Сто лет тому назад, году так в восемьдесят четвёртом, ездил я в Германию. Восточную, разумеется. В Западную, в ФРГ то есть, почему-то не выпускали журналистов из Сибири. А может и выпускали кого – за особые заслуги. Не знаю, врать не буду. А в ГДР — пожалуйста, если обком порекомендует и лишние семьсот рублей найдутся. При зарплате в 120…
Так, вот. Приехали, значит, в гостинице устроились, обмыли приезд как положено, и по вечернему Берлину гулять пошли, поражаясь увиденному: шибко не в нашу пользу контраст был. Пивом пахло из бесчисленных ларьков, сосиськами и горчицей. Пиво поверх водки развязало языки: Но хмельные и оттого крамольные мыслишки быстро выветрились, когда мы на мостик через Шпрее взошли…
— Это что за живность повегх воды гезвится? — задал вопрос сугубо городской житель, хоть и сибиряк, кандидат точных наук Анатолий.
— Ща узнаем, — сказал Женя, охотник в четвертом поколении, добычей которого семья и кафедра в универе кормились в годы коммунистической бескормицы. Он наклонился через перила моста, вгляделся в сумрак и завопил вдруг истошно:
— Утки! Утки!!
Мы с трудом поймали его за фалды пальтеца: до того Женькин охотничий энтузиазм был силён. Мало-мало в реку не сиганул. Да и как его не понять? Инстинкт добытчика – второй, после основного.
Уток всех мастей тут были сотни. Они ныряли, выставив хвосты, махали крыльями, привстав на воде. Они вытягивали шеи и орали, ожидая хлеба. Но мы тогда ещё не знали, что в европейских городах уток было принято кормить, а не стрелять.
-Да вы не видите разве? Это же утки! – надрывался наш друг. –Эх, щас бы их из ружья, — громогласно сокрушался Женька, начисто забыв о райкомовской инструкции не болтать лишнего. И зря.
От противоположных перил к нам медленно приближались какой-то господин, а может быть герр, с фрау или миссис.
— Гужьё, гужьё… Доогался, — прокомментировал Анатолий неприятную ситуацию, самый опытный из всех: он уже бывал за рубежом, в Болгарии. – Сейчас заметут в нагодную полицию. Это в лучшем случае. А в худшем – вегбовать станут, во вгажескую газведку…
Пара приблизилась. Джентльмен, одетый во всё не наше, неожиданно спросил на чистейшем русском со знакомыми интонациями:
— Ребята, вы ведь из Сибири?
— Ну…
— А не из Томска ли часом?
— Ну, допустим…
— Да расслабьтесь! Мы ведь тоже из Томска.
И засмеялись оба, глядя на наши ошарашенные, красные от пива, физиономии.
— Мы здесь в торгпредстве работаем, уже восемь лет, — сказал никакой не джентльмен, а вовсе даже товарищ. – И лет пять я так же, как земляк, — он кивнул на Женьку, — не мог спокойно видеть этих уток.
— Всё планы строил, как бы их силком поймать, раз уж стрелять нельзя в Берлине, — добавила женщина. – И что вы только в этой охоте находите?…
Что мы в охоте находим, мы растолковали землячке после шестой кружки. В деталях и подробностях. Но вот что именно, утром вспомнить не могли.
В. Воробьев
