Вспоминаю я одну из своих интереснейших охот на медведя с собаками: это было близ города Томска в 1897 году. Осень стояла благоприятная и для меня удачная. Энергия и время дозволяли мне рыскать по тайге. Где я только не побывал за ту осень! Попадал я в такую глушь, как, например, за реку Кеть или реку Вах (обе впадают в Обь). Здесь, кажется, не только ноги интеллигентного, но и даже грамотного человека не бывало. И все это в районе Томской губернии.
Привелось повидать и различных иноверцев, населяющих местности глухие, дикие и если не везде плодородные, то очень богатые дичью, зверем, всякой ягодой: брусникой, клюквой, морошкой, смородиной и малиной, рыбой, кедрами, с которых добывалось орехов на тысячи рублей.
Нагляделся я тогда на очень многие диковинки и, хорошо поохотясь на разного зверя, возвратился в Томск в ноябре. Через два дня я снова попал на охоту и убил в Петуховской тайге гонного медведя.
После этой охоты проехал я станцию «Тайга», где живут мои два приятеля: доктор О-ко и счетовод К-ий, оба страстные охотники. Они слышали часто о моих охотах на медведей, а самим поохотиться не удавалось. Вот они и взяли с меня слово, что если я найду в Петуховской тайге медведя, то приглашу их, а если им оповестят берлогу, то они меня уведомят, чтобы ехать втроем и с моими собаками.
Прошло несколько дней, я получаю известие, что найдена берлога в вершине реки Золотого Китата, от Томска верстах в 250 (около 267 км. — Прим. редакции): сначала по железной дороге до станции «Ижморской» или «Судженской» 120 или 150 верст (128 или 160 км. — Прим. редакции), затем на лошадях до деревни Марьевки 40 или 50 верст (42,6 или 53,34 км. — Прим. редакции), а остальное расстояние на лыжах подыматься по Золотому Китату до Черного озера, где найдена была берлога. Так как станция «Ижморская» находится за станцией «Тайга», то я заехал к своим приятелям пригласить их с собой.
К сожалению, обоим им отлучиться оказалось невозможным: доктором была произведена операция и надо обязательно следить за перевязкой больного, а у счетовода К-го — спешный отчет. Хотя мне и хотелось поохотиться вместе с ними, но пришлось ехать одному.
Нарушенный договор и неожиданный посетитель
Много было труда добраться до цели поездки, а результат вышел грустный: медведь оказался бурым лончаком. Знать, медведица его «отшила» перед щенитьбой.
Медведь лежал под коряжиной, почти на виду, и только стал я подходить к берлоге, чтобы оглядеть ее, как он вылез и присел, поводя норкой. Собак держали на сворках саженях в 15 (около 32 метров. — Прим. редакции).
Думаю, пожалуй, медведь уйдет далеко, пока его собаки настигнут, а мы все порядочно намучились, пройдя около 50 верст на лыжах, да и дело было уже к вечеру. Я скорей вскинул ружье и в 12 шагах положил мишку на месте. Собаки примчались на выстрел, влепились в полумертвого зверишку, только и всего. Но мужики были довольны: шкура стоит 15 рублей, а я заплатил 30 за берлогу плюс прочие расходы.
Переночевал я тут же со всеми прелестями зимней ночевки в тайге у благодатного костра, под блистающим звездами небесным сводом, на мягкой, ароматной постели из пихтовой хвои. Рано утром, напившись из котелка чайку, побрел обратно по проложенной накануне лыжнице, и к ночному поезду, измученный, добрался до станции «Судженка». На станции я узнаю, что около речушки Козлы охотник Корышов из села Лебедянки нашел берлогу. Эта местность от станции «Тайга» верстах в 25 (около 26,7 км. — Прим. редакции).
Я обещал приехать охотиться на другой день и помчался к приятелям в Тайгу. Но, оказывается, они оба в Томске. Делать нечего, я еду домой, оповещаю их о своем возвращении и прошу к себе «по делу» и кстати позавтракать. Приезжают оба. Я заявляю:
— Господа, медведя нашли в Козлах, поедемте вместе, по уговору.
Оказывается, им об этой берлоге дано уже знать и, кажется, тем же Корышовым. Мои приятели успели пригласить целую компанию инженеров и прочих господ: всего шесть человек.
Я говорю:
— Это не дело! Условились ехать втроем, а назвали шестерых.
И на эту охоту я ехать отказался. Хотелось этой компании взять моих собак, но без себя дать их я побоялся. Так что я остался при «пиковом интересе». Думаю себе: Дернуло меня ехать за ними на станцию «Тайга», отправился бы один и привез бы пару медведей».
Так и не попал я на эту охоту; однако заметил, что доктор как-то недоверчиво относится к моему отказу, а счетовод прямо сказал:
— Смотри, А.Н., не езди один раньше нас: это ведь свинство будет!
Для того, чтобы рассеять сомнение, я заявил снова, что решил не ехать на эту берлогу и, следовательно, не поеду. Завтрак закончили «Ласточкой» с кофе (коньяк такой в моде у томичей) и стали прощаться.
Вдруг меня зовут в переднюю:
— Пришел человек по делу.
«Какое тут может быть дело», — подумал я, продолжая досадовать на то, что прозевал зря медведя.
Извинившись перед гостями, я вышел из столовой и направился в кухню, где меня дожидался мужичок Тимофей. Спрашиваю:
— По какому ты важному делу?
— Да вот, — говорит, — натыкался я на берлогу близехонько, всего на версту от Разъезда № 1.
— Верно? — спрашиваю.
— Ей-ей правда — разве я смел бы зря к вам приехать.
Распорядившись угостить мужичка, дать водки и закуски, я вернулся к приятелям в столовую.
Хотел было им сказать об этой новости, но во многоглаголании нет спасения, я решил лучше промолчать.
Надо заметить, что Разъезд № 1 от Томска, по томской ветке, находится в 60 верстах (64 км. — Прим. редакции) и в 19 верстах (20,3 км. — Прим. редакции), не доезжая до станции «Тайга». Козлы, где найдена берлога Корышовым и куда собирались ехать мои приятели стрелять медведя, в 25 верстах за станцией «Тайга» по магистральной линии Сибирской железной дороги, близ станции «Судженка».
Высказав сожаление, что наша совместная охота на мишку не состоялась, приятели уехали. Я им, как водится, удачи не пожелал.
Проводив гостей, сам я поспешил в кабинет, куда был позван и крестьянин. Начинаю расспрашивать. Оказывается, что он Тимофей, булочник у рядчика Сибирской железной дороги Анисочкина, охотник за рябчиками, но медведя он не только не бил, но и не видел и страшно боится встречи с «топтыгиным».
Ходя за рябчиками, наткнулся на тропу какого-то зверя по снегу. Перенови давно не было и, разглядывая этот след, он заметил ясный отпечаток медвежьих лап, а неподалеку под черемуховым кустом в снегу дуры — это была лазея берлоги. Зная, что я охочусь по медведям, и слышавши, что я покупаю берлоги и даже медвежий след, охотник и прикатил ко мне.
Небольшое отступление о зверовых лайках
Я уговорился ехать назавтра с поездом, отходящим из Томска в 6 часов утра, а Тимофей уехал ночью, чтобы утром меня встретить на Разъезде. Наказал я ему строго-настрого, чтобы он никому не говорил о моем предполагаемом приезде.
Собраться было делом одного часа, так как я только лишь утром вернулся с охоты, и все было в исправности.
Рано утром я отправился, взявши двустволку старика Leclerc’а, охотничью «берданку» и двух собак, недавно купленных мной в селе Березовый Лог: суку Дамку и кобеля Серко, прославившихся как отличные зверовые собаки. Они были хотя и беспородные, некрасивые лайки, но с замечательными приметами. Я недавно читал в каком-то охотничьем журнале о приметах лаек, берущих зверя.
Там сказано, что чем более рубцов во рту на небе у собаки, тем она злобнее. Конечно, это все равно, если бы кто-нибудь сказал, что чем больше у собаки ног, тем она резвее. Количество ног, равно и количество рубцов во рту, у всех собак одно и то же, но секрет не в количестве рубцов, а в расположении их.
В «Записках охотника Восточной Сибири» Черкасова встречается между прочим такое описание хорошей зверовой лайки, что даже смешно и стыдно повторять подобные несообразности: будто лайка останавливает медведя за детородные органы.
Следовательно, медведицу собаки брать не могут, так как детородная часть у нее высоко, закрыта шерстью и очень малых размеров. Что касается самца, то у него детородные части гораздо менее, чем у собаки, закрыты толстыми ляжками и густой шерстью, и для того, чтобы схватить за органы зубами, обыкновенной лайке пришлось бы высоко подпрыгнуть и повиснуть на них.
Я утверждаю, что сам уважаемый господин Черкасов таких приемов лайкой медведя не видал, и если рассказы слышал, то, по пословице, «не всякому слуху верь». Я много на своем веку наблюдал, как берут собаки медведя, и скажу следующее: злобная, сильная собака задерживает молодого медведя, вцепившись в ухо, в шиворот, но чаще всего лайки подрывают в гачи и то с другой дружной собакой.
Про прием меделянских собак Царской охоты, которых я видал в 1872 или 1873 году в Гатчине, егерь говорил мне, что знаменитый Султан брал медведя-лончака в одиночку за морду. Собака эта была большая, могучая, со страшной, тяжелой головой, широкой, сильной грудью, но со слабым задом и спиной. Вообще собака сырая, годная для травли, а не для охоты, где кроме злобности необходима легкость и крепкие ноги для преследования зверя.
Большого медведя ни одна собака не возьмет, а если в азарте и налетит, то будет моментально смята. Мне случалось видеть, как собаки мчатся навстречу медведю, а он отсядет и замедлит ход.
Собаки тогда начинают кидаться сзади, подрывают в бока и в гачи, однако вовсе не с целью захватить его детородные органы, а просто потому, что медведь задними ногами в это время защищается. Это я говорю про больших медведей. По второму году, лончаков, мои собаки принимают во что попало.
Быть может, есть собаки, берущие встречу старых медведей, но я таких не видал. Я описываю быль и то, что видел сам лично.
Да простит уважаемый читатель мое увлечение, почти не относящееся к начатому рассказу.
Я не могу здесь умолчать об упомянутых выше собаках, действительно замечательных по беззаветной злобности к медведю и их страстности. Дамка жива и сейчас, но Серко пришлось, к сожалению, застрелить — его укусила бешеная собака, и он взбесился через четыре недели.
Отважный Серко и оживший медведь
Приехав в 9 часов утра на Разъезд № 1, я был встречен булочником-охотником Тимофеем и украинцем Петренко — рядчиком на железной дороге. Сняв городской костюм, я надел поверх охотничьего пиджака белую рубаху, по-сибирски — вершницу, чембары (штаны) выпустил на валенные короткие сапоги, подпоясался ремнем, на котором висит охотничий нож, взял ружье, собак — и с Богом! Петренко просился дозволить посмотреть на охоту.
Сюда же приехал Гаврило Сваровский — отличный медвежатник, ныне покойник, — царство ему небесное, — ему хотелось поглядеть в деле новокупленных собак.
Я, разумеется, очень рад был удовлетворить желание этого зверовщика и вооружил его «берданкой». Так что нас пошло четверо: я, Тимофей, Сваровский и Петренко.
Погода стояла теплая, снегу немного, на лыжах ход легкий и собакам рыск свободный. Перейдя полотно, направились мы к реке Китат, и не прошли часу, как попалась нам тропа, которую первым заметил Гаврило Сваровский и указал: «Вот зверь-то пролез», но Тимофей утверждал, что надо еще податься. Собак держали на сворках, прошли саженей 40 (85 метров. — Прим. редакции) и Тимофей указал черемуховый куст, к которому вел след и где виднелась лазея; шагах в 15-ти такая же лазея и повсюду тропы медведя, но в каком именно месте лежит медведь, неизвестно.
Тимофей и Петренко стали на благородной дистанции зрителями, а я с ружьем наготове пошел вперед, Сваровский позади меня с «берданкой» и собаками на сворке. Смотрю, собаки, чуть след и близость зверя — рвутся. Я взял палку и бросил по направлению к отверстию под кустом. Гаврило же спустил собак, которые ринулись к лазу и запели. Пошла потеха!
Медведь рявкнул, собаки обе забились в берлогу, только слышна возня, рычанье зверя и остервенелый лай собак. Радости моей не было границ.
Этих собак я купил с неделю назад и взял в первый раз. До них я ездил на Вах, Кеть и Золотой Китат с остяцкими собаками. Сваровский ликует: лучшего полаза и работы желать нельзя. Это не то, что лаять близ берлоги! Смотрим, что будет дальше. Начнут собаки дружно донимать в берлоге мишку — и он на них бросится, обе разом выскачут, а затем снова ринутся.
Особенно упрямо наступал Серко. Таким образом продолжалась битва около 20 минут. Надо медведя выживать самим. Я вытащил поодиночке из берлоги собак и отдал их держать, а сам, отойдя шагов на 25, выстрелил в берлогу дробью, думая напугать и заставить выскочить медведя. Собаки вырвались и опять забились в берлогу. Я подошел к жерлу берлоги и стал рядом. Серко торчал в хайле, снаружи виднелся только его хвост. Вдруг он ринулся вглубь: медведь потащил Серко. Дамка все время шумела в берлоге.
Я быстро схватил Серко за конец хвоста и стал тянуть к себе. Собака отседала на задние ноги, упираясь передними, но не издавала никакого звука. Я уперся ногами в край хайла, сидя на выгребе и, уцепившись за Серко, старался вырвать его у медведя.
Ружье мое стояло рядом с поднятыми курками и воткнутое в снег. Гаврило Сваровский наготове с «берданкой». Вдруг чувствую, Серко пятится назад. Я выпускаю его хвост, вскакиваю на ноги и только что успел схватить ружье, как выкатывается группа, чуть не «Лаокоона»: медведь посередине, сбоку Серко, забравший его в ухо и положительно замерший, как злобный, густопсовый волкодав на матером волке, захватив по месту. Дамка поместилась в щеку с другой стороны.
Стрелять нет возможности ни мне, ни Гавриле. Ищу нож, позабыв, что ремень оборвался во время хода к берлоге, и я его отдал Тимофею, засунувшему нож за голенище. Кричу:
— Давай нож!
Но тот боится близко подойти и кидает мне его издали. Нож утонул в снегу, не сразу я его нащупал и, выхватив из ножен, подбежал к свалке. Медведь несколько раз вскакивал, но под тяжестью собак опять падал. Серко как поместился в ухо, так и не отпускает. Дамка хотя и с отрывом, но берет злобно. Гаврило выражает свое восхищение и изумление, видя работу собак.
Только я подскочил с ножом к этой группе, как медведь ринулся на меня, вздыбив, хотя Серко висел у него в ухе. Я нагнул голову и защитив лицо согнутой левой рукой, успел ударить ножом медведя под лопатку, всадив по самую рукоятку, и зверь завалился.
Дамка вцепилась в другое ухо, но оторвалась. Серко не выпускал из зубов уха, несмотря на отдуванье и прочее, так что пришлось разжимать ему судорожно сжатые челюсти, засунув в рот палку, боясь, чтоб он не зарьял.
Медведь был бурый самец в пять пудов. Я предположил, что его отогнала медведица, и лелеял надежду найти госпожу «топтыгину».
Оказалось, что зверишка сделал себе сначала берлогу с тонким небом, и оно провалилось, что и заставило его искать для зимовки другую берлогу. Во многих местах он рылся, но мерзлую землю копать ему было не по вкусу, и вот он, найдя талую землю под кустом, устроил себе берлогу, куда и залег. От берлоги напрямик до Разъезда № 1 не более версты, слышен даже стук колес проходящих поездов, а к западу в версте — пасека охотника-промышленника Степана Терентьева; слышно пенье петуха и лай собак. Диво, как это медведь улегся в такой близости от станции.
Убив медведя и спешно выпив, как говорится, «на крови», рюмку водки, я пошел искать берлогу с медведицей. Собаки были оставлены привязанными у крестьян, расположившихся около разведенного костра. Отойдя недалеко, я вдруг услышал выстрел и, предположив, что это Тимофей выстрелил по рябчику, продолжал путь. Поиски другой берлоги оказались тщетными.
Придя обратно, я узнаю, к моему изумлению, следующее: Тимофей и Петренко закусывали, греясь у костра, Серко и Дамка лежали привязанными на кушак, отдыхая после эмоций. Вдруг медведь стал шевелиться, поднялся и сел на задние ноги. Охотники ринулись от костра и медведя. Серко вскочил, оборвав кушак, и кинулся к воскресшему медведю, вцепился ему в ухо и давай возить по снегу. У мужиков было одно ружье, заряженное дробью — правый ствол, и жеребьем — левый.
Видя, что опасности большой нет благодаря Серко, справлявшемуся в одиночку с медведем, они воспрянули духом, взяли ружье и выстрелили в упор в медведя, чем кончили его существование; собаку же оторвать не могли от зверя до моего прихода.
Немало подивился и посмеялся я на ожившего медведя… Сообразив, что поспею к 12-часовому пассажирскому поезду, идущему из Томска в Тайгу, где хороший буфет, можно пообедать и узнать о результате охоты на медведя в Козлах моих приятелей, я решил направиться к станции. Задумано — сделано. Медведя я распорядился вывезти на пасеку Степана Терентьева и оттуда доставить к поезду на Разъезд № 1.
Придя на Разъезд № 1, я сбросил окровавленные вершницу и чембары, умылся, переоделся и, привязав собак, поспел к поезду, вышедшему со станции Басандайка на Тайгу. Доехав благополучно до Тайги, стремлюсь в буфет, так как с утра я почти ничего не ел, а эмоций было порядочно.
Встречает меня брат уехавшего на охоту доктора О-ко, тоже доктор, с удивленной физиономией, спрашивая:
— Вы из каких мест, А.Н., сюда приехали?
— С медвежьей охоты, — говорю.
— Да ведь брат с компанией уехали туда, и слышно, берлога оказалась пустая.
— Не знаю, у них пустая берлога или нет, а я медведя убил три часа тому назад близ Разъезда № 1.
— Да ведь берлога-то в Козлах! Как вы туда успели попасть? Не даром охотники полагали, что вы туда уедете.
— Фу! Говорят вам, что медведя я убил близ Разъезда № 1!
После обеда я уехал в Томск.
Компания охотников действительно возвратилась без медведя: берлога оказалась пустою. Когда же им сообщили об убитом мною из-под собак ножом медведе, удивления и досады было немало…
Вообще компания хороших приятелей на некоторых охотах приятна, но в серьезных охотах она только помеха. То ли дело ехать одному с добрыми собаками! Много мне пришлось до этого случая и после него убивать медведей, брать живьем, но на нож принять более не доводилось.
А. Лялин, г. Томск, 1901 год
