В доме завелись мыши. Мы построили дом сами. Шесть лет прожили в нем, ни о каких мышах знать ничего не знали. И вдруг, на тебе, мыши. Они возились под полом по ночам. Потом стали грызть в углу доски пола. Видимо надоело им питаться одной сырой картошкой в подполье, и они решили проникнуть в кухню, посмотреть, нельзя ли тут чем поживиться.
Может быть, конечно, мысли у них были и не такие бессовестные. Может, им просто осточертело темное подполье, захотелось взглянуть, что творится наверху в доме. Как говорится, людей посмотреть, себя показать.
Филимон Фадеевич
Наконец мыши обнаглели. Они стали вылазить из норы среди бела дня. И если кто-нибудь из нас сидел неподвижно, нахальная мышь шныряла под столом у самых ног. Мыши надоели нам окончательно. Они поднимали под полом такую возню, так носились и пищали, что будили нас по ночам. Кроме того, совершая ночные набеги, они нанесли нам урон: изгрызли шерстяной носок младшей дочери Светы и объели перед кожаного сапога старшей, Оли. Но им хотелось чего-нибудь повкусней, и мыши стали прогрызать стенку шкафа, где хранились продукты.
Самое обидное что в доме жил кот Филимон Фадеевич. Сначала, правда, у него было нормальное кошачье имя: Васька. Как-то папа сидел в кресле и читал газету. Потом встал, отложил газету и включил телевизор. Вернулся, чтобы сесть в кресло, а на нем уже кот развалился.
— Привет, Филимон Фадеевич, — сказал папа, — вы уже тут как тут. — И прогнал кота.
Девочкам, особенно младшей, Свете, так понравилось это новое имя, что иначе как Филимоном Фадеевичем кота с тех пор не называли.
Мне кажется, что раньше надо было бы нам начать величать его по имени-отчеству. К такому коту, как наш, белому, толстому и ленивому, никак не подходило легкомысленное имя Васька.
Надо заметить, что мышей наш кот терпеть не мог, а может быть, просто был к ним равнодушен. Но не охотился на них совершенно. Первое время, когда появились мыши, мы пытались научить кота ловить их. Когда какая-нибудь мышь шныряла среди бела дня под столом, мы хватали сонного кота, тащили его на кухню и совали под стол. Он упирался, вырывался из руки ленивой трусцой убегал в комнату, чтобы опять развалиться в мягком кресле.
Гость в подполье
Однажды в подполье начало твориться что-то совсем невообразимое. Казалось, кто-то ударялся головой о доски пола, потом раздавался отчаянный мышиный писк и обрывался на самой высокой ноте. Этот писк был совсем не таким, когда мыши дрались меж собой из-за корочки хлеба или чего-нибудь съестного. Это был предсмертный крик ужаса.
— Что они там, от голода начали друг друга есть, что ли? — заметил папа.
Жалостливая Света сказала:
— Всю еду прячете, прячете. Жалко вам. Можно уже было оставлять им немного хлеба на полу. Наверное, вы не обеднели бы.
Папа рассмеялся.
— Не хватает только мышей начать подкармливать. Их тогда столько разведется, что они весь дом в труху превратят.
Вскоре как-то незаметно, будто сами собой, мыши исчезли. Они перестали выглядывать из нор и появляться на кухне. И пищать под столом перестали, и не стало попадаться обгрызанной мышами картошки в подполье.
Мышей не стало, но иногда что-то живое, тихо прошуршав, пробегало под полом. Потом ночью кто-то в углу снова грыз доски пола.
— Опять появились, — сказал с ожесточением папа.
А когда утром обнаружили, что забытая на кухонном столе голова от копченой рыбины вся изгрызена острыми мелкими зубами, папа совсем рассердился.
— Не хватало еще, чтобы по полу всякая нечисть бегала. И ведь, похоже, что не мыши. Наверное, крыса.
От этих слов у меня мурашки по спине пробежали. Крыса. Очень я не люблю и, откровенно сказать, боюсь этих пронырливых и прожорливых зверьков с длинным голым хвостом и маленькими злыми глазками на длинной зубастой морде.
— Ну все! — решительно сказал папа.
Он принес новенькую крысоловку, насадил на крючок кусочек колбасы и поставил ее под стол к стене. Несколько дней простояла крысоловка нетронутой. Колбаса совсем высохла, и папа снял ее с крючка.
— Надо было рыбу копченую положить, — сказала Света. — Раз она голову копченую объела, значит, любит рыбу.
Ну что ж, попробуем на рыбу, — согласился папа.
В ту же ночь в кухне что-то громко хлопнуло, точно выстрелило.
— Попалась! — сказал папа и бегом бросился в кухню. Он включил свет, наклонился, чтобы взять крысоловку, и застыл от удивления на месте.
Это ласка!
Из-под стола метнулось стрелой в угол за холодильник тонкое тельце белоснежного зверька. Папа взял в руки крысоловку. Она захлопнулась, прищемив краешек рыбьей шкурки. Я тоже встала и вышла на кухню.
— Ну что? — спросила я негромко, чтобы не разбудить спящих девочек.
— Это ласка, — ответил папа. — Вот почему исчезли в доме мыши. У нас поселилась ласка. Теперь ни одна мышь близко не подойдет. Ну, а если подойдет, тут ей и конец. Ласка — очень отчаянный зверек. В случае необходимости вступает в единоборство даже с крысой, хоть сама, наверное, не больше крысы.
Папа еще раз осмотрел мышеловку.
— Хорошо, что кусочек рыбы большой. Она потянула вот ту, за шкурку, и капкан ударил по рыбе, а не по голове ласки. Иначе бы — конец. Пусть живет!
Папа снял с крючка кусочек рыбы и положил под стол. Мы выключили свет и легли спать. Я никак не могла уснуть. Думала: наестся ласка рыбы, захочет пить. А где она найдет воду?
Я встала, налила в блюдечко воды, поставила рядом с куском рыбы. Да какая же еда без хлеба? Отрезала кусочек хлеба и тоже положила под стол.
В ту ночь еда осталась нетронутой. Видно, ласка здорово перепугалась громкого выстрела крысоловки. Но на следующую ночь в кухне послышался шорох. Кто-то грыз подсохший за ночь хлеб. Мне показалось даже, что я слышала, как маленькие коготки скребли о карй блюдца, когда зверек пил воду.
С тех пор по вечерам мы оставляем под столом в кухне то кусочек сала, то мяса или сыра, забаррикадировав пищу от кота Филимона Фадеевича.
Дочерям моим, Свете и Оле, да и мне тоже, очень хочется увидеть осторожную ласку. Может быть, она привыкнет к нам, поймет, что мы ничего плохого ей не желаем и однажды выйдет из норы днем, как выходили осмелевшие мыши. И, может быть, мы приучим ее брать корм из наших рук. Мы станем друзьями, и однажды позволит погладить себя этот белый загадочный зверек с таким славным названием: ласка.
Людмила Яковлева
