Второй день рождения. Часть 1

Фото озеро

Поездка на Сару отличалась от предыдущих наших походов в тайгу многолюдностью. Мы впервые отправились на глухое озеро впятером: братан Юрий приехал из Питера с другом Борисом, и мой постоянный напарник Виктор Авилов настоял взять на рыбалку его сослуживца Лямина — технорука шестой колонии, где сам возглавлял медчасть.

Вообще-то, когда собирается большая компания, в ней при общении время летит незаметно и весело, но многолюдье на охоте и рыбалке — это нонсенс, и вольно или невольно создаваемый ею шум для тайги неприемлем. Вот поэтому я и не люблю ходить на таежные озера толпой, предпочитаю узкий круг из двоих, максимум трех близких друзей, таких же энтузиастов, страстно влюбленных в природу.

Сароозеро

Но на этот раз деваться было некуда, не объявишь же бойкот накануне отъезда нежелательным спутникам — неудобно как-то. Так и поехали шумной компанией.

Сарозеро (в лексиконе рыбаков — просто Сара) до недавнего времени из-за отсутствия каких-либо дорог вблизи считалось труднодоступным и самым глухим, ну и, конечно, рыбным. В прошлом году, наслушавшись о его уникальности, отдыхая на Кергозере, мы сделали вылазку на этот таинственный таежный водоем, благо по карте он значился почти рядом с нашей базой, меньше чем в десяти километрах, если идти по визиру.

По нему и двинулись. Путик — не пожелаешь врагу: тропки практически никакой; болотины через каждые двести-триста метров; кочкарник; заросли кустарников и масса поваленных деревьев. Одно утешение — не заблудишься: ориентир узкий, как лезвие ножа, просвет визира, разрезающий дебри четко по прямой. Еще своеобразным ориентиром были верстовые столбики, на протесах которых указаны номера лесных кварталов. Восьмикилометровый путик мы тогда преодолели за два с лишним часа, хотя и шли налегке.

Сара и в самом деле оказалась незаурядным озером. Во-первых, поразила изба. Не изба, а настоящий дом с сенями и кладовочкой, с двумя окнами, выходящими на озеро. Если судить по замшелым тесинам крыши и потрескавшимся от времени бревнам, изба срублена еще в конце тридцатых годов рыболовецкой артелью, которая вела здесь ежегодный промысел в период массового захода в озеро леща, язя и другой рыбы на нерест и жировку по речке, соединяющей его с другими более крупными и водоемами.

На середине Сары и наискосок от рыбацкой избы возвышался остров в форме большого эллипса, густо заросший кряжистыми соснами и низкорослым камышом вдоль береговой кромки.

Старовер Тихон

Нa острове обнаружили останки землянки-коптильни с прогнившим и обвалившимся накатом потолка. Под кучей гнилушек и осыпавшейся земли угадывались развалины печи, сложенной из камня-плиточника, от нее шел дымоход, который пролегал под песчаной поверхностью в глубь острова почти на двадцать метров. На его выходе, видимо, было строение, в котором развешивалась рыба для холодного копчения и от которого остались трухлявые бревна. Здесь же на высоте трех метров меж стволов сосен когда-то были сооружены лабазы для хранения копченой, вяленой и засоленной рыбы в бочках. От лабазов остались отдельные рухнувшие фрагменты. Устройство лабазов высоко над землей, да еще и на острове, давало возможность артельщикам сохранить весь летний улов от всякого зверья, охочего до рыбки. В период ледостава по речкам, соединяющим все таежные озера, они возвращались на Сару на лошадях. Грузили рыбу на розвальни и вывозили обозом за два-три рейса.

Во время войны и особенно после нее этот вид промысла сошел на нет, и избы артельщиков на многих таежных озерах остались бесхозными, постепенно разваливались, превращаясь в кучи гнилушек, зарастали ельником, осинником, березником. И тем паче мы удивились, заявившись впервые на Сару, хорошо сохранившемуся артельному дому. Выходит, кто-то из бывших артельщиков сердцем прирос к любимому озеру и к родному обиталищу, наведывался изредка сюда, отводил душу в рыбалке и поддерживал избу, пока не состарился сам и не ушел в мир иной.

Много позже я узнал, что это был скарлахтинский дед старовер Тихон, умерший за год до нашего появления на озере. По отзывам деревенских старожилов, крепкий мужик был, при силе, до глубокой старости хорошим ходоком слыл, считай, на ногах и сковырнулся, прилег в послеобеденный час отдохнуть и помер.

Ежегодно ходил дед одному ему известными тропками на любимое озеро, почти все лето жил там уединенно, подобно отшельнику. Ремонтировал избу, ловил рыбу на пропитание, но в основном молился. Молился исступленно, не опасаясь, что кто-то застанет его за этим занятием и расскажет властям, преследующим людей за веру во Всевышнего.

Обследуя прибрежные заросли ольховника и ивняка вблизи избы, мы обнаружили оставшиеся в наследство от деда Тихона два плавсредства — плот и утлую лодчонку.

Небывалый улов

Плот был добротный, умело и надежно связанный из сухостойных стволов, к тому же обшитый сверху для устойчивости и комфортности досками. Плотно подогнанные друг к другу, они представляли собой своеобразную палубу, на середине которой возвышалось примитивное сиденье в виде скамейки на чурбаках. Сидя на ней, было удобно забрасывать снасть и рыбачить на поплавочную удочку, чем незамедлительно воспользовались братан Юрий с другом. А лодка не в пример плоту оказалась крайне неустойчивой: узкая, как пирога, сбитая из старых тесин, она с трудом держала двоих, да и то при условии, если пассажиры будут сидеть в ней не шелохнувшись. Чувствовалось, дед смастерил ее из остатков досок, что удалось подобрать в завале бывших лабазов и коптильни. И, чтобы придать ей устойчивость, он поместил свое творение в треугольник, сбитый из тонкомерных сухостоин, — сооружение, похожее на мотылька, распластавшегося на воде. Боковые стороны треугольника, как крылья, не позволяли лодчонке опрокинуться, но не избавляли ее от болтанки при движениях пассажиров. Плывешь в ней, и создается впечатление, что вот-вот, зачерпнув бортом, она благополучно пойдет ко дну. Еще в первое посещение Сары, проплыв с другом Авиловым какое-то расстояние на вертлявой посудине и натерпевшись страху, я, ступив на берег, отрубил:

— Чтоб я еще раз сел в это подлое корыто!.. Да ни в жизнь! Лучше добровольно утоплюсь, чем буду плавать на этом веретене…

— Да брось ты, — расхохотался Виктор, — вполне приличная посудина. Не крутись в ней, и все будет абгемахт. А не хочешь на лодке — плавай на плоту.

Тогда на озере мы ночевали всего одну ночь. Вечером рыбачили, ставили жерлицы и были потрясены с первых же поклевок.

Зубастая хищница хватала живцов, как оглашенная, мы не успевали цеплять их на тройники. Я такого щучьего жора в жизни еще не видел: до заката солнца за каких-то пару часов на полтора десятка жерлиц втроем наловили щук три рюкзака под завязку. Крупных рыбин, правда, не попалось ни одной: все были как на подбор — двух–трех килограммовые экземпляры, но зато в обалденном количестве.

В артельской кладовой на одной из полок нашелся противень (мука и постное масло были с собой), и такая жареха получилась умереть, не встать! Не буду врать, но, по-моему, по три рыбины на брата мы тогда слопали… Вот это была вкуснятина! Удивляюсь, куда столько влезло?!

А назавтра, выпотрошив и отрезав головы, чтобы не тащить лишний груз, мы набили щуками рюкзаки, предварительно переложив их для сохранности свежей осокой, и двинулись на Кергозеро, на свою стоянку. Никогда не забуду тот обратный путь с тяжелым грузом за спиной. И вроде приятная ноша — добыча все-таки, а под конец уже и сил никаких, ноги подкашивались, горели плечи, хоть рюкзаки вытряхивай… Еле-еле доплелись до стана на черничном мысу, где стояла наша приземистая избушка…

Владимир Неунывахин

Начало. Продолжение здесь.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий