Мои собаки
Мое отношение к собакам можно разделить на два периода. Первый — когда я занимался экспериментальной хирургией, и собаки были одним из видов подопытного «материала». На животных моделировались различные операции, испытывалось новое оборудование и аппаратура, разрабатывалась программа, связанная с забором трупных органов для последующей пересадки.
Второй же период связан с оказанием лечебной помощи животным. Толчком к смене мировоззрения были, на первый взгляд, незначительные факты, которые привели в дальнейшем к глубокому осмыслению многих событий, казалось бы не связанных между собой…
Звеньями в этой цепи, возможно, были и собаки, взятые мной из институтского вивария.
Дина
Моим первым «белым Бимом черное ухо» была жесткошерстная собака средних размеров, что-то среднее между ризеншнауцером и черным терьером. Дину, а именно так ее назвали, я привел домой вопреки желанию жены: у нее было глубокое убеждение, что собака должна жить на воле. Находиться в благоустроенной квартире для нее — мучение. Но мы жили в поселке городского типа недалеко от Томска. Прямо к подъезду подходил сосновый бор, и это решало многие проблемы с прогулками.
От Динки исходил жуткий запах, ведь не секрет, что животные в виварии содержались, мягко говоря, в нехороших условиях. Для домочадцев было шоком, что я, такой-сякой, грязную собаку поставил в чистую ванну и стал отмывать шампунем, которым пользовалась супруга. Но вскоре скандалы утихли, и собака нашей семье оказалась как нельзя кстати. Это было потрясающе деликатное, с высоким интеллектом существо, которое всячески выражало свою благодарность за то, что ее забрали из ада, каковым являлся виварий отдела экспериментальной хирургии. При подходе к подъезду, я еще не успевал открыть дверь, она уже несла тапочки. Держа во рту шлепанец, стояла и ждала меня. Войдя, я говорил: «Дина, а где второй?» Тогда она радостно бросала тапочек и мчалась за вторым, приносила его и заглядывала в глаза, пыталась угадать —
не верну ли я ее обратно…
Эта собака была любима всеми детьми двора, никогда ни к кому не проявляла агрессии, ее знали во всем поселке.
Первая охота
В те времена всех сотрудников и преподавателей институтов отправляли на сенокос, и Динка постоянно была со мной.
Был очень курьезный случай. Мы с коллегами шутки ради взяли с собой портрет Ивана Петровича Павлова, отца русской физиологии, и повесили его при входе в палатку как визитную карточку — здесь живут физиологи. Однажды Дина бросила взгляд на этот портрет, и, вероятно, в ее сознании прорисовался образ человека —
она начала лаять, да так агрессивно, что это вызвало всеобщий хохот. Ходили шутки, что она увидела праотца экспериментаторов и физиологов, истязателя собак, и вымещает на портрете свою обиду и злобу.
Во время охоты на тетеревов Дина проявила недюжинные способности: даже без выстрела успевала схватить и придавить молодую птицу при взлете.
Каждую осень мы выезжали в Молчановский район охотиться на водоплавающую дичь. Есть в тех местах знаменитое Копаное озеро на правом берегу Оби. От озера раньше прокапывали «копань» к реке и спускали воду, а затем со дна просто-напросто собирали рыбу, отсюда и название. Озеро большое — длиной около трех километров и шириной около полукилометра, рыбное. Один берег крутой, и сразу начиналась глубь, другой — пологий, поросший осокой. Мелководье с высокой травой, кочкарником, обилием корма облюбовали для дневного отдыха кряковые утки. Для охотника, предпочитающего ходовую охоту, это был рай. Задачей Дины было поднять и поставить под выстрел птицу, а затем найти ее в траве. Если утка уходила подранком, собака всегда ее добирала. А если битая птица падала на чистую воду, Дина плыла и приносила ее.
Итак, первая охота. Стоял чудесный солнечный август. Натаску Дины проводили вдвоем. Компаньон, стоя на берегу, стрелял на перелете, чтобы утка падала на чистую воду с плеском. Я садился в резиновую лодку, Дина плыла за мной. Говорил ей: «Возьми и неси!» Она прихватывала битую птицу и плыла к берегу. Двух повторений, как оказалось, было достаточно.
За день охоты в нарушение всех норм (да простят меня егеря) мы добыли двадцать четыре кряковых утки, не оставив при этом ни одного подранка и не потеряв ни одной битой. Это была царская охота.
Замечательным качеством собаки была ее вязкость: если она слышала, что где-то упала утка или зашелестела трава, искала до тех пор, пока не находила.
По сасу* с охотой мы прошли туда и обратно. В рюкзаке и на самодельной портупее скопилось тридцать шесть килограммов утиного мяса, поскольку каждая кряква тянула в среднем полтора кг. Пришел на стан чуть живой. Не думал и даже не мечтал, что охота будет настолько эмоциональной и добычливой.
Растерянность в глазах компаньонов. Посыпались предложения поменять одну утку на двух—трех чирков, но я сказал: «Это первая добыча Динки, поэтому вся птица в доказательство ее охотничьего таланта отправится домой».
Это была и одна из первых моих плодотворных охот. Я понял, что приобрел великолепнейшего друга и помощника на охоте. На радостях, невзирая на возмущение спутников, открыл пятисотграммовую банку тушенки, налил теплой воды из чайника, накрошил хлеба и скормил собаке.
Всех «крякашей» выпотрошил, внутрь набил листьев крапивы и подвесил в прохладное место, закрыл тряпкой и сбрызнул уксусом, чтобы мухи не насиживали личинок.
Осмотрел собаку — подмышечные впадины, живот и грудь изрезаны до крови. На следующий день решил оставить ее в избушке пасечника. Сколько было стенаний!.. Динка грудью выбила раму и увязалась за нами. Я решил не охотиться, а просто гулять по скошенным лугам, не подходя к воде. От стана пошли вдвоем. Компаньон говорит: «Вчера на этом лугу стрелял огромного, как гусь, «крякаша», и он подранком ушел в траву. Искал его, искал — бесполезно». Только он произнес эти слова, Динка, подняв нос, как по стрелке пошла к краю кошенины, слышим — хлопанье крыльев. Товарищ подбегает к собаке и кричит: «Это моя вчерашняя утка, это моя утка!» —
«Конечно-конечно, мне и своих хватит на целый год!» Он был счастлив.
Обилие дичи вынуждало прервать охоту и уехать.
Эпилог
Дина стала по-настоящему желанной для моей семьи, стала ее равноправным членом. Она отвечала на это заботой, которая проявилась следующим образом. Жена потеряла ключи от квартиры на дачном участке и попросила Динку поискать, и та ведь нашла! Однажды жена попала в аварию около поселка. Было холодно, зима, и она шла домой пешком. Сильно замерзла, пришла и сразу легла под одеяло. Собака, вероятно, понимая ее состояние, легла калачиком на ноги — грела. После этого случая Динка вообще стала любимицей. Лучший кусок — всегда ей.
На следующий год после сенокоса, при вывозе имущества лагеря, я посадил собаку на кипу матрацев в кузов машины «ЗИЛ», а сам сел в кабину. Дина была послушной и сама не должна была встать, но скорость машины была высокой, и собаке, вероятно, в глаз или морду ударил либо шмель, либо паут. Дина взвизгнула, вскочила, и ее потоком ветра сбросило на дорогу. В результате —
перелом шейки бедра. Мы оперировали собаку, но не смогли восстановить бедро.
На следующий сезон я взял ее на охоту, она работала так же азартно, но любое движение лапы вызывало боль, и я гуманно ее усыпил. Спасибо тебе, Динка.
Буран
Вторая собака, которую я взял из вивария, была лайкой. Я позвал пса: «Буран, иди ко мне!» Так он стал Бураном. Судя по зубам, ему было года три. Но Буран никогда не обижал собак младше себя: вероятно, чувствовал превосходство в физической силе и мощи самца, которая проявлялась и неблаговидными поступками, но об этом позже…
Как-то мы решили на КАМАЗе-болотоходе отправиться на Копаное озеро. Погрузили в кун трех собак, продукты, оружие и двадцатилитровую канистру бензина для лодочного мотора, которую прочно привязали веревкой. Но канистра каким-то образом отвязалась, открылась, и бензин разлился по полу. Концентрация паров была настолько высокой, что проскочи искра — случился бы взрыв, и от КАМАЗа ничего бы не осталось. Мы заметили потеки бензина, открыли кун. Бог мой!.. На полу в слое топлива лежали собаки и канистра. Мы открыли двери, проветрили будку, залили пол водой и проехали к Оби. Вытащили собак, стали отмывать их, поить. Пасечник, у которого мы обычно останавливались, привез банку молока. Удалось спасти Бурана и Алдана. Третий пес —
Мишка — погиб.
Химические ожоги сделали из псов «полусобак»: если смотреть с головы, то на одной стороне полностью отсутствовал шерстный покров. Позже на лосевке в Бакчарском районе надо мной посмеивались: мол, приехал охотник с двумя половинками собак.
Я еще не знал возможностей Бурана, это был первый испытательный сезон.
Лось подошел рано и в достатке. Буран и одиннадцатимесячный щенок Алдан на болоте, в мелком сосняке, настолько плотно поставили и держали сохатого, что тот не мог сделать шага ни вперед, ни назад и стоял как вкопанный. Это, возможно, было связано и с тем, что недавно в схватке с другим лосем самец потерял рога: «лунки» были свежими, кровоточили. Думаю, любое движение головой вызывало резкую боль — кололи хвоинки. Может, поэтому и стоял.
Я подошел к зверю на двадцать метров и залюбовался работой собак. Мой молодой пес — Алдан —
работал у морды, Буран — сзади. Лось повернул голову в мою сторону, и я разрядил треть магазина СКС ему в шею. Лось осел на задние ноги. Буран был уже на загривке и валил быка то в одну, то в другую сторону. Лось пошатывался. Я крикнул: «Буран, уйди! Он тебя убьет!» и выстрелил за ухо лосю, тот повалился на бок. Алдан вцепился ему в нижнюю губу. Я перерезал горло лосю. Адреналин бурлил и выходил вместе с кровью — как банально покидала жизнь тело мощного зверя…
Собак не мог отозвать от мяса — оба ночевали на убоище. Утром мясо еще парило, собаки, кроме требухи, ничего не тронули. Лежанки протаяли до мха.
Теперь настал черед рассказать о неблаговидном поведении Бурана. Инстинкт размножения захлестывал пса. Вернется с охоты, каши поест. Смотрю — уже хитринка в глазах, не подходит ко мне, а собак мы всегда привязывали возле зимовья, боялись битого стекла от случайных «гостей». Охотились мы в сорока восьми километрах от деревни, и Буран уходил проверять, как обстоят дела у местных сук. Закончит обход, выйдет на край деревни, сядет и ждет, когда я за ним на машине приеду. Заезжал в деревню и спрашивал: «Не видели моего?» — «Да вон он, на пригорочке сидит!» После воспитания прутом садились в машину, пес виновато лизал мне ухо: «Прости, хозяин, ничего с собой не могу поделать». И так — два—три раза за сезон…
Приехали как-то ко мне охотники. Рассказал им о работе и «кобелизме» Бурана. Упросили отдать собаку им. Был договор, что они берут пса, проверяют, и если он им понравится, выплачивают мне оговоренную сумму (чисто символическую), если нет — возвращают обратно.
Проходит неделя, вваливаются два счастливых пьяных небритых мужика — те самые охотники. Ставят на стол две бутылки коньяка и протягивают деньги со словами: «Спасибо, Иваныч, за прекрасного пса!» — «А в чем дело?» — «Да мы поехали его по лосю испытать, а он нам берлогу нашел! Медведя вытащил и за «штаны» осадил! У нас таких собак никогда не было!»
Хотелось бы думать, что охотничья жизнь Бурана продолжается. А попади он под нож экспериментального хирурга…
Случайный товарищ
Была еще одна собака — тоже лайка и тоже Буран. Пес пришел в лагерь сенокосников, лег у моей палатки — признал хозяином. Наверняка бывало и у вас такое: идешь по улице, и вдруг за тобой увяжется неизвестно откуда взявшаяся собака, идет следом, признав родственную душу или запах добра (есть, наверное, и такой в природе).
Буран пробыл со мной месяц. Оповещали жителей соседних деревень, где брали молоко и мясо, но никто так и не откликнулся, поэтому я взял пса себе: не оставлять же его в поле.
Эта собака проявила себя по-настоящему гениальной в охоте на лосей. За один день было добыто сразу два лося: корову положили на месте, бык ушел подранком с пробитой грудной клеткой. Через полкилометра собака задержала его. Лось «рубил» копытами кусты тальника так, что оставались острые пеньки —
гонял собаку. Услышал визг пса — отскакивая от зверя, он напоролся задней лапой на сучок и очень сильно поранил подушечку. Я взвалил собаку на плечи и нес до зимовья. Буран подбадривал меня и благодарил, лизал в ухо: мол, молодец, неси дальше! До чего же хитрый пес!
В зимовье были еще охотники, которые занимались промыслом ондатры. Они-то и попросили меня оставить им собаку, так как не могли закрыть свою лицензию. И я оставил им Бурана. А когда через две недели приехал вновь (у нас была еще одна лицензия), Бурана не было, и о его дальнейшей судьбе я до сих пор ничего не знаю…
Охотники рассказали, что пес часто выходил на берег и выл, тоскуя по новому хозяину. А однажды ночью к берегу пристала самоходка с паромом. Может быть, они и забрали собаку.
Вот такие собаки встречались на моем пути, которые не воспитывались мной, но жили некоторое время рядом.
Вячеслав Максимов
*Сас — край озера, поросший травой,
заболоченное место.
