КОШКИ НА ТАНКОДРОМЕ
Cлучилось мне однажды проходить переподготовку офицерского состава на Владимирщине во время зимнего охотничьего сезона. Все было замечательно: и погода стояла позимнему отличная, и природа кругом была что надо, но ненароком вздыхалось, когда во время занятий в «поле» где-то далеко-далеко слышались ружейные выстрелы вышедших на зверовую тропу охотников. В нашем учебном подразделении оказалось несколько таких «вздыхателей», и во время перекуров образовалось у нас что-то типа клуба «по интересам». И за воспоминаниями, обсуждениями, охотничьими байками родилась идея поохотиться в свободное от учебы время прямо здесь – на танкодроме. У командования части мы встретили не только понимание, но и горячее желание организовать охоту и даже поучаствовать в ней. Быстро набралась команда.
Охотничьим оружием с нами поделились офицеры – члены охотничьего коллектива части. Нам даже выделили высокопроходимое транспортное средство – ЗИЛ-131 «кунг» и провиант на сутки. Охотничьей одежды, конечно, у нас с собой не было – пришлось выбирать из обмундирования что-то наиболее удобное для зимней ходовой охоты. С головным убором было посложнее, но я решил одеть зимний теплый танковый шлем – в пути предохранит голову при тряске на бездорожье, а также хорошо защитит шею от ветра, снега и мусора с деревьев в зимнем лесу. Как часто во время движения я радовался своему решению использовать этот шлем – трясло и качало машину так, что без него я точно получил бы пару шишек на память.
Выехали мы еще затемно и забрались в самую дальнюю часть танкодрома, окруженную глухим, простиравшимся далеко на северо-восток большим лесом. Выбрав место стоянки на краю старой вырубки, мы обсудили план охоты, определили координаты точки нахождения машины и маршрут нашего движения. Тогда не было навигаторов «GPS», но мы все были опытными охотниками и хорошо умели ориентироваться на местности. План охоты был утвержден – охота на зайца цепью. Шагая на расстоянии примерно пятидесяти метров друг от друга, надо было прочесать площадь нескольких вырубок, сделать круг порядка двадцати километров и выйти к машине с другой стороны.
Снега в лесу было в тот год немного, и представлялось, что это сделает нашу охоту приятной прогулкой по слегка заснеженному лесу. Так мне это казалось вначале, но, начав движение, а я шел крайним на левом фланге цепи, понял, что очень ошибся насчет легкой прогулки. Вся вырубка, особенно ее края, были завалены кучами хвороста и обрезками деревьев. Пеньки и молодая поросль тоже заставляли маневрировать, чтобы не сломать себе ноги, не сбиться с намеченного курса и со своего места в цепи охотников. Заячьих следов было великое множество – и старых, оплывших под зимним солнышком, и свежих, печатных – это говорило о том, что без зайчатины на ужин мы, конечно же, не останемся.
Будучи крайним в цепи, я время от времени был вынужден «нырять» в лес, обходя кучи валежника. При этом я несколько раз подымал выводки тетеревов, которые отдыхали в кустах и мелких сугробиках. Рябчики пересвистывались в ельнике, вспархивали и перелетали с дерева на дерево. Да, давно в этом лесу не ступала нога охотника. Надо бы завтра пораньше, перед отъездом на базу, поднять ребят и сходить еще и по «боровой» – как все это замечательно.
Ну вот и первый выстрел справа, затем дуплет – значит заяц бежит вдоль цепи охотников – ну… началось. Справа от меня, то ближе, то дальше, начали раздаваться выстрелы, а у меня – ничего. Иду, переживаю, крепче сжимаю в руках ружье. Вдруг прямо передо мной взрыв снега и что-то рыжеватое вылетает из-под кустов. Инстинктивно, почти не целясь, стреляю.
Вот он – лежит мой трофей впереди метрах в двадцати. Подхожу – здоровенный русачина. Зачем ты только в лес забрался? Поднимаю за задние лапы, любуюсь зверем, а краем глаза вижу, как в мою сторону летит, не касаясь земли, белый клубок – спугнули соседи. Пока я бросил русака и поднял ружье – беляка и след простыл. Вот досада-то. Приладив зайца за спину, двигаюсь дальше и, выйдя на просеку, вижу: идет себе спокойненько косой, ковыляет себе не торопясь, уходя в сторону от суеты справа. Меня он не видит – я стою за кустом. Поднимаю ружье и издаю резкий свист. Заяц останавливается как вкопанный и садится на хвост, поводя ушами, ну, а остальное – дело техники.
А справа идет стрельба, слышатся радостные возгласы. Дорвались ребята до «земли непуганых зайцев». Когда я взял третьего, то понял, что оставшиеся километры будут для меня несколько тяжеловатыми – я свою страсть удовлетворил, и дальше шел уже неспеша с ружьем и зайцами за плечами, любуясь окружавшим меня великолепным зимним лесом.
У машины мы собрались, когда начинало смеркаться. Короток зимний день. Мы были очень уставшими, но счастливыми. У всех была добыча – у кого два,три, даже по четыре ушастых красавца. Быстро соорудили костер, повесили большой казан. Наш «водила» – опытный охотник, быстро освежевал зайцев и повесил их рядком, как воблу – мерзнуть. Перед этим он отобрал четырех самых, как он сказал, аппетитных и отправил в приятно булькающий казан. Остальные – кто помогал шеф-повару на холоде, кто собирал на стол в тепле ма-шины. Наконец все уселись за охотни-чий стол и, как сказал наш старший то-варищ, – «товарищи офицеры, собрание считаю открытым…». Долго еще, далеко за полночь, над поляной разносились звуки то смеха, то песен, то возгласы: «а ты знаешь?.. а ты видел?..»
На рассвете я долго пытался добудиться до двух своих товарищей, которые вчера изъявили желание пойти со мной с утра по лесу, но ничего не добившись, решил самостоятельно пройтись недалеко от машины – очень хотелось размяться после вчерашнего ужина. Выйдя из машины, я зарядил ружье, подпоясался ремнем, на который я вчера навесил все, что могло бы пригодиться в течение дня на охоте в лесу, но возвращаться в тепло машины, чтобы снять все эти, как мне тогда казалось, лишние для часа охоты тяжести на ремне, было просто лень – боялся, что в тепле меня снова разморит и я уже никуда не пойду, и я направился в лес мимо висевших на ветру тушек зайцев.
Висят себе, обледенели, но что-то не так, странно – вот только лапки висят, вот половина тушки: «Ничего себе! – по-думал я, – Это мне только кажется в полумраке утра после вчерашнего». Иду дальше и вижу: лежит что-то под елкой. Ба, да это тушка зайца! Непорядок. Нагибаюсь. Протягиваю к ней руку и…
Сильный удар сзади в плечи опрокидывает меня лицом в снег. Пытаюсь подняться из сугроба – ничего не получается – руки вязнут в снегу, а сзади навалилась приличная тяжесть и давит вниз. Мгновенно протрезвев, я напрягаюсь, пытаюсь отжаться и приподняться. Слышу над ухом шипение – рысь. Спрыгнув на меня с дерева, пытается дотянуться своей пастью до моей шеи. Мгновенно мелькнула мысль, что если дотянется до шеи, охватит ее своей пастью и сожмет челюсть, ничто меня уже не спасет – позвонки будут перекушены мгновенно. Задняя часть танкового шлема мешает ей сделать это – у меня всего несколько секунд в запасе. Судорожно шарю рукой по ремню – где же ты, штык-нож, как же ты мне сейчас необходим. Рука нащупывает нож – удар им наугад – за голову, за плечо, за спину – назад, лишь бы хватило длины клинка дотянуться до рыси. Ну вот, кажется, всадил ей куда-то.
Сжимающие усилия резко ослабли, а через мгновение я смог приподняться, схватить зверя рукой, сдернуть его с себя и отбросить. На меня смотрели полные злобы глаза. Ощерившись и шипя, раненый зверь готовился к повторному на меня броску. В руке штык-нож, ружье за спиной. Не помню, как перехватил ружье – оно все в снегу. Только бы не было снега в стволах. Выстрел, еще один дробью в упор.
До машины было менее ста шагов. Когда я, таща в одной руке рысь, а в другой волоча за собой по снегу ружье, шатаясь, весь в своих переживаниях, приблизился к машине – друзья кто в чем, с ружьями высыпали мне навстречу, услыхав сквозь утренний сон мой невнятный крик и близкие выстрелы.
«Так, рука в крови, казенный бушлат разорван в клочья, глаза бешеные – значит, охота прошла успешно, так и будем докладывать командиру», – подвел итог старший по званию охотник. «Ну, а за рысь надо срочно выпить «на кровях», и хотя с утра, говорят, не пьют даже язвенники и трезвенники – ну и пусть они себе не пьют, а у нас есть замечательный повод: человек заново родился. Ну – это разве вам, товарищи, не повод?!»
