Вольно перефразируя слова знаменитого русского поэта Николая Некрасова, можно сказать: «Кто же рыбалки подледной не любит — тот свою душу заспит и погубит!». Вот и эта яркая и необычная история связана с зимним ловом и его сторонниками.
Мой старый друг Мирон Кильсеевич живет в деревне. Родился и вырос он в семье староверов, поэтому не курит, не сквернословит и… почти не употребляет алкоголь. Всякий пустяк не «обмывает» и глубоко презирает тех, кто постоянно мучается с похмелья.
Хорошие и гостеприимные хозяева
В работе лют. Все делает добросовестно, быстро, крепко и красиво. Дом, двор, разные постройки и сооружения сработаны руками Мирона Кильсеевича. И внутреннее убранство тоже. Умеет все — от использования рыболовных снастей до разведения пчел. Вроде бы и не торопится, а успевает много.
При осмотре ульев строго следит, чтобы дымарь близко к рамкам не подносили во избежание обжигания крылышек насекомых. Всю свою живность нежно любит и с каждым обитателем двора разговаривает. Например, корову называет «Пеструнька моя», а к собаке обращается: «Розка мохнатая».
Под стать Мирону Кильсеевичу и его благоверная Анна Петровна. Она не только хорошо справляется со своими женскими заботами, но и активно помогает мужу и с пчелами, и с огородом, и с дикоросами. Да может и сама снасти забрасывать так, что рыба только «липнет».
Воспитали супруги хороших детей — все труженики, у всех хорошие семьи, уже внуки появились, напоминающие своей целеустремленностью деда. Смотришь: они работают, как играют. У каждого — свои инструменты, лежащие на определенном месте. Те, что ходят в школу, учатся хорошо…
А бывать у Мирона и Анны — одно удовольствие! Встретят, усадят, стол накроют со старинным большим самоваром, щей ароматных прямо из русской печи достанут плюс всякие пирожки-ватрушки… И когда успевают?! Разговоры текут реченькой, даже уходить от них не хочется.
Нежданные трофеи
Вот и на этот раз, предвкушая приятную беседу, я распахнул дверь в сени их дома и… раскрыл рот от удивления. На полу в оцинкованной ванне лежали два налима. Их хвостовые части почти на полметра высовывались наружу.
«Вот это да! — восхитился я про себя. — Видимо, Мирон Кильсеевич на Чулыме побывал. И как он умудрился этаких гигантов выловить, когда на дворе такая погода?». А ведь после неожиданно теплого начала зима выдалась холодная и неспокойная — с сильными морозами, ветрами, буранами…
На городской манер я постучал в дверь. И сразу услышал оклик:
— Кто там? Входи!
Открыл дверь и увидел, что на печи сидит Мирон Кильсеевич, на его плечах — внакидку полушубок, на ногах — толстые шерстяные носки.
— Ты что, болеешь? — спросил я.
— Да вот искупался в речке. Нюша меня посадила на гауптвахту, дала выпить какого-то снадобья потогонного и велела не слезать с печи.
— Знать, сильно провинился?
— Наверное. Пошел скотине сена дать, а потом прямиком за Чапыгину баньку на омут. Думал ключик очистить да заодно глянуть, как там и что.
— Ну и?
— Ты заметил поди двух красавцев в сенях?
— Я считал, что они с Чулыма.
— Нет. Туда сколько верст надо шагать! Да еще с осени готовиться. А так просто, с наскоку подобных красавцев не добудешь!
— Неужели в местной речушке такие «сомы» водятся?
— Сам не ожидал и другим не поверил бы! Но… как видишь… А дело было так, — начал свой рассказ Мирон Кильсеевич. — Взял я пешню и подборочную лопату и спустился к речке. Там в одном месте летом ключик пульсирует. Вот я и собирался очистить его ото льда и сделать проход к омуту. А если начался замор — набрать чебаков на уху. Стукнул пешней, а ледок оказался тонкий. Быстро сделал прорубь, очистил ее, но ни одной рыбешки не заметил.
Борьба с налимом
— Я стоял и смотрел, как неторопко уходила муть по течению, — продолжил повествование дед. — Старался высмотреть, не покажется ли кто-нибудь из глубины. И вдруг… меня от жути даже в пот бросило. Прямо подо мной всплыла страшная рожа: приплюснутая голова, большой рот, меленькие глаза, «расшаперенные» округлые плавники — все темного цвета на серовато-белесом фоне дна. Чудище медленно двигалось в направлении ключика. Я вначале застыл, а потом понял, что это крупный налим. Некоторое время соображал, что делать…
— Рыболовных снастей у меня с собой не было, — возобновил свою историю Мирон Кильсеевич после небольшой паузы. — Решил дальше долбить лед. Стукнул по нему пешней и пробил насквозь. И случайно зацепил налима, который как раз внизу оказался. Хищник дернулся, и лед подо мной обрушился. Я упал на мелководье рядом с рыбиной… А мороз тогда стоял… 27 градусов Цельсия ниже нуля. Да еще северный ветер «серпом по коже скреб».
— Замер я на четвереньках в воде, но пешню из рук не выпустил, — поведал старик. — Почувствовал, как острые ледяные струйки пробирались под ватные брюки. Очень неприятное ощущение. Наконец, собравшись с силами, изловчился левой рукой подхватить рыбину снизу и выбросил свой трофей вместе с пешней в снег. Выкарабкался и сам. Взял лопату и уже решил идти домой, как на том же месте появилось чудовище больше прежнего! Что было делать?
— Пешня осталась на берегу. Сам я был весь мокрый, а снаружи уже обледенел. Бросился я на крупного налима, придавил его лопатой к грунту, навалился всем телом, — рассказал Мирон Кильсеевич. — Почти оседлал рыбищу! Однако чувствовал, что, если не найду правильного решения, трофей уйдет. Попытался правой рукой удерживать лопату, а левой хотел ухватить его за жаберные петли. При этом зажимал налима коленями, чтобы он не шевелился. А течение, хоть и не сильное, потихоньку подталкивало меня к глубине. Снова собрался с силами, отпустил совсем лопату, взял налима уже двумя руками за жабры, поднял его и вытащил на снег.
Урок выживания
— Как-то сразу почувствовал, что на улице мороз, а телогрейка превратилась в панцирь из ледяных пластин, которые препятствовали каждому движению! — поделился впечатлениями дед. — На ногах были валенки, заполненные водой. Ватные брюки не только промокли. Они еще и набрали воды! Я быстро разулся и перевернул свои пимы. Вода лилась и из них, и из брюк. Разделся, чтобы отжать одежду. Брюки поставил рядом с валенками. Стащил кальсоны и скрутил их, чтобы выдавить воду. И тут же понял свою ошибку! Нательное белье замерзло и распрямить его не удалось. А брюки словно превратились в железные трубы. Если в них и влезешь, то не сделаешь и шагу.
— А идти нужно было по целине метров 130, да по улице метров 200, — продолжил Мирон Кильсеевич рассказ о своих злоключениях. — Мороз давал о себе знать: икры и область ног выше колен прихватывал, как раскаленным паяльником! Оставалось только двигаться вперед, хоть и было немного совестно за свой внешний вид. Я с трудом обул пудовые валенки, натянул рукавицы (хорошо, что хоть они водой не пропитались), подобрал пешню, прицепил к ней добычу, как к коромыслу, и понес домой. На улице никого не было. «Повезло», — подумал я. И сразу услышал ехидное замечание:
— Ты что же, Мироша, моржевать начал?
— Да, дед Илья. Попутно и рыбку ловлю… — ответил ему. Добрался до дома. Анна, как увидела меня, долго не могла что-либо вымолвить, только на печь показала и полушубок подала. Через некоторое время подала смену белья, носки и так далее. Внуков с санками послала забрать мои вещи с речки. Вот и все…
— Ну и как ты сейчас себя чувствуешь? — спросил я Мирона Кильсеевича.
— Хорошо! Подай-ка пимы.
Он спустился с печи, обул подшитые валенки, надел полушубок и предложил сходить внимательнее осмотреть добытых красавцев. Я взвесил улов. Меньшая рыба потянула на 9 килограммов, большая — на 11. Подфартило!
Вообще же в истории рыболовства известен налим-гигант, масса которого составила 24 кг, а длина — 120 см. Мы до таких рекордов пока не дотянули. Что ж, будем надеяться. У нас еще все впереди!
Александр Лещик, Томская область
