Удачи и неудачи псового охотника. Часть вторая

Чрез несколько времени мужик вступил со мной в разговор, из коего явствовало, что в лесу волчий выводок, что управитель сам — страстный охотник с ружьем и всячески старается отвести глаза другим охотникам, что вряд ли он дозволит и сегодня охотиться. Последнего я не боялся, так как у нас было разрешение самого владельца — а что касается до присутствия волков, то я, относясь с недоверием к его словам, только что собрался у него порасспросить об этом поподробнее, как вдали показалась двигающаяся по дороге охота.

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — В № 11 (150).

Удачи и неудачи псового охотника. Часть вторая
Старинная охота с собаками. Рисунок_by John Leech@WIKIMEDIA.ORG

Смущающая компания

Впереди, на своем «голубом кабардинце» Паше, ехал Алексей Александрович Угрюмов; рядом с ним прелестная амазонка, его соседка по имению Н.Я. М., затем муж ее С.Г. М. и молодой студент Д., а вдали были видны охотники, разъезжавшиеся по разным направлениям.

— Я вам поручаю своих гостей, — обратился ко мне Алексей Александрович, — Ваша свора самая надежная, так уж станьте от этой вершинки; самый верный лисий лаз; направо у сада станет Г., налево от вас на том рубеже я; а уж левее от меня в завале я поставлю Вашего охотника Аввакума. Однако пора и становиться на места: гончих уже завели. Смотрите же, Михаил Сергеевич, не сконфузьтесь перед Н.Я. До свидания.

По правде сказать, я не был особенно рад этому обществу. Очаровательная амазонка особенно смущала меня. Собаки с лежки: как раз протравишь какого-нибудь русака; жнива довольно высокая и густая: пожалуй, не сумеешь показать лисицы. Поди там потом объясняй, как и почему этот срам случился. Дамы — народ требовательный и не особенные любительницы снисходительно относиться к чужим неудачам.

Да и место, где я стоял, было крайне неудобно. За мной в нескольких шагах расстояния начинался небольшой лесок; пред собой я видел очень небольшую часть поля, так как стоял в завале; за моей спиной шел непрерывный франко-русский разговор Н.Я. и ее двух кавалеров.

«Так невозможно, нелепо стоять! — вертелось у меня в голове. — Сейчас прозеваю. Надо выдвинуться вперед и сейчас же. Но ведь и все общество двинется. Тогда пиши — пропало! Лисица оглядит и услышит нас издали и наверно вернется в остров. Но что это? Гонять?!».

Вдруг особенно отчетливо я услыхал голос Затея, прелестного выжлеца, купленного Угрюмовым у С. С. Кареева. Кровь ударила мне в голову. Ведь это он ведет полями! Зверь значит тут, близко, пред самым нашим носом и я его еще не вижу?

Я толканул лошадь, выскакал на бугор и моим глазам представилась великолепная для охотника картина: прямо предо мной, саженях приблизительно в пятидесяти (свыше 100 метров. — Прим. редакции), не сворачивая в мою сторону и не заворачивая назад в лес, скакал, как мне показалось, не особенно резво матерый волк; в некотором отдалении гнались за ним английские сучки Г.

Азартное преследование

Хотя мои собаки скоро его зазрили, но все таки они не успели доспеть к нему впоперечь, и волк, вытянув шею в струну и сильно наддав, понесся к рубежу, на котором стоял Угрюмов; за волком неслись мои собаки и собаки Г., за ними я, немилосердно колотя арапником моего симпатичного коня Ваську, а за мной скакали и кричали зрители-аматеры.

Вот выделился из-за прочих собак мой половой Мухтар, вот расстояние между волком и им все сокращается, вот он рванул его раз, два за гачи; на секунду они остановились, волк точно поскользнулся, но прежде чем поспели другие собаки, оторвался, и Мухтар, будто сконфузившись от своей неудачи, исчез в кучке прочих собак.

— Улю-лю-лю! — неистово кричал я, хотя надежды у меня почти не оставалось.

— Врешь! Не уйдешь! — невольно вскрикнул я, когда серо-пегий Мазан, оторвавшись от прочих собак, стал спеть к зверю.

Хотя Мазан никогда еще не видывал волка, но я сильно на него надеялся, будучи уверен, что он не посрамит своих злобных родителей. Но… о позор! Мазан, поравнявшись с волком, как-то неуклюже ткнул его в бок, и затем они оба понеслись рядом точно две сбесившиеся дышловые лошади, добивающие исковерканный экипаж. В это время подоспели впоперечь собаки Угрюмова, и хотя несколько раз задерживали волка, но окончательно свалить его не могли, и вся куча двигалась к Аввакуму, который стоя за бугром, ничего не видел из происходившего.

Угрюмов рассказывал потом, что он тоже сначала был уверен, что волк отделается, но когда он заметил вырастающую из-за бугра голову Аввакума, когда, наконец, пред ним появился и сам охотник, и он увидал несшегося впереди старика Сокола, который, разинув пасть и как-то странно скривив голову, еще издали примерялся, как бы ловчее захватить зверя, он понял, что волку несдобровать.

Сокол растерялся с волком, и здоровенный Лебедь, захватив зверя, закувыркался с ним и как шапкой накрыли его прочие подоспевшие собаки. Когда мы прискакали, Аввакум уже приколол волка, и я тут полюбовался маленьким Черкаем, который, не видав еще ни разу в своей жизни не только волка, но даже лисицы и русака, с каким-то сладострастием прищурив глаза, все больше и больше захватывал ухо издыхавшего зверя.

Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Но когда описываешь какую-нибудь травлю, то вернее переиначить пословицу так: не скоро сказка сказывается, а скоро дело делается.

По моему рассказу можно, пожалуй, заключить, что мы травили волка на протяжении нескольких верст, тогда как в действительности он пробежал не более версты (около километра. — Прим. редакции), а, следовательно, вся травля длилась 3–4 минуты. Волк оказался крупным самцом не старым, а именно трех или четырех лет, как определил господин Лоренц, когда я доставил ему волка в Москву.

Между тем гончие продолжали гонять и мы, узнав, что в острове есть выводок, приказали сбить и вывести как можно поспешнее собак. Один волчонок был, впрочем, уже взят из-под гончих моим выжлятником Николаем, другой случайно затравлен Качаловым, въехавшим в лес с тем, чтобы отдать приказание о вызове гончих, а два успели пролезть садом, то есть, тем лазом, который занимал Г,. и который он покинул, начав травить волка.

Шумно и весело тронулась охота по направлению к усадьбе Угрюмова, и внезапно пробудившийся из-под нас русак доставил мне огромное удовольствие: мой Мазан как ракета отделился от прочих собак и вздел русака, как рукавицу, чем заслужил всеобщие похвалы и комплименты прелестной амазонки, а я ему простил его позорную трусость к волку.

Благоприятная перемена погоды

Приятно провели мы вечер в обществе веселой и любезной Н. Я., почтившей нас своим посещением. Занимались музыкой, за ужином пили шампанское в честь победы над волком, и усталые и довольные поздно разошлись спать с тем, чтобы на утро двинуться в Залегощу.

Начало осени в том году было жаркое и сухое. Гончие гоняли плохо, борзые, хотя и ловили, видимо слабели и худели. Бывало, стоишь на лазу и примечаешь бегущего еще очень далеко зверя, когда его и очертаний не видно, лишь по струйке пыли, выбивающейся из-под его ног. Русак пылил гораздо более лисицы, и даже собаки привыкли примечать этого молодца по несущейся за ним пыли.

Начинаешь травить, и пока собаки еще не приспели можно было разобрать, какая из них забирает переда, но при первой же угонке все пропадало в целом столбе пыли, что лишало охотника возможности вполне насладиться картиной травли.

Первый дождь пошел 24 сентября, почти после полуторамесячной засухи, а в этот день мы делали большой переход верст в 30 (32 километра. Прим. редакции) из моего имения в село Галунь. Шли мы, поливаемые довольно сильным дождем, но никто на это не жаловался, что так часто случается при непрерывных осенних дождях.

Напротив того, не только люди, но и лошади и собаки заметно повеселели, особенно бедные гончие, которым приходилось столь продолжительное время глотать по дорогам пыль из-под ног лошади доезжачего и набивать ею свои деликатные носы, должны были благодарно встретить совершающуюся в природе перемену.

В Галунь мы пришли не поздно, затравив в полях двух лисиц и русака, и встретили у радушного хозяина, князя С.М. Голицина, такой любезный прием, какой не всегда давался нам в удел в продолжение нашей долголетней, или правильнее сказать многоосенней, скитальческой жизни.

Я знаю, есть охотники, которые в отъезжем поле любят хвалиться каким-то древнеримским стоицизмом. Нам, мол, все равно, где ни стать, что ни есть, было бы лишь что травить. Ну а я нахожу, что вкусный обед, стакан хорошего вина и постель с чистым бельем и пружинным матрацем, в большой и теплой комнате, куда как приятны для усталого, разбитого тела.

Лошади и собаки получили у князя довольно удобное помещение. В Галуни мы уж застали прибывшую с другого конца уезда охоту князя Г.Д. Хилкова, соединившись с которой и начали на другой же день наши полеванья.

Выбор позиции

25-го охотились по небольшим местам и не особенно удачно, а 26-го стали брать Грачевник, довольно большой лес, примыкающий к самой усадьбе, в котором был в этом году выводок волков. Низа этого острова кончаются редколесьем, доходящим почти вплоть до довольно широкой реки, противоположный берег которой покрыт огромным строевым лесом под названием Дубошин.

Лучший лаз для волков, конечно, должен был быть на Дубошине, но мы подумали, что прибылые вряд ли решатся переплыть реку, что же касается до старых, то они точно, того и гляди, побегут на Дубошин.

В виду этого, Угрюмов отрядил три своры специально для встречи стариков, расставив их следующим образом: два борзятника стали у самой реки, а третий, переправившись кружным путем через реку, занял место в тылу у своих товарищей в Дубошине у самого берега реки — на тот случай, чтобы, если волк, прорвавшись чрез соединенные две своры, бросится в воду, ища убежища в Дубошине, — встретить его в реке и поставить его в самое затруднительное положение, стараясь всячески не давать ему выбраться на лесистый берег.

Я стоял у небольшой, но крепкой вершинки. Предо мною расстилалось поле, покрытое чрезвычайно высоким пшеничным живьем, и видны были верхушки деревьев Грачевника. Несколько вправо от меня виднелся великолепный Дубошин и местами резко выделились на темном фоне полей извилины красивой речки. Было тихо и свежо. Скоро стал доноситься до меня горячий гон соединенной стаи в 50 гончих.

Вот голоса разделились. Большая часть стаи повела левее от меня и к голове острова, небольшая же стайка, голосов в десять, чрезвычайно азартно, побуждаемая к тому же страшным улюлюканьем одного из выжлятников, повела правее на низа. Через несколько секунд к голосу выжлятника присоединились еще другие голоса. Гон гончих превратился в какой-то визг и рев, а улюлюканье в какие-то хриплые крики.

Сердце мое било как молотком в грудную клетку, в висках стучало. Мой старый Васька семенил ногами и высоко задирал свою умную головку, стараясь освободиться от стеснявшего его свободу повода, в моей левой ноге я чувствовал, что и он бедняжка страдает сердцебиением.

— Назад! Назад! — непрерывно повторял я своим собакам, рыскающим за мной всегда без своры, которые, дрожа от волнения, казалось, того и гляди, унесутся туда направо, где слышался этот страшный шум и гам.

Но вдруг все замолкло. Тявкнула еще раза два какая-то гончая и наступила глубокая тишина. Я понимал, что там травили и травили волка, но какой был ход и результат травли я не мог ясно себе представить. Чувство зависти и тоски наполняло мое сердце.

«Вот так всегда, — думалось мне, — преследует меня неудача на охоте. Другие травят, а сам стоишь фофаном. Да тут, если и побежит волк, все равно его не покажешь в этом проклятом жнивье. Надо подвинуться, по крайней мере, поближе к острову».

Хитрый зверь

Я тронул лошадь и шагом поехал по направлению к Грачевнику, беспокойно озираясь по сторонам. Не успел я проехать и десяти саженей (свыше 20 метров. — Прим. редакции), как вдруг увидал пред собою весьма близко прибылого волка. До сих пор я не могу себе представить, как мог он подойти ко мне на столь близкое расстояние, саженей примерно на 15 (около 32 метров. — Прим. редакции), не будучи мною замечен.

Он не шел, не бежал, а словно полз, извиваясь и расстилаясь в густых жнивах. Увидав меня, он припал к земле, как делает это борзая собака, когда, видя других играющих собак, быстро несущихся в ее сторону, она ложится, прижав голову к земле, воображая, вероятно, что ее в этой позе не заметят, и затем выбрав удобный момент, стремглав врывается в веселую кучку своих товарищей.

Я окончательно растерялся и не нашел ничего лучшего, как с диким улюлюканьем выпустить во весь мах лошадь прямо на лежащего предо мной зверя. Волк мягко метнулся в сторону, лошадь меня подхватила и пронесла мимо. Собаки, не заметив зверя, хотя были одно время в каких-нибудь трех или четырех саженях (шести или восьми метрах. — Прим. редакции) от него, высоко подпрыгивали, жадно всматриваясь по направлению к острову, где слышна была жаркая гоньба.

Хотя я и успел круто повернуть лошадь, но уже волк несся к Боронам, от которых я стоял, и ему уже оставалось недалеко до спасительного места. Казалось все погибло, но на этот раз счастье повернуло в мою сторону. Направо от меня стоял мой охотник Лукьян. Услыхав мое улюлюканье, его черно-пегий Карай не выдержал и во все ноги бросился в мою сторону. Совершенно случайно Карай столкнулся с удиравшим от меня волком и, несмотря на свою незлобность, стал исправно пощипывать его, не давая ему хода.

Я одновременно со своими собаками подскакал в месту борьбы, и тут волк снова произвел какой-то странный кунштюк (фокус, ловкий прием. — Прим. редакции). Он припал к земле, но не вытянулся, а сжался в комочек, подвернув под себя и ноги и голову. Известно, что борзые бывают жадны ко всему бегущему или по крайней мере движущемуся, но к безжизненному и неподвижному предмету борзая редко когда присунется, особенно когда этот предмет не имеет облика какого-либо уже известного ей зверя.

Кроме того, мои кобели очень вежливы и, будучи в молодости не раз строго наказаны за покушение на жизнь самых разновидных «дворняжек», они очевидно опешили, наскочив на такой странный клубок, и разинув пасти, словно прицеливаясь, окружили лежащего на земле волка, в то время как я соскочил с лошади и, выхватив кинжал, подбегал к зверю.

В ту же минуту волк вскочил и, лязгнув зубами, сделал движение, чтобы прыгнуть на меня. Этого было достаточно для решения его участи. Он был моментально опрокинут навзничь, и я в сильном азарте так глубоко запустил в него свой длинный кинжал, что пришпилил его к земле. Охота кончилась.

Отчаянная схватка в воде

Радостный и довольный я искренно поздравлял Угрюмовских охотников с их победой, как оказалось, над матерой волчицей и заставлял их по нескольку раз рассказывать подробности этой травли, столь взволновавшей меня, когда я стоял на своем лазу. Дело происходило следующим образом.

Небольшая часть стаи, собак в десять, вывела на двух стоявших недалеко друг от друга охотников, огромную волчицу; которая пронеслась с такою стремительностью между обеими сворами, что ни одна собака ее не задела, прямо бухнула в реку, а собаки за ней. Она благополучно бы переплыла реку и скрылась в лесу, если бы на том берегу не стоял посланный в объезд Алексей.

Он прямо спустил своих собак в воду ей в лоб, и они отбили зверя от того берега. В это время подвалились и гончие, и в воде началась страшная борьба. То волчица, подминая под себя собак, топила их, то сама под тяжестью нависших на ней собак, грузно уходила под воду. Вся эта масса медленно плыла по течению с гамом и визгом, сопровождаемым страшным улюлюканьем трех борзятников и подоспевшего выжлятника.

Но вот, выбравшись на более мелкое место, волчица стала цепляться за берег, отрываясь от вцепившихся в нее собак, и в это время спрыгнувший в воду Алексей всадил ей кинжал в бок…

В этот вечер много народа перебывало на обширном господском дворе, чтобы поглазеть на волчицу и на трех ее сыновей, которых охотники картинно разложили вокруг нее…

А уже 30-го сентября мы покинули гостеприимного хозяина и снова на некоторое время окунулись в море грязи, клопов, угара и тому подобных неудобств кочевой жизни, что продолжалось до тех пор, пока четвертого октября наша охота не пришла в Черемошню, имение моего дяди, Д.А. Дьякова. Пятого мы отправились из Черемошни верст за 10 (менее 11 километров. Прим. редакции) в село Гладкое, где по слухам были волки.

ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.

М. Сухотин, 1882 г.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий