«А нет ли на примете кого-нибудь стоящего? — робко поинтересовался я. — Опытного натасчика?». В ответ мой собеседник поскреб в неряшливой бороде, кряхтя, спустился в подпол и вынес банку соленых опят.
К подобному зигзагу событий я был готов и споро плеснул в граненные стаканы прихваченный в дорогу сюрприз. Егорыч выпил, не дожидаясь, смачно крякнул и бросил не в тему:
— А правда, что они там все поголовно энтот шмурдяк употребляют?
— Да нет. В некоторых странах предпочитают вино. К тому же хороший скотч не каждый может себе позволить.
— А ты, стал быть, можешь? — из-под кустистых бровей сверлил хитрющий взгляд сухонького, словно ковыль, козопаса.
Жил он бобылем, отчего в углах избы ютилась грязь и паутина.
— Иногда. Егорыч, ты не виляй. Я ситуацию обрисовал: хочу купить щенка легавой, но сам натаскивать боюсь — опыта нет.
Шел пятый день долгожданного отпуска, за время которого я с превеликим трудом добыл пару рябчиков и особых надежд на дальнейшую успешную охоту не испытывал. Зато луга в окрестностях деревни изобиловали пернатой дичью: хоть кулики, хоть тетерева.
Однако без грамотной подружейной собаки подойти к ним на верный выстрел представлялось весьма проблематичным. Вот тогда-то мысль о приобретении легавой показалась единственно правильным решением моих охотничьих амбиций.
— Есть один, — пастух явно мялся, — Бекасом кличут. Только больно привередливый он. И вообще… — Егорыч многозначительно покрутил пальцем у виска.
— А подробнее? Что с ним не так? И почему Бекасом?
Пришли на помощь опята, и мы дружно навалились на хозяина вросшего в землю пятистенка, где снимал я за недорого угол и лечил городские болячки парным молоком.
Крепкий на рану упрямец сломался аж на осьмом грибочке и поведал следующее.
Мужик тот из пришлых. Грамотный, в годах, нелюдим. Живет с ружья да с огорода. Ну, там грибы, ягоды… Иногда помогает за мзду малую бумагу в собес или еще куда составить. Пенсия обычная. Писем не получает. То ли сидел, то ли привлекался — никто толком не ведает. Бывший участковый как-то обронил, мол, биография у дедка «разноперая». Короче говоря, мутный мужик. Хотя нынче, как и все, на виду — по прямой ходит.
— За то Бекасом и прозвали, — пояснил Егорыч. — Видал, небось, полет этой птицы? На старте из стороны в сторону кидается, а дальше прямит… тут его и стреляй. В лихолетье взял он у столичного богатея суку легавую в натаску, за деньги хорошие. Плюс от собачьей кормежки оставалось, да от ветеринарки чуток. Ему вся деревня завидовала: не труд, а потеха. Н-да…
А богатей тот пропал, за собакой не приезжал. Может, за границу махнул, а может, срок накрутили. Короче, Бекас уж с собачкой сроднился — охотился, ел из одного чугунка — как откуда ни возьмись, владелец объявился и говорит, мол, вертай собственность назад. А сука его не признает, жмется к дедовым ногам. Бекас просил собачку не забирать, деньги обещал сполна возвратить, частями. Но владелец ни в какую. Силком увез. Да только через полгода она у Бекаса опять объявилась. Так и прожила с ним до кончины. Знатная охотница. Профессоршей народ прозвал.
— А богатей? Неужто на деньги польстился?
— Дык, сказывают, стрельнули его. А кто и за что — неизвестно. Время-то лихое было. Н-да…
Владимир Фомичев, г. Москва
