В прошлый раз мы познакомились с такими способами охоты на медведя, как охота с лабаза на овсах, с подхода и с собаками. Сегодня я завершу свой полушутливый обзор еще двумя способами охоты на косолапого.
Охота у привады
Берете корову — лучше, конечно, не свою — и создаете такую ситуацию, при которой сытый осенью и вполне добродушный вегетарианец-медведь все-таки задирает эту корову, или она отбрасывает копыта по каким-то ее коровьим соображениям. Затем, если сам он ее не утащил в лес, тащите вы. Конструируете лабаз, садитесь. А потом все, как при охоте на овсах. Есть новшество: многие охотники, чтобы облегчить свою участь, используя силу мощной техники, наклоняют вершину крепкого на слом дерева, цепляют к ней тросом или веревкой бедное животное и рубят трос — упругий ствол поднимает приваду на нужную высоту. К подвешенной таким образом жертве медведь вынужден залезать. И бьют его, как утку, в сумерках на фоне всегда более светлого неба.
Вот, в принципе, некоторые особенности, если не считать, что специфический запах, как правило, перебивает запах французских духов. Да, чуть не забыл, если привада находится на земле, ее надо привязать, иначе, пользуясь темнотой, медведь запросто утащит ее с таким же успехом, с каким ваша неугомонная жена каждый день таскает едва ли не превосходящие ее по весу покупки из дальнего магазина.
Охота на берлоге
На свете бывают чудеса. Но чаще они происходят в жизни неутомимых и вечно жаждущих этих чудес охотников. Не кусок мяса, не самоутверждение, а встреча с чем-то удивительным и невероятным заставляет охотника уходить в ночь при любой погоде, лишь бы с рассветом оказаться там, где рябчики по пуду, куницы исключительно голубые, а зайцы, с испугу напоровшиеся на изгородь, выламывают по три прясла. В твердой уверенности, что такие местечки еще есть, ищет их порой уж помятый судьбой человек и, поверьте, счастливее его никого на этом счете нет. Иногда не найдет он того, что грезилось долгими зимними ночами, но счастье так и останется в его душе до последней минуточки жизни. А пока в кругу друзей он, с горящими от радости глазами будет рассказывать о редких, но удивительных встречах с лесными обитателями, об их ловкости, силе и красоте. Ну, приврет маленько — эка беда! Если кому не интересно — включай телевизор и внимай уже другой, более изощренной лжи. Такая уж, видимо, твоя судьба. Зря потом винить Господа, что жизнь прошла мимо. Пока я вам рассказывал о сущности охотничьих устремлений, пришло известие, что в лесном квартале, в километре от жилья, возможно, залег медведь.
Вот оно чудо! Исползаны десятки километров суземов, обследованы лога и релки, прочесаны истоки ручьев и речек, а какой-то сшибатель чаги натыкается на берлогу на расстоянии слышимости петушиного крика и собачьего лая. Второе чудо, если он не подшумел зверя и не выгнал его из собственного жилого фонда.
Я не великий спец по охоте на берлоге. Потому, чтобы не вводить в заблуждение молодых охотников и не повторять того, что можно прочитать в любом охотничьем издании, послушаем тех, у кого, как говорится, «бывали рога в торгу». Эти храбрецы и самородки не любят шумных и часто бестолковых охот и только с возрастом или по приглашению участвуют в них.
Вот, что рассказал мне профессиональный охотник Федор Макарович, с которым меня свела судьба уже в семидесятые годы:
— Лично мне дважды приходилось находить берлоги, гораздо чаще делали это собаки и в то время, когда медведь еще не улежался. В результате «рев и стон» — собаки по медведю орут, как по незнакомому человеку. Сразу ясно. Чаще всего медвежь не выдерживает их площадной брани и удирает. Но если и остается, это еще не значит, что он у тебя в кармане. Каким-то образом он учует твой подход и метнется из берлоги именно в тот момент, когда ты не видишь «чело». Для выстрела остается времени не более чем при стрельбе по вспорхнувшему рябчику.
— А чего же собаки? — спрашиваю.
— Собаки молодцы, но им держать зверя — все равно, что лошадью танк давить. Есть из нашего брата «архаровцы», доказывающие, что их собаки медведя держат, — не верь. Мне один такой о своем гончаке травил: «Выхожу утром на задворки, смотрю — на той кромке поля заяц чешет. Нагло так, неспеша. Я кричу: “Шарик, заяц!”. Он ко мне кинулся и говорит: “Где?”. Во собака, а?!», — Макарович смеется. — А медведь, кроме того, что сильный, еще и умный, дьяволенок. Меня и то объегорил. Наткнулся как-то на песчаный холмик, и ни одного на нем листочка нет. А уж листопад заканчивался. Пошел смотреть. Вижу, нора большая. Нагнулся — а косолапый там порядок наводит. Неловко мне стало. В стволе заячья дробь, в кармане — тоже. Но не учуял меня. Так я его в хлопотах и оставил. Отошел, затески ножичком сделал, мол, по снежку навещу. А еще до этого друзья уж шибко просились на медвежью охоту. Снег выпал — зову, приехали. Аж тринадцать у нас стволов в суммовом выражении. Наверное, впрямь цифра несчастливая пала. Отступил от еловой подсады, где берлога была, расставил всех в редком лесу. А сам за собакой сходил, подвел поближе и спустил с поводка. Она сразу в берлогу ух! — и… вылезает оттуда. Посмотрела на меня с укоризной и унеслась по своим собачьим делам. Порядком патронов мы тогда сэкономили. Никто не обиделся на медведя. Он имел полное право оставить нас ни с чем. Да разве это мало — встретиться с друзьями в лесу, слегка прикрытом легким одеяльцем первого настоящего снега?! Медведя не было, но то, что каждый из нас пережил в короткие минуты его ожидания, уже обогатило душу новым, ранее неизведанным чувством.
Помню, когда сидели у костра, я им отцовскую байку рассказывал. Он тоже охотничал с детства. Еще в молодости наткнулись они с товарищем на берлогу. Чего делать? Ружье одно на двоих, из винтовки приспособленное. Рогатины уж тогда редкостью были. Нашли вилы ломанные у недалекого от того места зарода. Лишние рога поотломали — и айда снова к берлоге. А как медведя выгнать, не знают. Стожар, правда, от зарода притащили, не поленились. Вот один в челе орудует, а другой ружьем наизготовку стоит. А медведь, видно, опытный был. Не вылезает, хоть реви. Матерится там. «Подождите, — говорит, — черти, дайте хоть сон до конца досмотреть, у меня уж все на мази. Уж медведицу на овсе встретил, а тут вас лещак принес». И лапой, из берлоги высунутой, погрозил. Ребята-то и сомлели. Может, и впрямь у медведя предбрачный сон. Пусть досмотрит, а уж завтра мы его возьмем под «микитки».
На самом деле, шибко им боязно было перед берлогой стоять. Сами и повод придумали, чтоб медведя в покое оставить. Убежали домой. Утром чуть свет — снова к берлоге — а медведя и след простыл. На снегу только коряво так написано было: «Спасибо, робята!». Поговаривали в деревнях, что в ту зиму шатун в лесу появился, но никого не трогал и при встрече с людьми почему-то низко им кланялся. Да и понятно: ребят-то он из берлоги не видел, вот и считал за них всех проходящих.
Макарович о чем-то задумался после этих слов, а потом продолжил:
— Всю жизнь я охотничал, но чем старше, все жальчей и жальчей к зверю и птице становилось. По молодости-то хват был. А счастье охотничье как-то глубже сейчас ощущаю. С жадностью и выгодой оно у меня и рядом не стояло. Вспоминается только то, что с трудом досталось и сноровкой. Рассветы и закаты охотничьи и сейчас в глазах. На войне — и то их вспоминал и к ним стремился. Вот так-то вот…
На этом я и закончу свое повествование об охотах и берлогах. Рад буду, если найдете в нем что-то для вас новое. Рассказывать об охоте с рогатиной не буду. Причин две. Первая: мои фантазии на эту тему могут ввести вас в заблуждение. Во-вторых, я хочу видеть вас живыми.
Николай Алешинцев, Вологодская область
