«Что же, господа, отправимтесь к Шваргорсту за гончими; ведь осень на дворе — пора за зайцами, а гончих у нас нет, одни пооколели, другие оглохли, третьи — слепые. Ведь это срам». «Да продаст ли он, много ли у него собак, может быть, у него только для себя?». «Продаст, продаст, он сам говорил, что есть лишние, и вот, кстати, на охоту». «Так когда?». «Да, я думаю, числа 16-го, а вы как, господа?». «Ну да, можно».
Так рассуждала компания охотников в богоспасаемом граде Р… в начале сентября. Покуда они собираются, позволю себе сделать краткий очерк собеседников.
Это были, во-первых, Карл Андреевич Альшман, немец, говоривший очень плохо по-русски, но старавшийся хвастнуть знанием его, что выходило всегда очень комично; фигура его к тому же напоминала журавля; во-вторых, Григорий Николаевич Мазин, низенького роста, дельный охотник, находившийся всегда в каком-то сосредоточенном состоянии; в-третьих, Николай Петрович Малинин, молодой горячий охотник и до дичи и до вранья, и, в-четвертых, Сигизмунд Каземирович Запшинский, кровный поляк, врун и хотя горячий, но относительно ежеминуточных промахов, горемычный охотник.
Сказано — сделано, и вот 16 сентября вышеозначенная компания тронулась в путь втроем, ибо Запшинский по делам не мог ехать.
Приехав в село Вслащатниково к Шваргорсту, который был управляющим его и стрелок такой, каких мало: он бил воробья на 100 шагов пулею, компания, к своему сожалению, узнала, что его нет дома и что он уехал на другую дачу. Что тут делать? А так как это село большое и торговое, а следовательно, были и трактиры, то и отправились в один из оных подкрепить свои силы и подумать, как поступить при таком неудачном приезде, а день-то был, как нарочно, хорош для охоты — словом хороший осенний полевой день.
Думали и выпивали, выпивали и думали и ни до чего не додумались; только Карл Андреевич начал толковать, что все хорошо и все устроит; Бог знает чем бы кончился этот конгресс, да, спасибо, выручил сын Ш… мальчик лет 13, который пришел с лесником и сказал, что, хотя папаши и нет дома, можно взять его собак.
Азартное занятие
Воскресли охотники, в миг надели свои доспехи и, взяв восемь гончих, отправились в путь. Приехав на место охоты, версты за три от села, бросили гончих; только они скрылись на опушке, как залились по зрячему. Засуетились охотники, каждый старался занять получше переход, а Карл Андреевич, вдруг упав на землю, начал изображать из себя четвероногого животного, ползая взад и вперед, и разгребал руками траву.
— Что Вы делаете, Карл Андреевич? — вскричал Малинин.
— А я ничего, ищу палечку, который запирает стволы у ложи.
— Да где же Вы ее потеряли?
— Вишел и уронил на траву.
— Ну счастливо Вам сыскать, — и с этим словом Малинин побежал на место, а Карл Андреевич все еще продолжал изображать четвероногого, наконец, нашел и быстро зашагал по просеку.
Но не успел он сделать и двадцати шагов, как на него в близком расстоянии налетел вальдшнеп, спугнутый, вероятно, собаками. Вскинув свою смертоносную фузею и дав два отчаянных пуделя, Карл Андреевич плюнул и пошел дальше.
Между тем гончие варили варом, собаки паратые, а зайцев было много, и, гоня одного, они будили 5—6 штук соседних, которые набегали на охотников, но иногда падали под выстрелами охотников. Мазин выстрелил по зайцу, убил и, думая, что стрелял того, по которому гнали собаки, закричал:
— Дошел!
Но собаки, повернувшись в сторону, продолжали гнать прямо на лесника, который и убил русака, и прекратил гон, крикнув:
— Дошел!
Собаки явились к нему и получили вполне заслуженные пазанки. Едва успели выпить на «горячей», как «запевка» снова залилась, снова все кинулись, и на этот раз заяц выбежал на Карла Андреевича, который, как истый немец, с мужеством и терпением поджидал злополучного косого, а тот, не спеша, опередив гончих, потихоньку скакал по опушке. Вот загремел выстрел Карла Андреевича, заяц наддал ходу, прозвучал вслед ему другой, и косой скрылся в опушке.
— Я попадал, я непременно должен быль попадать, какой манера он ушел! — кричал красный, как рак, Карл Андреевич.
— Успокойтесь, — говорил ему Малинин, — он, верно, лежит на опушке, если Вы его убили. Пойдемте посмотрим, чем стоять на одном месте.
И действительно, сделав несколько шагов в опушку, нашли зайца, лежащего уже без движения. Перо мое слишком слабо, чтобы описать восторг Карла Андреевича. Он подпрыгивал на месте, точь-в-точь как тетерев на току, и отрезал у зайца задние лапы.
— Карл Андреевиче, что Вы делаете? Зачем отрезали задние, а не передние? — говорил Малинин. — Ведь собаки задить будут.
— Я не зналь, ню можно резать и те, — и с этим словом лишил зайца и передних ног.
— Теперь, кстати, и голову, — сказал Мазин.
— Зачиво голову, голова вкусный вешь, я зам ее буду кушать.
Подвязав убитых зайцев, охотники тронулись далее. Добрые собаки не заставили себя ждать, скоро подняли зайца, который после двух-трех небольших кругов был убит Мазиным. Пройдя не более версты, собаки подняли лисицу; это было слышно из гона с переливом; начали ждать охотники — не выбежит ли на кого пушистая кумушка, ждали часа два; собаки гоняли хорошо, остров был плотный, гонят прямо на кого-нибудь, бедняга съежится, сожмется, кажется, вот-вот сейчас выстрелит, но не тут-то было: не доходя до него шагов 5—10, собаки сворачивают вбок по густой опушке, где проходит лиса, не видимая для глаз охотника.
Веселая компания
Малинин с Альшманом, соскучившись дожидаться лисицы, нередко прикладываясь к фляжке почтенных размеров, сочли за лучшее идти к лошадям, которые остались версты за две, отправились и шли не торопясь, потягивая понемногу из душеспасительной фляги.
Дошли, сели. Во фляжке еще было, и начали нетерпеливо ждать остальных охотников. Время казалось бесконечно долгим; во фляге оставалось все меньше и меньше, и вот они решились идти обратно в село, которое было от них на расстоянии не более трех верст, а там отправились в трактир, где и стали дожидаться оставшихся охотников.
Допив остатки, достойная парочка тронулась в путь, громко рассуждая, что они правы, и во всем обвиняя остальных охотников и в промахах, и в промедлении, а так как придя к одному мнению, они пришли и к трактиру, то нимало не медля велели подать выпить и закусить, чтобы подкрепить свои слабые силы.
Выпивая и закусывая, охотники снова повели разговор о настоящей охоте, снова послышались упреки отсутствующим и самовосхваление. Но вот спустя немного времени прибыли и остальные охотники. Оказалось, что гончие угнали лисицу со слуха и они насилу могли собрать разгоревшихся собак.
Сели пить чай, велели закладывать лошадей и собирались ехать домой, но в это самое время от управляющего пришел рабочий, который сказал охотникам, что Шваргорст приехал и просит их всех к себе. Хотя было уже не рано, но долг вежливости заставил идти охотников поблагодарить за собак, и все отправились к господскому дому.
Встретились, раскланялись, облобызались, и, разумеется, на сцену появилась неизбежная закуска, в которой Карл Андреевич и Малинин произвели порядочное опустошение, то есть не в закуске собственно, а в графинах. Время приближалось к десяти часам вечера, и решились ехать домой, но вдруг пошел такой сильный дождь, сделалась такая темнота, что буквально можно было сказать, что хоть в глаз ткни.
Вследствие такого неожиданного препятствия решено было ночевать, чему гостеприимный хозяин был очень рад; воротились в комнаты, и пошла оживленная беседа; на сцену явилось новое развлечение в виде ручного, молодого пятимесячного лося-самки кличкой Фанки.
Этого лося управляющий нашел только что родившегося, принес к себе, где и воспитывал его. Лосенок был очень ручной, ходил за своим хозяином на второй этаж в его кабинет и ложился у его кровати, как легавая собака; он был очень чистоплотен, но, что всего страннее, гуляя на свободе, уходил в лес и снова возвращался к своему хозяину. Очень любил сахар, варенье и вообще все сладкое.
Беседа охотников тянулась далеко за полночь, и к концу этой беседы Карл Андреевич с Малининым так натянулись, что с трудом дошли до своих постелей, где и погрузились в непробудный сон.
Ранним утром, часу в пятом, встали охотники, и Карл Андреевич с Малининым долго лежали с открытыми глазами, стараясь, вероятно, сообразить, где они и что вчера было. Карл Андреевич все удивлялся, как он попал к Шваргорсту, и оставался при своем убеждении, что он вчера из трактира поехал домой, а не к Шваргорсту, и говорил, что это просто что-нибудь да «нечисто», но все-таки при всей своей головной боли должен был, по настоянию Мазина, оставить свое логово, так как стало светать, а Мазину надо было ехать домой.
Напившись чаю и поблагодарив радушного хозяина за гостеприимство да взяв от Шваргорста два смычка гончих, которые он подарил Мазину, отправились в путь-дорогу.
Погода разъяснилась, вскоре взошло солнышко, и день обещал быть очень хорошим. Охотники ехали молча; их, как говорится, разморило и клонило ко сну, которому все вскоре и предались; все шло спокойно, но вдруг Карл Андреевич заставил остальных открыть глаза — и их взорам представился немец, лежащий на грязной дороге лицом вниз с распростертыми руками, что произошло, как объяснилось после, от того, что во время сна коляску тряхнуло и свесившийся на сторону Карл Андреевич мгновенно очутился на земле.
Приведя по возможности в порядок физиономию и костюм Карла Андреевича, охотники тронулись далее и уже без всяких приключений возвратились благополучно домой.
П. М., г. Ростов
