Язь имеет довольно большое распространение. Его нет в южной, юго-западной Европе, а также и в Англии; во Франции же он встречается в небольшом количестве и то только в северной части ее.
По окраске язь принадлежит к самым красивым рыбам: спина у него темная (иногда темно-фиолетовая), бока серебристые (в иных реках золотистые), нижние плавники ярко-красные с беловатым налетом, спинной и хвостовой плавники сизые. Впрочем, последние лучи хвостового плавника почти всегда бывают окрашены красным. Радужина зеленовато-золотистая с темным пятном. Станом язь занимает средину между голавлем и плотвой. Рот у него несколько направленный кверху — небольшой.
Веса язь достигает очень порядочного — до 5-7 фунтов (до 2-2,9 кг. — Прим. редакции). Особенно крупные язи попадаются в озере Сиг Осташковского уезда Тверской губернии — весом до 15 (свыше 6,14 кг. — Прим. редакции) и даже 20 фунтов (около 8,2 кг. — Прим. редакции).
Нерест язя происходит в середине апреля (в средней России) преимущественно на каменистых и хрящеватых быстринах.
Когда и где лучше ловить
Ужение язя начинается, по моим замечаниям, в конце апреля; впрочем, я должен сказать, что в это время мне приходилось выуживать только мелких подъязков — от 0,25 фунта до 0,5 фунта весом (от примерно 100 до 200 граммов. — Прим. редакции). Более же крупный язь никогда не попадался мне раньше первых чисел мая.
С весны надо искать язя на неглубоких местах с довольно быстрым течением и (по моему замечанию) каменистым дном. К началу лета он переходит в более глубокие места, служащие ему главною квартирою, из которой он, однако, предпринимает частые походы на каменистые быстрины. С начала же или половины сентября (а иногда и позднее, глядя по погоде) язь уходит в самые глубокие ямы, где уже и зимует, и перестает брать на удочку.
Уженья язы почти тождественно с ужением голавля, да и живут-то обе эти породы всегда вместе, так что, удивши голавлей, всегда можно рассчитывать на то, что наскочит язь, и наоборот. Таково, по крайней мере, мое убеждение относительно тех рек, где мне приходилось удить, основанное на многолетнем наблюдении, но, всеконечно, могущее оказаться ошибочным по отношению к другим местностям.
С весны язя можно удить на все насадки, пригодные для ужения голавля; но лучшею насадкою в это время служит черный хлеб, умятый в шарики величиною от горошины до крупного русского ореха. Это предпочтение, оказываемое язем черному хлебу с ранней весны, отличает его от других рыб, берущих хлебную насадку. Они с весны берут лишь на червя земляного, навозного, а на хлеб начинают брать не ранее десятых чисел мая…
Считаю, однако, необходимым сделать следующую оговорку: язь менее охотно берет на лягушку и на рыбку (особенно на последнюю), чем голавль, а на майского жука, насколько мне известно, не берет вовсе.
Ужение язя там, где он водится в достаточном количестве и достигает порядочного роста, очень заманчиво, так как он принадлежит к сильным рыбам и сдается лишь после упорного боя.
Брошенный сачок
В заключение сообщу несколько случаев, относящихся к ужению язя и могущих иметь некоторый интерес для рыболовов.
Первый из них случился со мною летом 1880 года. Пошел я как-то в последних числах июля, часов в девять утра, удить голавлей и ельцов на мушку. Ближайшая часть Десны, представляющая удобное для этого ужения место, находится на расстоянии версты от моего тогдашнего местопребывания и изобилует язями, голавлями и ельцами. Туда-то я и направился, вооруженный длинным легким удилищем из белого тростника, сачком и рыболовною корзиною, которая при ужении на ходу положительно незаменима.
Перейдя реку у плотины Троицкой фабрики, я принялся за ужение ельцов и голавлей на домашних мух. День быль жаркий и тихий, и на поверхности воды виднелись многочисленные стаи ельцов, голавлей и уклейки. Ужение шло очень успешно, и не прошел я еще четверти версты вдоль берега, как в моей корзине очутился десяток крупного ельца да три или четыре средних голавлика.
Между тем, подходя к повороту реки, где течение разделяется надвое маленьким островком, я заметил, что около затонувшей ольховой верхушки какая-то крупная рыба то всплывает, то исчезает. Думая, что это голавль, я насадил на крючок (№ 7) штук десять мух и стал потихоньку подкрадываться.
Подошел шагов на пять — чаща пошла такая, что с сачком не пролезешь; делать нечего, бросил сачок и с трудом пробрался к берегу. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что виденная мною рыба не голавль, а язек фунта в два (около 820 граммов. — Прим. редакции).
Осторожно я пропустил удилище между ветвями и опустил насадку перед самым носом язя.
Как на смех, в эту минуту подвернулся средний елец, который чуть было не схватил насадку; к счастью, мне удалось вовремя поднять ее с воды. Елец повертелся несколько секунд и уплыл. Я тотчас опять опустил насадку на воду, и не успела она проплыть сажени, как была схвачена язем.
Подсекаю и начинаю вываживать свою добычу. Минут через пять язь совершенно обессилел; я подвожу его к берегу и с ужасом замечаю, что без сачка ничего не могу сделать. Приставляю удилище к дереву и закрепляю шнурок так, чтобы голова язя выглядывала из воды, а сам иду за сачком. Только что я схватил сачок, слышу частое всплескивание и возвращаюсь к моему удилищу ровно вовремя, чтобы видеть, как язь мой удирает с прорванною губою.
Мораль этого приключения: когда удишь в местах, где вытаскивание рыбы затруднительно, необходимо иметь сачок при себе, а не где-нибудь поблизости.
Самоуверенный рабочий
Другое приключение было не со мною, но я был очевидцем его. Возвращался я как-то 1 июля часов около 8 вечера с той части Десны, которая находится между Троицкою и Фоминскою фабриками.
В полуверсте (свыше 500 метров. — Прим. редакции) от первой встретился мне фабричный рабочий, которого я часто видел удящим. И на этот раз он нес на плече два удилища… с оборванными лесками.
— Аль корягу поймал? — спросил я его.
— Какую корягу! Местечко тут у меня на примете есть, очень хорошо на нем язь берет. Я прикормочку тут сделал да и пошел на вечерней заре поудить. Поймал трех подъязков фунта по полтора (свыше 600 граммов. — Прим. редакции) да и думаю: дай-ка я насажу побольше шарики белого хлеба. Только что насадил, поставил опять удочки, как сразу оба поплавка ахнут под воду! Я и не успел схватить удилища — обе лески над поплавком отшибло. Вот теперь зайду мимоходом, посмотрю, не попалось ли что под поповскими дворами: там у меня на угря поставлена удочка.
Так как мне было по дороге, то я пошел с ним. Подходим и слышим плеск в воде.
— Знать попалась рыбина! — воскликнул мой спутник, бросил свои снасти и побежал к тому месту, где раздавался плеск.
Я последовал за ним и пришел вовремя, чтобы увидеть, как он на «ура» тащил какую-то крупную рыбу.
— Да ты полегче! Дай ей уходиться-то! — крикнул я ему.
— Не, барин! У нас снасть-то не вашенская — выдержит! — последовал ответ.
И в ту же минуту леска с поплавком и крючком полетела в физиономию моего собеседника. Оказалось, что на крючке остался порядочный клок губы язя. Если бы рыболов утомил его исподволь, то, несомненно, губа выдержала бы. А тут обладатель здоровой снасти оказался при «пиковом интересе».
Барон П.Г. Черкасов, 1883 г.
Этот материал был опубликован в нашей газете «Охотник и рыболов. Газета для души» в марте 2014 года.
