Об осеннем блесненьи мне более нечего сказать. Прибавлю разве то, что сам я люблю блеснить преимущественно осенью. Зимой эта рыбалка также очень интересна, а окуни попадаются даже крупнее, чем осенью, но наши сибирские морозы и бураны значительно охлаждают страсть ко всяким охотам.
ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ МАТЕРИАЛА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Блесненье подо льдом
В половине октября, протоки у Оби, около города Барнаула, покрываются льдом. На реке еще и шуга не идет, а на протоках уж лед человека поднимает. Раздолье тогда рыбаку: ничто его не держит, куда хочешь иди — лодку возить с собой не нужно. С осени уж он заприметил места, где собирается рыба и другому не укажет их — самому пригодятся.
Идет он по протоке и тащит за собой небольшие салазки, в которых лежит все, что ему нужно: блесны, пешня, тужок с мормышами, да в мешочке провизия. Иногда он берет с собой еще железное ведро с углями, чтобы в случае сильного мороза развести в нем огонь и погреться. Подойдет он к намеченному месту, выдолбит прорубь во льду, выкидает из нее лед и садится блеснить. Только теперь уж у него блесна совсем не такая как осенью, да и леска несравненно тоньше.
Прорубка делается не более четырех вершков в диаметре (менее 18 сантиметров. — Прим. редакции), чтобы свет проходил в воду по возможности менее и не пугал рыбу. В первые три-четыре дня после замерзания проток рыба еще довольно бойка; в это время ей спускают светлую блесенку (оловянную или медную — посеребренную). Леска при этом должна быть волосков в девять. На крючок блесны надевают маленький кусочек губки и привязывают его ниткой.
Мотылек не дергают при зимнем блесненьи, как осенью, а тихонько приподнимают его и также опускают. Губка служит приманкой; без нее и рыба редко берется. Но пройдут эти три-четыре дня, тогда уж и эта блесна не годится, а берут зимнюю…
Леска должна быть при этом самая тонкая, потому что толстую и рыба скорее заметит и будет остерегаться, и маленькая блесенка не может так свободно двигаться на ней в воде; поэтому и делают первую зимнюю леску не толще, как в четыре волоска. Хорошо скрученная из четырех волосков, она свободно сдержит окуня до восьми фунтов весом (около 3,3 килограмма. — Прим. редакции). Проволоки или струны на конце ее тоже нет — при такой тонкой леске они были бы совершенно бесполезны.
Окунь подо льдом берется за блесну тихонько, как сонный, идет за леской спокойно, не бьется. Случается, что схватит щука, — тогда уж прощайся с блесной; но, во-первых, это бывает нечасто, а, во-вторых, зимние блесны такого устройства, что их в один час можно приготовить несколько штук. Следовательно, всегда они есть в запасе и недолго привязать новую.
Губку надевают только за неимением другой, настоящей наживы, — пока нет мормыша. Когда замерзнут озера, в которых живет этот рачок, крестьяне ловят его и продают рыбакам. Так как мне не случалось встречать описание мормыша, сам же я плохой специалист по части низших животных, то и не берусь с достоверностью сказать, к какому семейству он принадлежит. Судя по наружному виду его должно отнести к семейству ракообразных. Крестьяне называют их так же «горбунчиками».
Живет мормыш в озерах с пресной водой. Ловят его двумя способами:
1) Насекомое это очень любит хлеб, а потому бросают на дно озера ржаной снопик; через ночь его вынимают и вытрясают набившихся в него мормышей.
2) С половины зимы вода в озерах, по местному выражению, «загорает». В это время мормыш поднимается со дна ко льду. Тогда делают во льду прорубки и узенькими деревянными корытцами сгребают его из-подо льда.
Долго сохранять мормыша нельзя. На воздухе зимой он скоро замерзает и тогда уже не годится для наживы (для этого он годен только живой); в теплом месте через день или два умирает и быстро разлагается. Однако ж опытные рыбаки умеют сохранять его недели по три…
Как поймать полосатого разбойника?
Окуни очень любят лакомиться мормышами. Стоит только бросить в прорубь щепотку этих насекомых, и рыба быстро соберется к этому месту; а если их с вечера посыпать в прорубь, то утром наверное в ней можно поживиться рыбой…
Привез мне раз Ефим Константинович в начале ноября окуней, в числе которых один был очень почтенных размеров и весил шесть фунтов (менее двух с половиной килограммов. — Прим. редакции).
— Расскажите, где вы натыкались на такого? — спросил я его.
— На Палдине добыл, — ответил он. — А вот как и дело было. Третьего дня ходил блеснить Кузьмин, что подле меня живет. К вечеру-то он вернулся да таких знатнецких окуней притащил, что мне даже завидно стало. Ладно, думаю; да вчера сам и пошел. Сначала-то я на Матвеевской половил, а потом пониже спустился; гляжу — тут и пролубки свеженьки готовы. Видно — он тут-то и добывал.
Спустил я махоньку блесенку с мормышем и живо вытащил трех окуней, а потом и зашабашили, перестали клевать. Только, значит, как поведу я леску кверху, чувствую, что блесна шуршит там в воде-то, задевает за кого, а зацепить не может; опускать стану, она приостановится, точно ляжет на чего, а после опять как будто соскользнет и упадет на дно.
Думаю, верно окунь большой стоит, за него-то, видно, и задеваю блесной. Что же он, думаю, не имается? Стоит как сонный! Давай-ка я разбужу тебя голубчика. Взял, значит, щепотку мормышей да и бросил в пролубку. Они как зашевелились там, около его, ну, он и ожил; да и угощенье-то видно поглянулось: только что я спустил опять блесенку-то с мормышем, он ее как «шамкнул» да давнул к низу-то, так даже мотылек в дугу согнулся. Тут уж я и повел его потихоньку, а он только «постукивает» (характерное для местных рыбаков выражение. — Прим. автора).
— Как подвел я его к пролубке-то да увидал, ну, думаю, как, ежели, испугается да кинется в сторону, так и прощай — леска не выдержит. Вот я, значит, левой-то рукой мотылек держу, а правую-то опустил в пролубку да и ухватил его там за жабры. Тут-то уж я его, значит, на свет Божий и вытянул… — закончил историю Ефим Константинович.
Может быть мой рассказ и не вызовет у читателя желания самому испытать ловлю рыбы блесной, но, зная по опыту, насколько этот способ интересен и увлекателен, каждому незнакомому с ним любителю рыбачить совершенно искренно советую попробовать.
П. Васильев, 1883 год
