрывая рот, как будто пугает, потом отходит в сторону. Иногда сразу две подплывут с разных сторон к удочке и, испугавшись друг друга, отпрянут, уплывут обратно. Смелее берут самые мелкие — «огольцы», а менее азартно — те, что посолиднее. За этот день поймал 317 штук весом по 50–150 г.

За хариусом

Посещали Байкал еще несколько раз по выходным дням в феврале. Приехали в окрестности Гремячинска к мысу Тонкому. Ночевали в полузаброшенной деревне Толонки. Купили бармашей по 40 копеек за килограмм. Лунки для ловли хариуса, а мы надеялись поймать именно его, долбят в 50 см одну от другой, создавая так называемые камчатки. Бармаша здесь засыпают в них много, чтобы подманить больше рыбы. Иногда в камчатки сыплют целые мешки бармашей. Клюет хариус не резко, осторожно, иногда чуть заметно, но зато, когда его подсечешь и потянешь, леска даже звенит, как струна, и, кажется, вот-вот оборвется. Сопротивляясь, хариус сгибается порой пополам — тело его при этом становится похожим на дугу или крючок. Хариус держался, по-видимому, какими-то одновозрастными стайками: в одних лунках ловился только крупный и средний по величине, а в иных — одна мелочь. За два дня добыл 31 хариуса. Здесь различают белого и черного хариусов. Первый держится в местах с песчаным дном, а второй — с каменистым.

В Гремячинске взяли так называемое корыто, им сами добывали бармаша на озере Котокель. Доехали до устья р. Большой Чивыркуй, заночевали у Г. Шелковникова. Рыбачили в Чивыркуйском заливе. Хорошо ловился омуль из камчаток. За четыре дня добыл 154 омуля, довольно средних: крупных не было. Много срывалось с удочки. Назад ехали по водно-снежной кашице, покрывавшей ноздреватый лед. Можно было ненароком и провалиться, но Бог миловал.

Марк Смирнов, г. Красноярск

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий