Ровно в двенадцать ночи в Усть-Аваме отключают дизель-генератор, и сразу же во всех домах гаснут электрические лампочки. Поселок погружается во тьму, как-то неожиданно быстро поглощающую все вокруг: и дома, и улицы, и наполовину занесенные снегом лодки на берегу застывшего чуть ли не до самого лета Авама. Светятся только сигнальные огоньки, обозначившие взлетную полосу аэродрома на льду реки.
В отсветах пламени
Темень, настигающая врасплох, не то чтобы наводит ужас, а просто как-то неприятно щекочет нервы, когда остаешься с ней один на один в огромной и пустой гостиничной комнате. Поэтому каждый раз перед тем, как должны были выключить свет в поселке, я выходил в маленькую комнатку, где топился котел, и читал-перечитывал потрепанный сборник рассказов О. Генри, забытый кем-то в гостинице.
Здесь постоянно кто-нибудь да находился, а чаще всего — Сергей Липатов, промысловик, который на время межсезонья устроился в поселке истопником.
Он приносил с собой на дежурство с добрый десяток арматурин и, засунув в печь, ждал, пока они раскалятся докрасна. Когда толстые прутья накалялись до необходимой кондиции, он их вытаскивал, и на куске металлического бруса, приспособленного под наковальню, расплескивал концы треугольничками.
Позже, когда мы познакомились ближе, Сергей объяснил, что делает ограду на могилу друга-охотника. Он утонул по осени, а Сергей в похоронах не участвовал и не смог отдать последний долг, ибо был в то время далеко от этих мест.
— Каким охотником был Толя Анциферов! — сокрушался Липатов. — Всю тундру исходил на сотни километров вокруг, знал ее, как свои пять пальцев, а погиб из-за того, что не умел плавать. А ведь совсем рядом была лодка. И продержись он хоть немножко…
Да что уж теперь говорить? Поздно уже. Разве можно кого-нибудь здесь научить плавать, когда в воду даже в самое жаркое лето не сунешься? Так вот и с Толиком случилось. Все же надо было заставить его и научить держаться на воде…
Липатов с яростью лупил тяжелым молотком по наковальне, как будто она была причиной того, что не удалось Сергею научить друга плавать.
Окалина красными искрами разлеталась по полу. Сергей без передышки стучал и стучал молотком. Боль и обида, горечь утраты, видимо, придавали сил, но усталость все же заставила опустить натруженные руки.
Он присел возле печки на корточки, достал не чувствующими боли пальцами красный уголек и с жадностью прикурил от него сигарету.
Свет в поселке давно уже погас. Мы сидели в темноте у раскрытой печной дверцы. Сидели молча, не шевелясь, наблюдая за синими язычками пламени над горкой угля в печи до тех пор, пока эта горка не прогорела до самых колосников.
— Вот так, — произнес в задумчивости Сергей. — Был Толик, да «сгорел». Как этот уголь в печи… Я мно-о-гому у него научился, многим ему обязан. Но вот не успел отблагодарить при жизни.
Мы опять растопили печь. Жарко горел уголь, ярко освещая маленькую комнатушку. Я слушал неторопливый рассказ человека, немало повидавшего в своей жизни, которая кидала его по всей стране и, наконец, крепко-накрепко привязала к этому краю, где он нашел настоящую мужскую работу, хороших и верных друзей.
Ученик и наставник
До армии Сергей жил в Приморском крае. Работал корневщиком, исходил всю уссурийскую тайгу в поисках женьшеневого корня. Не раз в самых отдаленных и глухих ее местах раздавался его радостный возглас: «Панцуй!», что значит «Я нашел корень!».
Ходил он по тайге с дядей Гришей, старым и опытным следопытом, который еще в давние времена сопровождал корневщиков в их небезопасной работе. Частыми тогда были случаи, когда на добытчиков женьшеня нападали хунхузы, убивали искателей корня жизни и уходили за границу — в Китай.
Всего этого Липатову испытать уже не довелось. Не теми стали времена. А жизненный опыт, знание всех премудростей ремесла и законов тайги старый следопыт, как смог, передал безусому юнцу, который довольно быстро усвоил все тонкости работы корневщика.
После армии Сергей приехал в Усть-Авам и стал промышлять на отведенных ему госпромхозом «Таймырский» охотничьих угодьях. Обустраиваться на промысловой точке, осваивать все тонкости жизни в тундре, привыкать к северным условиям помогал Липатову Анатолий Анциферов. Учителем, наставником и надежным другом был для Сергея этот усть-авамский парень. Он учил его не только секретам охотничьего ремесла, но также доброму и чуткому отношению к легкоранимой северной природе.
Не всегда и не во всем Сергей соглашался с Анциферовым. Порою из-за этого приходилось испытывать всякие непредвиденные сложности и неудобства на промысле.
Случайная жертва
Ведь говорил же Сергею Анатолий, чтобы не поднимал без нужды руку на зверя. Нет, не прислушался к доброму совету более опытного товарища.
Как-то, спасая от медведицы свою собаку, по неосторожности, а, скорее, по глупости убил медвежонка, хотя можно было бы обойтись и без этого. Ох, уж и намаялся потом! Медведица не давала покоя охотнику ни днем, ни ночью. Все пыталась отомстить Липатову за погибшего от руки промысловика детеныша, все подстерегала в самых неожиданных местах.
Весь тот сезон не снимал он с плеча карабин. В любую минуту готов был отразить нападение. Благо, пес по кличке Буран зорко стерег и оберегал своего хозяина. Благодаря ему и остался тогда целым и невредимым. Но кто ж его знает, что будет в дальнейшем? До сих пор ощущает Сергей за спиной незримое присутствие медведицы. А звери, как говаривал Анатолий Анциферов, не научены забывать обид…
Жизнь в одиночестве
Промышляет Липатов на Сохатином озере — так называется его теперешняя промысловая точка. Там у него хорошая бревенчатая избушка. Все время живет один. Летом — рыбалка, зимой — больше четырех сотен километров по путику, что протянулся в предгорьях Путоран. Природа богатая, но этим богатством надо распоряжаться разумно: щадить, беречь и охранять все, что дарит нам бескрайняя тундра, ее голубые реки и озера.
Так вот и живет-работает Сергей Липатов в глухом и холодном углу, у черта на куличках, где сердце согревается только надеждой на удачу. А она, как известно, дама очень капризная, но все же, нет-нет, да и порадует охотника. Потому что Сергей стал здесь своим и давно уже прирос к этой земле. К земле своего друга, ставшей родной и близкой для него самого…
Владимир Солдаков, г. Дудинка Красноярского края
