Меня всегда интересовало, как раньше добывали зверя и птицу. Как проходили давние охоты, в какие сроки проводились. И в первую очередь — с гончаками по «красному» зверю и зайцу. Но все же решил вспомнить и мое приобщение к охоте. Может, ностальгия по детству проявилась? Но, скорее всего, захотелось рассказать и о забывшихся когда-то популярных промыслах. Хотя… цель дальнейшего повествования в другом.
Доходный промысел
К охоте я приобщился рановато, начиная с 10-летнего возраста. Первая и запомнившаяся состоялась в середине 60-х годов прошлого века. И на кого? На… кротов. Модны в то время были шубы из меха этих зверьков.
Платили за малую шкурку по тем временам в заготконторе немало: за первый сорт — 10 копеек, за второй — 8, а вот за третий — всего лишь 5. Не мог я тогда понять такой дискриминации. Ведь третий сорт от первого отличался только наличием на высушенной мездре темных пятен…
Подвигнул на ту ловлю меня мой дед Петр: что, мол, летние каникулы зря проводить, а здесь и подзаработать можно. Старому охотнику я поверил, а когда показал он, как ставить простейшие ловушки в норы, то преисполнился надеждой на успех.
Главное в таком промысле — аккуратно разрыть кротовый выброс. Потом, особо не потревожив его, вставить ловушку. Но и здесь была хитринка — не должен было пахнуть орудие железом, а лишь травой, произрастающей поблизости от отнорков. Приходилось вываривать ловушку в кипятке, а потом натирать полынью и зеленью дикорастущих злаков.
Первые поставы сделали с дедом, а на следующий день снимал их я уж и сам. На десять ловушек попались девять кротов. И все, как потом оказалось, — первого сорта. Вот это удача! На вырученные деньги от продажи прикупил в охотничьем магазине еще орудий лова. А стоили они на копейку дороже высушенной распятой шкурки.
Постепенно я начал расширять свой кротовый промысел. Довел количество ловушек до полусотни. Здесь уж приработок реальным стал: в сутки иногда до четырех рублей выходило. А это немалые деньги по тем временам. Мой дед, будучи начальником финансового отдела района, получал в день лишь чуток поболее…
Непроста ловля крота. Нужно, в первую очередь, отыскивать свежие выбросы подземных зверьков и осваивать новые пространства. Изучать ближние и дальние окрестности для обнаружения кротовых выходов. Пришлось тогда и про рыбалку на время забыть. Уж дюже увлек азарт ловли на невидимых обитателей подземелья!
Сейчас многих удивит такой промысел… Но и в наше время шубы из кротовьего меха из-за их носкости и красоты ценятся подороже норковых…
Впервые взяв ружье
Через год, будучи опять же у деда в приднепровском городке Дорогобуже, я приобщился и к стрельбе. Поначалу ружейная охота была несерьезной и сводилась лишь к приобретению навыков.
Вручил мне Петр Ильич мелкашку и заставил палить по мишеням, то бишь по пустым бутылкам. А когда я промахи перестал делать, то дед серьезно так произнес:
— Завтра поедем на настоящую охоту!
Мнилось мне, что за серьезной дичью отправимся, но разумом понимал, что летом ее добывать запрещено. А поехали мы следующим утром на телеге с местным охотинспектором за… воронами. Уж этого я никак не ожидал!
Но ситуация, сложившаяся тогда в ближних лесах и на озерах, требовала отстрела размножившегося пернатого хищника, разграблявшего гнезда боровой и водоплавающей дичи. Да и бонус к тому прилагался: за две лапки — патрон к ружью, а за сотню — солидная денежная премия.
Я стрелял из мелкашки, а старшие товарищи — из ружей. Событие то происходило вблизи скотомогильника, где во множестве собирались врановые птицы в ожидании отходов. Сколько застрелил тогда этих крылатых хищников, точно не знаю. Но в память запало, что после той поездки подарил мне дед мой первый фотоаппарат «ФЭД» и прибавил:
— Держи! Не только на патроны мы заработали, но и часть премии твоя…
Уже потом были с дедом правильные охоты и на боровую птицу, и на зайцев с гончаками, да мало ли на кого еще. Но свое первое приобщение к промыслу со стрельбой помню до сих пор.
Спросил я как-то своего наставника перед его кончиной: вел ли он охотничьи дневниковые записи? И когда услышал в ответ «нет», то сильно расстроился. Ведь столько охотничьих приключений и наблюдений ушло в небытие…
Разговор с приятелем
Прошли годы. Возвращались мы с давним приятелем Владимиром Лачиновым после удачной охоты по водоплавающей птице. И в разговоре по дороге от скрадков к стоянке машины обсуждали результаты удачной стрельбы. А главной темой была отличная работа его молодой западносибирской лайки, умело разыскивающей в тростниковых зарослях битую и подраненную птицу.
Настроение было приподнятое, и я обмолвился, что так же неплохо стрелял дичь и с дедом. Но вот беда: никаких записок о своих охотах он не оставил.
— Не горюй, Юрец! — молвил приятель. — У меня есть старые охотничьи заметки моего деда. Мне они ни к чему, а тебе, как литератору, может, где и сгодятся…
Знакомство с дневниками
Через несколько дней я читал рукописи Алексея Ивановича Петровского, жившего по принципу: «Есть буду мякину, а охоту не кину». С 1938 года на протяжении 20 лет вел он свой дневник. Кроме охотничьих историй, описывал погодные явления, бытовые мелочи, а порой и курьезные случаи.
Так, 7-го ноября 1938 года он пишет: «Вечером были у Мити. Словил «фонарь»». На следующий же день: «Были у Маруси. Обошлось без «фонаря»».
За этими бесхитростными заметками чувствуется, что оставил их несколько бесшабашный, как и все знакомые его охотники, но с чистыми помыслами человек. Словно о нем написал классик русской литературы Олег Волков: «Сам стрелять он, особенно по дичи, не любил. Сильная и горячая его охотничья страсть вполне удовлетворялась бродяжничанием по лесу, наблюдением за работой собаки…».
Но не все гладко бывало в жизни Алексея Ивановича. Встречались порой и такие строки: «Иногда приходит какое-то разочарование в охоте, не по причине, зависящей от процесса и результата охоты, а больше на почве семейных неполадок». И тут же автор выступает с опровержением собственных слов. «Охота — всегда интересна и даже при всех неудачах, так как и в них есть своя прелесть, которую не всякий может понять».
Для Петровского главным была не добыча, а наслаждение работой его любимых русских бело-пегих гончаков. Потому и относился к ним по-отечески. Но… если не отвечал какой из них его требованиям по вязкости и голосу, то расставался с собакой без сожаления. Продавал или менял на породистого щенка.
Уходит зачастую из нашего охотничьего обихода та азартная страсть поиска, погони и… не всегда верного выстрела. «Запрограммированные» трофеи на подготовленных участках в хозяйствах начали растлевать некоторые души.
Итак… фрагменты из дневников старого охотника представляю вниманию читателей. Я не правил те давние записи, чтобы сохранить колорит того времени, а выборочно подготовил к печати наиболее интересные и курьезные случаи. Ведь Петровский вел дневник почти ежедневно…
1938 год
7 декабря. Был в охотничьем обществе. Председатель сказал, что в округе объявились волки. Решили организовать облаву.
12 декабря. Хотел идти в СХИ, да проспал. Пришлось идти на станцию и ехать в Сомово. Около вокзала догнал Костю. Пристрял Ваня Смирнов. Сошли в Сомово и пошли сразу вправо. В лесу очень много следов и уже много охотились. Подняли 2 зайчишек. Обошли к талам и в Волошин лес. Там убил зайчишку очень оригинально. Убил за 72 шага и одной дробинкой в шею. Часа в два подбежал Громила и после этого уже больше не подходил. Долго звал, стреляли. Погода стоит все время одинаковая — падает снежок и слегка морозит.
15 декабря. В Усманском бору, где накануне видели волков, обложили один квартал флажками, куда заранее на санях завезли тушу павшей лошади. Пустили собак от пустоши: гончаков и борзых вместе с загонщиками. На номерах два десятка охотников, а с ними и я с Митей. Один серый вышел на меня. Сдуплетил, но, видно, только ранил. Волчара захромал, но Митя его добил. Премия нам обеспечена!
1939 год
6 января. Утро теплое. Поехали в Углянец. От двориков пустили собак. Громила поднял русака, напер на меня — убил. Пошли дальше. Пальма в сосне подняла второго. Костя стрелял — промазал. Пальма опять подняла, зайчишка пошел вдоль железной дороги. Вернулся обратно. Собаки погнали его на меня, выстрелил — подранил. Пока соображал, как поступить, Громила его догнал и слопал. Пошли на остановку. Заяц только у меня одного. Собаки гоняли так себе.
12 апреля. С утра погода была солнечная. Пошли охотой до острова. Костя с подхода убил двух вальдшнепов. На острове пустили утку (подсадная. — Прим. автора), но не стреляли, так как утка не кричала. Пошел сильный снег, прямо настоящая зима. Забрали утку и пошли домой. Когда вышли из ольхи, снег перестал, занялся дождик, и вальдшнеп потянул дуром. Здорово стреляли, но никого не убили. Промокли изрядно.
16 апреля. Поехали в Сомово. Вальдшнепов была уйма. Костя убил с подхода пять штук и одного на тяге. Я — одного. Расстроился черти как не потому, что мало убил, а потому, что плохо стрелял.
17 апреля. Поехал один. Подсадную утку, чехол и ягдташ оставил у Клавы на станции. Пошел выбирать место для утренней зори. Дорогой убил вальдшнепа, а стрелял раз пять… Утром только подсадил утку, сразу упал селезень — убил. Вдали шагов за 80 плавали утка с селезнем, заложил 4 градуса и выбил как раз селезня. Сзади сел еще один селезень, стрелять было неудобно, но все-таки ударил. Матерый как в воду канул…
1940 год
12 мая. Митя уехал в командировку. Ходил поутру в СХИ. Пустил собак в Ржавчике. Потом прошел в сосну. Заливай сразу поднял лису. Перешла линейку, видел ее. Заливай имеет хорошее чутье, так как лису чует издалека. Потом пропал. Звал порядочно, все-таки пришел. (В это время Петровский не охотился, а просто натаскивал собак. — Прим. автора).
Приехал домой в 8 часов. Повозился дома и в 3 часа поехал в Репное. Побросал спиннингом часа два. Оставил 3 блесны, а поймал лишь одну щуку на четыре кило и поехал домой…
К сожалению, из-за военного лихолетья и последовавшей за ним разрухи часть дневников Петровского была утеряна.
1954 год
30 октября. Открытие охоты. Выехали в 1.20 в Кузиху. Ночь звездная. На шпалах лежит иней. Сошли с поезда — вроде мороза нет. Небо стало заволакивать. Пересидели на станции до 5 утра и пошли.
Начали прямо от кордона. Собаки (Гул, Громила, Дозор. — Прим. автора) сразу пошли, но Гул — на зайца, а мои — по лисе. Зайца я убил тут же и спрятал его в сажень дров. Потом собак потянули в Богатенький овраг. Зайца не подняли, а лису Громила взял у оврага. Я ее видел: очень хорошая. Ушла черт-те куда в поле по железной дороге.
Вернулись опять в Закленский лес, пошли верхней левой опушкой. Громила взял лису, подвалили все. Вроде бы и близко, но…
31 октября. Ночь темная, западный ветерок. Встали в 6 часов. Собрались идти, а Громила и Дозор сорвались (хоть и темно) и гоняют в Красненьком саду. Иван Иванович стрелял зайца, которого поднял Гул из ложка. Тот дал круг по логу и вышел в Красненький. Иван Иванович убил его в поле. Собрали собак и пошли в Закленский лес. Громила прямо с опушки начал добирать лису. Убил ее Иван Иванович.
Прошли к саду. Собаки снова схватили лису, неожиданно наперлись на меня. Успел выстрелить один раз, да и то зря… А Козьма Егорыч (еще один участник охоты, местный житель. — Прим. автора) убил под садом в логу сразу двух лис.
Иван Иванович вверху промазал зайца, вернее перебил ногу. От нас он ушел, но чуть позже кто-то убил и его. Вернулись к Козьме Егорычу и собрались домой. На станции было человек 20 охотников. Домой пришел в 19.45. А собаки-то мои здорово уходились.
3 ноября. Выехали в 1.20 в Кузиху я, Иван Иванович, и на станции пристрял Мистюков. Собак пустили в Закленском в угол рядом с садом. Минут через пять Дозор поднял (как видно, с лежки) лису. Все подвалили, и гон пошел горячий на остров. Пошли по опушке до Табора — лиса как будто испарилась. Перешли на другую сторону.
Громила заявился круглый, как бочка: видимо, сожрал подранка. В углу Гул поднял лису, подвалил Дозор, а Громила не пошел. Стрелял Мистюков, лиса ушла в Богатенький, пошли туда — ничего не нашли.
1955 год
12 января. Встал в 5 часов утра, температура минус 1 по Цельсию. Небольшой юго-восточный ветер. Выехал на трамвае. В магазине на Клинической купил хлеба собакам и в 7.15 пошел в Ямное. Ветер усилился, повернул с юга.
Собак пустил от ложка по яменской дороге в 9.05. Ветер, можно сказать, черт-те какой. Снег сел здорово. На чистых местах — корка, а в сосне нет ее, а опять, где просвет, корка. Идти тяжело, собакам — тоже.
Прошел по широкой дороге между крупной и мелкой сосной — следа ни одного. Вышел визиркой к чернолесью, тоже следов нет. Пошел стежкой к лесхозу, дорожкой по столбам и широкой дорогой от угла дубняка на яменскую дорогу, там утром видел два входных следа. Поставил Громилу на один след, который входил с угла дороги к дубняку. Громила взбрехнул раза два, Дозор уже давно там «катается».
Слышу: Дозор пошел, выскочил к Громиле и, пройдя 80 — 100 метров, свернул в сосну и, очевидно, прошел по маленькой сосне на визирке и на угол дубняка и жмет на меня. Гона совсем не слышно.
Сдуплетил. Первый «косой» упал почти под ноги… Это было в 13 часов. Раскисло здорово, под снегом — вода, а на дороге — сплошная. В крупной сосне снег опал и поделал бесконечные ямки, так что собаки суют нос почти в каждую. Температура, очевидно, поднялась до плюс 2-3 градусов.
Пошел искать второго зайца, след шел прямо к домам лесозащитной станции. Еле довел собак по следам: очень мало заметны. Заяц залег где-то в сосенках, собаки крутятся… Обошел уголок сосны, в это время Дозор «заговорил», пошел и Громила. Я забежал опять на дорогу, но собаки закружились в сосне, так как заяц не выходил. Потом собаки вышли на стежку. Обошел по стежке до домов ЛЗС (лесозащитная станция. — Прим. автора) — выхода нет.
На полянке, где поднялся второй заяц, я, заходя в сосенку, разглядывая следы, прошел от него ровно за 1 метр. Это так удивительно!
12 февраля. Сегодня мне 50 лет. Дурно ли, хорошо ли, а полвека прожито. Сколько еще придется прожить? Бог его знает!
16 июня. Выехали в Новый Лиман я, Власов, Павлусенко, В. Безхмельницын. Задание было уничтожить бешеного волка. Прочесывали леса, хлеба. Места очень красивые, в особенности «Буруны». Время провели неплохо. Вернулись 21-го в 18 часов. Задание выполнили!
13 августа. Выехали в Сенное на уток я, Власов, Спиридоныч, Семен и Соловьев. Я убил трех чирят, Павлусенко — чирка и матерую. Михаил Никитич — двух курочек. Домой вернулись 14-го в 17 часов.
23 октября. Проводили испытания собак. Встал в 5 часов утра, заехал за Митей, долбанули чекушку и поехали в охотничье общество… В Ямном Громила поднял лису, стал добирать Туман. Я стрелял лису, от первого выстрела она взвизгнула, сдуплетил… Удачно. Дунай и Чайка, собаки Спиридоныча, ездившего с нами, так и не вернулись. Трубили, трубили — так и нет их. Вернулись в 17 часов.
31 октября. Встал поутру в 5 часов. Ездил за потерянными собаками Спиридоныча. Привез Дуная, Чайка так и не нашлась…
11 ноября. Утром — минус семь. Зашел за Степановым, и поехали в Яменский. У клинической больницы ждал Николай Ефремов. Собак пустили от ЛЗС. Погоняли лису. Я стоял на косовой дороге, три раза перевидел, но далеко. Пошли на бугры. Громила поднял зайца. Я дуплетил, видимо, мимо, заяц пошел в гору, потом спустился. Ударил — убил. Пошли в дальнюю сосну, крутнули лису — понорилась.
Пошли в Яменский квартал, прошли до прясел, никого не подняли. Пошли верхом опушки до ЛЗС и на шоссе, пристал чужой пегий кобель. Гон был очень плохой. Домой пришел в 18 часов с одышкой и усталостью. Видно, курево в том виновато.
Возникла дилемма у отметившего 50-летие азартного охотника: бросить нагонную охоту или расстаться с пагубной привычкой. Он выбрал второе. Охота перестала его тяготить, а была по-прежнему в радость. Знаковой стала запись в дневнике, дважды подчеркнутая: «В этот день бросил курить».
1956 год
3 августа. Встал в 2 часа. Небо мутное, вроде не предвидится луны и росы. Поехал один, где проводили испытания, решил начинать по зайчишке. Машину оставил около опорного столба, тут же и пустил собак. Громила минут через 5 — 7 поднял лису, пошли на крупный лес, слышимость исключительная. Потом Громила стал добирать лису и пошел в дальнюю сосну. Оттуда обратно в березняк, Карай не отстает… Громила стал добирать зайца. Я перевидел его среди просеки, поставил Карая, прихватывает, но слабо. Взбрехивает грубым голосом, сделал полкруга — это уже сознательно по зайцу.
Громила в это время рубит другого, пошли к нему навстречу. Карай на дороге увидел зайца, который прыгнул в шелюгу, пустился немного правее, а заяц опять выскочил на дорогу и пронесся мимо меня. Тут стал на его след Громила, и гон пошел полным ходом.
Век прошлый и позапрошлый
Читая дневниковые записи Алексея Петровского, относящиеся к середине ХХ века, невольно отмечаешь, что не так-то и много дичи и зверья добывалось, соответственно и водилось, в лесах и полях Черноземья.
А вот в воспоминаниях поэта Афанасия Фета сцены охоты в этом же крае выглядят несколько иначе: «В первый день я, к величайшей гордости, обстрелял всех, начиная с Тургенева, стрелявшего гораздо лучше меня. Помнится, я убил двенадцать тетеревей в утреннее и четырех — в вечернее поле. Чтобы облегчить дичь, которую мы отдавали для ношения проводникам, мы потрошили ее на привале и набивали хвоей. А на квартире поваренок немедля обжаривал ее и клал в заранее приготовленный уксус. Иначе не было возможности привезти домой дичины».
Разница описываемых давних охот всего лишь столетие. Хотя… поэт стрелял дичь в заповедных помещичьих угодьях, а Алексей Петровский — в «шаговой» доступности от окраин Воронежа. Теперь там «выросли» новые жилые микрорайоны, и любителям охоты с гончими приходится ехать не на трамвае или электричке, как автор дневников, а на машине за сотни километров от города…
Юрий Демин, г. Воронеж. Фото из архива автора
