«Вот еще что сказали: пропали бы! — с фанфаронством отвечал Павел. — А ружья на что?». «Да что толку в четырех зарядах, если на нас бросится стая штук в десять! Положим, убьем четырех, остальные все-таки нас разорвут. Ускакать на лошади мы не сможем, она слишком ленива, да наконец, лошадь первая сама бросится уходить от волков. Если мы будем в это время в санях, она нас разобьет вдребезги на такой дороге. Если же мы не успеем вскочить в сани, то уж тогда наверняка пропадем».
ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ МАТЕРИАЛА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Обсуждение «стратегии»
— А палка на что? — храбро спросил Павел. — Ведь если я начну молотить господ волков этою палкою, что я погонял лошадь, то ни один из них жив не останется!
— Совершенно верно, что ни одному из волков, будь их хоть тысяча, не выйти живому из ваших рук, если они будут так добры, что станут подходить к вам по одиночке и подставлять под ваши удары свои лбы. Но дело в том, что волки не так любезны, и если явятся теперь к нам, то не они, а мы оба не останемся живы.
— Ну, это еще посмотрим, кто кого… — ничуть не испугавшись моих слов, возразил Павел и отправился к лошади посмотреть в порядке ли сбруя.
Вдруг я заметил, что какая-то черная тень мелькнула из оврага и остановилась на дороге, шагах в тридцати от наших саней.
— Посмотрите, Павлуша, это кажется волк, — тихо сказал я своему спутнику, указывая на какой-то черный предмет, темным пятном выделявшийся на снежной дороге.
Павел начал присматриваться.
— А черт его знает, что это такое! — громко отвечал он. — От этого проклятого снегу, что залепляет глаза, почти ничего не видно. Вот пойду и посмотрю.
И он тронулся по направлению к выделявшейся черной на дороге тени.
— Что вы делаете, Павлуша? — с испугом остановил я его за руку, вспомнив наставление старика Якова Николаевича беречься самому и беречь его племянника. — Ведь вы безоружны, и если это действительно волк, то он не позволит вам взять себя голыми руками. Возьмите-ка лучше ружье, но не стреляйте, обождем несколько.
Если это волчица, то за нею, наверное, прибегут ее кавалеры, и в таком случае нам нечего их трогать, если они сами на нас не нападут. Если же это волк-одиночка, или что-либо другое, тогда дело иное. Во всяком же случае обождем несколько минут, и, если к сидящей тени компаньонов не прибавится, тогда будем стрелять… А теперь ступайте к саням и возьмите свое ружье. Я же стану впереди лошади, чтобы она не испугалась и не убежала бы от нас.
Павел послушался и пошел к саням, а я взвел курки у своего ружья, подвинулся еще шагов на десять вперед и стал перед лошадью. Сознаюсь откровенно: немного жутко стало на душе, когда при моем приближении, сидевшая на дороге тень как бы прилегла, будто собираясь прыгнуть. Меня немного успокаивало лишь то обстоятельство, что наша лошадь стояла спокойно, не фыркала, как это делают обыкновенно все лошади, при встрече с волком.
Но это обстоятельство я принял только отчасти во внимание. Зная, как все местные лошади привыкли к волкам, я не придавал особенного значения и спокойствию нашего коня, который, или в силу своей лени и флегматичности, или же привыкнув к волчьему запаху, хладнокровно стоял на одном месте, понурив голову и тяжело дышал вспотевшими и разогретыми дубиною Павла боками.
— Вот казус-то! — вдруг раздался позади меня голос Павла. — А ведь мое ружье-то разломалось: ложа совершенно отскочила. Будет теперь нагоняй от дядюшки!
У меня невольно забегали мурашки по всему телу: одни совершенно, в глухую ночь, в поле, далеко от всякого жилья, во время вьюги, с двумя зарядами, быть может против целой стаи голодных волков, из которых один вон сидит уже против нас, — некрасивая перспектива!
— Как же это случилось? — спросил я Павла, не оборачиваясь и не спуская глаз с черной тени на дороге, которая, несмотря на то, что весь разговор наш с Павлом велся громко, не трогалась с места.
— Очень просто. Во время нашей езды мы не раз попадали в ухабы; на одном из них ружье мое как-нибудь попало нам под ноги, мы этого не заметили, кто-нибудь из нас наступил на него ногою, — и вот ложа пополам. Вот теперь возьму ствол в руки и иду на волка, — заключил Павел, храбро выступая вперед.
— Нет, стойте, Павлуша, — придержал я его. — Зачем рисковать? Дайте лучше действовать мне. Если это перед нами волк, то он, наверное, один: если бы их было много, то в эти пять минут, которые он сидит пред нами, вся остальная компания давно бы подвалила к нему. Поэтому станьте около лошади, чтобы она не пугалась выстрела, а я буду стрелять.
Точно в цель?
У меня было двухствольное пистонное ружье фабрики Неверного, ружье доброе, надежное, обладавшее довольно резким и кучным боем, сделанное на заказ, на месте, для одного моего знакомого, у которого я выменял это ружье на свое.
Как я уже говорил, выезжая, я зарядил один ствол заячьей дробью, а другой восемью крупными картечинами. Решившись стрелять, я предварительно осмотрелся вокруг, не прибывают ли еще подозрительные тени, и уверившись, что кроме черного пятна на дороге ничего более не виднеется, приложился и выстрелил из левого ствола, заряженного картечью.
Раздался короткий, слабый выстрел, как бы кто хлопнул бичом, и лежавший или сидевший на дороге черный предмет моментально куда-то исчез, будто сквозь землю провалился.
«Вот тебе на! Неужели во время езды высыпалась картечь или я положил слишком мало пороху? — подумал я, удивленный слабостью выстрела. — Однако я помню хорошо, что заряд я всыпал хороший, зная, как волки крепки зимою на рану. Не может быть, чтобы в ствол я не вложил картечи!.. Ведь помню отлично, что именно в левый ствол вложил я восемь самых крупных картечин… Нарочно отбирал их для первого выстрела».
— А волк-то наш после выстрела куда-то удрал, — заговорил Павел. — Пойду-ка, посмотрю на место, где он сидел… Может быть вы его ранили.
И он тронулся.
— Возьмите-ка мое ружье на всякий случай, Павлуша. Кто его знает? Может быть волк сидит где-нибудь раненый в сугробе и легко может броситься на вас. Правый ствол еще заряжен и, хотя заячьей дробью, но на небольшом расстоянии вы уложите волка и этим зарядом. А я постою возле лошади. Видите, она что-то начала храпеть после выстрела, — как бы не удрала…
Павел взял ружье и направился по дороге. На том месте, где виднелся несколько секунд тому назад черный предмет и куда я целился, Павел нагнулся, несколько времени рассматривал что-то на земле, потом вдруг шагнул в сторону, и мне показалось, что он будто стал как-то ниже ростом. Вдруг он опять вырос, вытянув вперед руку, державшую что-то темное и длинное.
— Вот бестия! — раздался его голос. — Чуть было нас насмерть не перепугала…
— Что там такое? — спросил я Павла, идя к нему навстречу.
— Ха-ха-ха! — залился он звонко. — Вот верь после разным историям, что пишут в книгах. Там говорят, что лисица такое хитрое и осторожное животное, а вот тут мы с вами добрых пять минут толковали у нее под носом во все горло, как бы ее извести, а она, глупая, только сидела и смотрела на нас. Вот теперь досиделась!.. Не будешь теперь, воровка, красть кур и гусей…
А. Павлович, г. Бельск, 1884 г.
