Меня поистине удивил рассказ о представлении с несчастным капканным волком, устроенном каким-то гусарским офицером, которому, по его наклонностям к публичным истязаниям животных, место не в русском гусарском полку, а в рядах оборванных «башибузуков».
ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ РАССКАЗА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Как волк был мучим, как был сажаем с капканом, на потеху народа травим борзыми и таскаем по снегу гусаром и, наконец, опять-таки с капканом, конечно, посажен дворняжкам, оказавшимся порешительнее гусарских борзых, по благородству породы, вероятно, равнявшихся высоте нравственности хозяина их.
Смертельная отрава
Точно так же интеллигентные и достаточные охотники ввели в употребление страшный яд — стрихнин, без правил, без толку разбрасываемый и поручая дело уничтожения всего живущего каким-нибудь прохвостам и мошенникам. И такие, в другом отношении вполне заслуживающие уважения охотники, как господин Вилинский, прибегают к пилюлям Валевского и отдают яд в руки какого-то негодяя!
Теперь стрихнин распространяется везде, раскидываемый безобразно где кому вздумается, весной не собирается, и дело отравления ведется бесхозяйственно, зря, направленное здесь у нас против одних только лисиц, которых более половины пропадает без толку, а остающиеся на весну начиненные разбросы, попадаясь им же впоследствии, непроизводительно истребляют целые выводки.
Лисий нарыск стал редок в нашей окрестности и отрава проникла в места, прежде заботливо оберегавшиеся не только от этой пакости, а и от вторжений ружейников. Я говорю про обширные угодья графа Орлова-Давыдова при селе Спасском Бронницкого уезда. В настоящее время и там тот же телеграфист с Воскресенской станции Московско-Рязанской железной дороги травит лисиц, за редкостью их в иных местах, сведя знакомство с низкими оберегателями графских лесов.

Его примеру следуют все желающие и один перед другим стараются истреблять и истреблять, воруя друг у друга добычу. Благодарить за безобразия с стрихнином все-таки надо тех же интеллигентных и достаточных охотников, в большинстве относящихся вообще ко всякому делу зря, бестолково, не вникая насколько какое-либо изобретение согласуется с нравами и обычаями страны нашей, глубоко невежественной и деморализованной, да еще с наивностью рассказывающих подвиги свои…
Однако я отвлекся от своего главного рассказа. Никак не могу утерпеть, чтобы и кстати и некстати помянуть худым словом отраву с ее изобретателями и бестолковыми применителями, равно как и капканы.
Голод — не тетка
Утренний обход убедил меня, что с нашими лисицами никаких несчастий не последовало и мы с терпением дожидались их прихода. Когда народ стал успокаиваться, что было около десяти часов вечера, одна из самок прибежала к крыльцу и, подманенная вареньем, сейчас же подошла и без труда далась в руки. Немного спустя пришла вторая и тем же порядком была поймана.
Оставался Андрошка. Но этот не появлялся. Не пришел и ночью, почему утром я опять отправился смотреть, где он находится. Оказалось, что он расширил свой район, приходил ненадолго в нашу деревню, возвратился в лес, но далее трех верст (3,2 километра. — Прим. редакции) от нас не удалялся. Остался же обложенным верстах в двух (около 2130 метров. — Прим. редакции), в плотных частых зарослях.
Я заметил, что он в эту ночь занимался не одним прыганьем и моционом, а поискивал чего-нибудь поесть, о чем прежде не думал, конечно, потому, что был достаточно сыт еще той пищей, которую получал в неволе.
Местами нарыск Андрошки пересекали нарыски диких, вольных лисиц, но принять эти нарыски один за другой было невозможно, ибо, кроме других признаков, нарыск Андрошки, как выросшего в неволе, в тесном помещении, резко отличался от нарысков лесных лисиц неправильностью и нечистотой.
Андрошка, по-видимому, ничего нигде не ел. «Проголодается — придет!» — думал я, возвращаясь. Действительно, часам к одиннадцати ночи он пришел, стал бегать у нас на глазах, подходил близко, не более как на аршин (свыше 70 сантиметров. — Прим. редакции), но поймать себя не давался. Слизывал с блюдечка в протянутой руке варенье, но при малейшем движении ухватить его, моментально отпрыгивал.
Однако много кормить его мы не стали, полагая, что, получив хорошее подкрепление, он сделается еще строже. Долго мы возились с ним: и прочь не убегает, и близко подходит, а ухватить руками не дается.
Как поймать Андрошку?
Если бы была сеть — ею бы можно было как-нибудь окружить или поймать, но сети не было. Да мертвую петлю бечевкой тоже никак не удавалось захлестнуть его, хотя много раз мы пробовали и все безуспешно.
Удаче вредило то обстоятельство, что, при резком движении руки, вороватый Андрошка очень проворно отскакивал на приличную дистанцию, хотя сейчас же подходил снова, надеясь получить какую-нибудь лакомую подачку.
У меня где-то валялся без употребления крысиный капканчик. Розысков его и предварительно спилив острые шпеньки на дужках, я привязал к нему короткую веревку, держа за конец которой, сидел на крыльце, а капканчик насторожил кусочком говядины. Ловушка не могла сделать не только вреда, но и не причинила бы боли попавшей в нее лисице, даже если бы последняя попала лапкой.
Андрошка, недолго думая, сунулся носом к говядине, спустил капкан, захвативший его за «щипец» дужками. Это, однако, не испугало зверька, но когда я потянул за конец веревки, то он уперся. Я стал постепенно натягивать веревку, но и лисица упиралась сильнее, хотя не рвалась и не металась.
Скоро капкан сполз с «щипца»: пружина оказалась слишком слабой и дуги, лишенные шпеньков, не делали сильного нажима. Надежда на безвредный капкан не оправдалась. Однако поймать надо было во чтобы то ни стало. После щелчка капканом по носу, Андрошка и не думал уходить, а все вертелся, тут же то подбегая, то удаляясь.
В загородке лисятника, с наружной стороны, под углом были привалены несколько звеньев загородки огорода. К этому откосу надуло снегу, отчего образовался крытый коридор с просторным входом и выходом. Вот туда-то мы и решились заманить Андрошку. Однако он шел в коридор неохотно.
Мы стали бросать мелкие кусочки говядины, сперва ко входу, потом глубже. Это помогло: он стал влезать в коридор почти весь, но при малейшем нашем движении быстро выскакивал. Тогда я положил поглубже кусок говядины фунтов в 15 (больше шести килограммов. — Прим. редакции), думая соблазнить его величиной приманки, а сам стал у выхода коридора, не загораживая, впрочем, последнего. Жена же поместилась у входа, немного отступя. Как только лисица влезла бы за говядиной, сейчас же мы должны были собой загородить вход и выход.
Долго не хотел лезть Андрошка, но все-таки в конце концов попался. Живо заслонив собой концы коридора, мы закричали работнику, который стоял за дверью наготове, и уже без особенных хлопот вытащили и водворили на место беглеца, на сей раз очень что-то оробевшего. Замечательно то обстоятельство, что как бы ни робели наши лисицы — они никогда, не только что нас не кусали, даже никогда, ни в каком случае, не показывали намерения укусить.
Зимний сезон
В январе «воспитанники» наши вполне оделись, получили очень пушистые «трубы», особенно самец. Уши, казавшиеся прежде непропорционально большими, потонули в густой мягкой шерсти, невысоко из нее выдвигаясь. Точно также и головы стали казаться несравненно милее и аккуратнее. Очень, очень красивы были лисицы, хотя ростом уступали, незначительно, впрочем, лесным диким собратьям.
Боясь их произвольного побега, мы стали смотреть за ними еще строже и, так как сидеть с ними в лисятнике было часто неудобно по случаю холода и метелей, — брали их в комнаты. Здесь начиналась возня и прыганье, но температура натопленных комнат была слишком высока для зимних пушистых шкурок лисиц, и они скоро задыхались, разевая рты и высовывая языки. Кроме того, они испражнениями своими очень заражали воздух, а помещение наше, и теперь не особенно большое, в то время было еще очень тесно.
П. Стрекалов, 1884 г.