На лося скрадом
Миха Иванов относился к разряду тех Ивановых, на которых Россия держится. Мужик он был добротный по жизни. Любое дело у него спорилось, ничего не пропадало зря.
Если сложит поленницу — глаз «режет»; если набьет полную печку дров — она удивительно басовито и плотно гудит; если снимет шкурку с белочки, отмездрит ее — она вся беленькая висит, любо-дорого смотреть! Он кедровок из капканов вынет, перья уберет — сварит и скормит собакам. Даже сняв шкурку с добытой лисы, тушку повесит у зимовья, чтобы птички, синички и поползни, кормились. Они мясо клюют и в морозы этим спасаются, не замерзают…
Охотиться Миха начал как себя помнит: сначала петли, силки, капканы, а по достижении разрешительного возраста — с ружьем и собаками. Правда, в ранней юности был грех, осудили условно: спер из машины ружье у ягодников-клюквенников. Охотиться уж очень сильно хотелось по-взрослому.
В пору нашего знакомства Миха пребывал в должности егеря и в лесу пропадал круглый год, охотился, рыбачил, а в межсезонье валил березняк, пилил и продавал дрова.
Я приехал на лосевку в двадцатых числах октября с двумя «полусобаками». Из-за «головотяпства» оказались псы в кунге КАМАЗа в луже бензина. От химического ожога шерсть на одном боку у них отсутствовала (не успела отрасти). Если смотреть со здорового бока, собака как собака, если спереди — половина собаки. Аборигены посмеивались надо мной: «Городской, курам на смех, приехал лосевать с двумя полусобаками».
Лось в тот год подошел рано и в достатке. Мои «полусобаки» на болоте в мелком сосняке поставили сохатого, да так плотно, что тот не мог сделать ни шагу — ни вперед, ни назад. Это, возможно, было связано и с тем, что недавно в схватке потерял он рога. Лунки были еще свежими и кровоточили. Думаю, любое движение головой вызывало резкую боль — колола хвоя, может, поэтому и стоял как вкопанный.
Я подошел на двадцать метров и залюбовался работой своих питомцев. Молодой пес работал спереди, старый — сзади. Лось повернул голову в мою сторону, и сразу пуля положила его. Открыл горло. Кровь, напоенная адреналином, бурлила. Как банально уходила жизнь из тела могучего зверя…
Когда егерь Иванов убедился, что лось добыт из-под собак, сразу изменил отношение ко мне. Позже в минуту откровения под вареную грудинку и рюмку он признался: «В деревне уж лет десять никто из-под собак лося не добывал».
Вскоре последовало ненавязчивое предложение охотиться вместе в его зимовье. В охоте я далеко не новичок, но вот лося скрадом брать не приходилось, точнее не доходило до сроков охоты, когда снег заглубеет и собаки становятся беспомощными.
Премудрости от Михи Иванова
Интересная охота, но предполагает несколько непременных внешних условий, от которых зависит ее успешность. Погода должна быть ветреной, метельной и мягкой. В тихую морозную стынь подойти к зверю невозможно из-за его острого слуха
Экипировка включает в себя обязательно белый маскировочный костюм мягкой ткани, белую вязаную шапочку и белые нитяные перчатки. Лыжи заслуживают отдельного и подробного описания, так как эта часть снаряжения — две трети успеха. Лыжи обычно самодельные ветловые, короткие, широкие, с загнутым носком и пяткой, камус обязательно должен заходить на верхнюю плоскость, тогда касание к стволам и кустам беззвучно. Место для ступни усиливается овальной дощечкой или фанеркой с выбранной четвертью, на фанеру наклеивается губчатая резина. Крепления — обычные юксы. Шьются бязевые съемные чехлы до колен со шнурками вверху и внизу. Они фиксируются в прорези фанеры и чуть выше колен, внутрь чехла вокруг обуви укладывается жгут сена или сухой травы, он препятствует попаданию снега под пятку. Одевание лыж — занятие долгое и кропотливое, поэтому их одеваешь один раз, на целый день.
Требований к оружию особых нет. Неудобен при подходе к зверю карабин «Тигр» — длинный, за все цепляется, «магазин» и пластмассовое цевье очень «громкие». После приобретения навыков лучше всего охотиться с обычной двустволкой 12 калибра и пулей Рубейкина в контейнере. Все равно дальше 50—70 метров зверя ни в тайге, ни на вырубах не увидишь, тем более на лежке. Зато останавливающий эффект у «картошки» 12 калибра с полуторным зарядом пороха не сравнить с нарезной пулей. Из 12 калибра достаточно одной, максимум двух пуль, из СКС, бывает, не хватает кассеты. После скрадывания зверя в течение нескольких часов выстрелить точно из нарезного оружия бывает достаточно трудно.
Хорошо если в комплект охоты скрадом входит снегоход, поиск переходов упрощается. А если по местам кормежки лосей с осени натоптаны буранницы, охота превращается в удовольствие. После добычи зверя, при приличной ориентировке в тайге, можно выйти на ближайшую буранницу и в полудреме скользить на лыжах к снегоходу, не думая о дороге, не хватаясь за компас и не боясь выколоть глаза. Стреляешь, как правило, часам к 4—5 вечера, а это уже сумерки, час-полтора на свежевание. Обратно идешь потемну, и буранница ой как помогает. А если есть навигатор, все проблемы по боку. Среди охотников бытует мнение: самая короткая дорога — известная дорога. Воистину это правда.
С каким удовольствием снимаешь лыжи, ноги сразу маленькие, легкие и неустойчивые. Отрубаешь кусок промороженного хлеба, жуешь с салом до ломоты зубов и с жадностью пьешь полуостывший чай, пока греется куртка, наброшенная на решетку. Как только двигатель «Бурана» заработал, жизнь кажется веселей. Все же глубоко в нас проникла цивилизация. Вверяешь другу-снегоходу свое измочаленное тело, неспешно трогаешься с места — сначала назад, затем вперед, чтобы не волокнить наледью гусеницу и не разбивать валики. Путь неблизкий, но движение без усилий, работают только мышцы большого пальца левой руки — давишь на газ (регулятор переставлен налево, так удобней стрелять на ходу). Дерматиновое сиденье «накалилось» от мороза и холодом тянет даже через овчину. Мечтаешь, чтобы напарник приехал с охоты первым, так приятно, нагнувшись в низкий дверной проем, войти в освещенное запашистое тепло зимовья…
Сама охота скрадом начинается с момента обнаружения перехода, слазишь с «Бурана», приклад ружья — в след, определяешь, где плотнее стенка, туда лось и пошел. Очень важен характер следа: энергичный прямой с выбросом снега по ходу движения, а если еще на ходу хватает верхушки елочек, побеги смородины, — такой лось может быть из-под охотников или проходной, или молодой, в котором кипят гормоны, и он бежит сам не знает куда. А если гонит самку, то с «Бурана» сходить не имеет смысла. За таким зверем идти и идти, и где он остановится — одному Богу известно. Если след с остановками, неспешный, потоптался на бураннице, «почистил пальцы», чертит снежный покров — смело ноги в лыжи, периодически проверяя направление движения. Иногда подходят еще следы и тогда важно не потерять «своего». Огибаешь стойло, ищешь выходной след, опять приклад в след, снова определяешь направление движения, и рано или поздно — лежка, похожая на вдавление от большой почки. По погодным признакам определяешь ее давность. Очень важно, как лось встал с лежки: спокойно, помочился или нет, насколько промерзли «оливки», отсюда, собственно, и начинается скрадывание. Идти надо быстро, но бесшумно, не задевая веток, не наступая на валежник и смотреть на 360 градусов, мысленно продлять след, осматривать выворотни, ветровалы, густотник. И если след свежий, после 12 дня лучше препятствия обходить из-под ветра, осматривая все подозрительные места. Лось огромен, но, лежа, он так мастерски таится, что иногда видна лишь небольшая часть уха.
Если видишь или, скорее, чувствуешь: зверь здесь, начинается второй этап скрадывания, идешь как тень, ничего не задевая, ногу выдвигаешь медленно, осторожно продавливаешь снег, сам — между веток как змея. Чтобы пройти 200—300 метров, нужно час-полтора. Шаг — смотришь. Еще шаг, опять смотришь. Замер. Пот — основной враг последних сотен метров, резких движений делать нельзя, утираться рукой — тоже несвойственное лесу движение. Вот он! Лежит! Уши как локаторы. Надо пройти еще для выбора линии огня. Глаз не поднимаешь, лося видишь «шестым зрением» — старики говорят, зверь чувствует взгляд охотника. Выстрел. Голова ткнулась в снег, быстро бежишь вперед в надежде, что рядом вскочит еще один зверь. Нет, на этот раз один. Вот такие премудрости мне демонстрировал егерь Миха Иванов.
Вкус лосиной печенки
Начиная курс «молодого бойца», я старался идти тихо, но получалось, как у слона в посудной лавке. Ветки вокруг, как назло, были густы, и каждая норовила зацепиться за меня. Михин взгляд был красноречивее слов. За время скрадывания мне столько было сказано глазами — краснеть не перекраснеть. Миха же, как маятник, раскачиваясь, не задевал ни одной ветки, сгибался до земли, проползая под изогнутым под тяжестью снега березовым подростом. Быстрота, с которой он шел, была не реальна, чтобы не задевать веток, но он их не задевал. Не задевал и все тут! Семь потов — это цветочки, пот просто заливал глаза, и рука постоянно тянулась утереться. Михина спина «говорила» — это комедия для лосей-дураков, глухих, слепых, с залепленными ноздрями. Еще спина «говорила» — это пустая трата времени и бесполезное топтание снега.
Вспомнил разговор накануне:
— Я три года не мог подойти к зверю на выстрел, в первый сезон даже не видел, как лось уходит. Потом начал видеть убегающего, и только на третий сезон добился того, что мог подойти и стрелять на лежке. Давай я «закрою» твою лицензию. Вдвоем мы обязательно прогоним.
Наконец, «учебка» позади — разъезжаемся в разные стороны. Хочу попробовать, смогу ли в одиночку охотиться скрадом. Переход нашел за Комариным логом: два следа, идут спокойно, лоси останавливались, топтались по бураннице. Вдоль насыпи кормились, объедали самые молодые и сладкие побеги. Ноги в лыжи — и по следу. Погода соответствовала. Ветер и метель. От дороги тропил совсем недолго и вышел на огромный луг краем, виднелись следы без признаков беспокойства и спешки. Я не скрадывал, не таился, полагая, что лоси еще далеко и, подходя к краю луга, наступил на ветку под снегом. Треснул сучок. На опушке, метрах в ста пятидесяти, резко встал бык, повернув рогатую голову в мою сторону. Я замер. Метель и сумерки мешали зверю рассмотреть причину шума (зрение у лося никудышное), я медленно опустился на колено, снял карабин, прицелился и выстрелил. Лось стал оседать на задние ноги.
«Мой!», — подумал я. Остальные 10 патронов высадил по убегающей корове, но, похоже, все мимо. Лихо забросив карабин на плечо, двинулся напрямую к лосю. Точнее, к тому месту, где упал зверь. Подошел, лося нет, только помятые кусты, береза в обхват и один рог со следом пули у основания. «Так, значит, мой!» — размахнулся и закинул рог куда подальше. «Поел печенки?» — издевался я над собой. — «И вкус ее уже ощутил во рту?!»
Вечером Миха говорит:
— Лось мимо меня пронесся — прыжки метров по семь. Ты стрелял?
— Да.
— Теперь километров 15 не остановится. Куда ранил?
— Рог отстрелил, контузил. Пока шел, он очнулся и убежал.
На следующий день приехал на «Буране» к месту скрадывания, отыскал «конфуз» и вывез его в город. Висит теперь над дверью в гостиной, и когда гости спрашивают, почему один, рассказываю про первую самостоятельную охоту скрадом и вкус лосиной печенки.
Вячеслав МАКСИМОВ, г. Томск
