В многомиллионном городе порой встретишь такое, чего нипочём не увидать в природе — так называемой дикой. Впрочем, ежели разобраться, ничего дичее города на планете нашей несчастной и нету. Недаром классик советский обозвал город «каменными джунглями». Это он про Нью-Йорк сказал, потому что так назвать Москву в двадцатых годах прошлого столетия ГПУ не дозволяло. Но это так, для зачину.
В питерской подземке не принято глазеть друг на друга. Хотя какой человек человеку тут друг, в Питере-то. Но взгляд на себе я почувствовал. Почуял затылком полуоблысевшим. Кто-то смотрел на меня – холодно, словно на дичь. Колюче глядел, словно шею и уши сухой сосновой веткой чесал.
Осторожно, как бы невзначай, обернувшись, я увидел янтарные круглые глаза и крючковатый нос… Тьфу на тебя, морда бандитская, подумал я. Понаехало вас тут. Вернее – поналетело. Того и гляди, очи выклюют. Прямо в метро.
Хозяин «бандита» чем-то очень напоминал своего питомца, хотя в человечьих глазах явственно читалось, кто в этой паре главный. Обув руку в толстую перчатку воловьей кожи, он устроил уютный насест пернатому хищнику. И тот, похоже, чувствовал себя вполне сносно. Наверное, привык и к подземной толчее, и к железному грохоту вагона, и даже к попыткам отдельных наглецов погладить ушки.
Наверное, этот бандит и не на меня вовсе смотрел, а так, сквозь, в пространство. Чего вдруг именно этого бородатого и старого надо выбирать в качестве дичи? Вон её сколько вокруг, гораздо более вкусной. Да и хозяин вечером мясцом угостит.
Но может и на меня, учуяв среди толпы родственную душу, так же тоскующую в гремящем подземелье по дикому лесу, по сумрачным ельникам, по ночным шорохам и запахам…
В. Воробьев
