Сколько себя помню — всегда рыбачил. Но особо хочется рассказать о самой запомнившейся — первой настоящей рыбалке.
Мое детство прошло в деревне Макурино, приютившейся на стыке трех областей: Кемеровской, Новосибирской и Томской. Недалеко от деревни протекают Большая и Малая Черная речки — притоки реки Томь. Свое название они получили из-за черного цвета воды, так как протекают по болотистой местности. К северо-западу от Макурино располагался огромный лесной массив, богатый грибами, всевозможной дикой ягодой. Когда-то в этих местах охотились мой дед Федор Герасимович и отец Антон Федорович — мои первые учителя по рыбалке.
В Малой Черной кроме гольянов мы, пацаны, поймать ничего не могли. И рассказы о щуках огромных размеров, обросших от старости мхом, которых в старину привозили с Большой Черной, мы слушали, затаив дыхание.
Как-то вечером отец велел накопать червей, добавив при этом, что завтра берет меня с собой на рыбалку на Большую Черную. Вечером лег пораньше, но долго не мог уснуть, думая о предстоящей рыбалке.
Когда отец разбудил меня, солнце вот-вот должно было показаться над горизонтом. Я не выспался, но бодрость быстро пришла ко мне от свежести утра и особенно от тучи комаров над головой, которая становилась все больше по мере углубления в лес. Прошли мы метров сто пятьдесят, а я уже был по плечи мокрым от росы.
Когда мы вступили под кроны вековых сосен, идти стало легче. Под ласковым солнцем от нашей одежды поднимался пар. Минут через тридцать мы вышли на поляну, заросшую марьиным корнем. Так в простонародье называют известный каждому пион, произрастающий в наших садах.
Тогда я еще не мог оценить всей красоты открывшейся мне картины. Я был на том же месте позже, годах в 80-х, поляна, к счастью, сохранилась. Только представьте себе — сплошной ковер бледно-розовых крупных цветов!
Затем мы с отцом вновь углубились в сосновый лес, поднявшись на «гриву» (так у нас назывались небольшие возвышенности, поросшие хвойным лесом).
Незаметно мы пришли на место моей первой рыбалки. Тут же, на берегу, отец срезал «удилища» из сухих и длинных прутьев тальника, которого по берегу реки простирались сплошные заросли. Мы нашли удобное место, где можно было вытаскивать рыбу из воды сразу себе под ноги.
Первый заброс — и сразу же мой поплавок резко уходит под воду. Я ощущаю вес крупной рыбы и с огромным трудом вытаскиваю сорогу. О том, что это сорога, мне подсказал отец. Но мгновение — и рыбина вырывается из моих рук, снимается с крючка и падает в воду. От обиды хочется плакать, но делать нечего.
Во второй раз забрасываю свою самодельную удочку. Через минуту— другую поплавок ныряет, но как-то вяло и в сторону. Но на этот раз я не упустил — окунь! Да еще какой!
В следующие разы рыба срывалась часто по моей неопытности или из-за несовершенной снасти. Леску отец обычно плел из конского волоса, она была тонкой, но прочной и почти невидимой в темной воде. Вместо крючка использовалась булавка, поплавок изготавливали из гусиного пера, груз — из дробинки или картечи. Конечно же, по сравнению с современными удилищами наша снасть была примитивной, но и на нее попадалась крупная рыба.
Через некоторое время клев пошел на спад, а ближе к вечеру совсем прекратился. По моим подсчетам, в улове оказалась 21 рыбка различной длины: от 10 до 25 см. Я очень гордился своей маленькой победой в тот день.
Потом мы сидели с отцом на берегу таежной речки, ели холодное мясо с хлебом, макая в соль дикий лук, собранный отцом на каком-то лугу, и запивали холодной водой из сделанных тут же берестяных кружек…
В будущем в моей жизни будет еще много рыбалок, но эта, самая первая, окажется единственной по своей самобытности!
Александр Петрухин, г. Новосибирск
Этот материал был опубликован в нашей газете «Новосибирский охотник и рыболов» в мае 2008 года.
