Мечта о поездке на охоту в местность Холоватое, лелеянная с давних пор, наконец, стала близка к осуществлению. Получив отпуск от своего начальства, мы с М-вым после бесконечных сборов отправились в указанную местность в августе 189* года.
Местность эта отстоит от Красноярска верстах в 60 вниз по течению реки Енисей, и потому самым удобным для нас видом передвижения была лодка, которую мы и нагрузили основательно, так что маленькая лодка наша, битком набитая оружейными и съестными припасами для недельного довольствия и тщательно закрытая рогожами, представляла из себя форму бочки.
Черные тучи нависли над городом и готовились изринуть дождь, когда мы двинулись в путь.
Верст 20—25 проплыли мы незаметно, обмениваясь предположениями насчет предстоящей охоты за утками, причем наши представления о Холоватом, никем из нас еще не посещаемом, были самые радужные, так как мы были вполне уверены, что в Холоватом найдем настоящее эльдорадо.
Мы не проплыли и половину нашего пути, как, к нашему огорчению, собиравшийся с утра дождь стал посеивать, как из сита. Кто из охотников плавал в лодке в осенний «мукосей», тот знает всю прелесть этого удовольствия. Сначала, когда дождь еще не промочил нас окончательно, мы чувствовали себя относительно хорошо и старались налегать на весла, но затем, видя, что дождь не только не прекращается, а, наоборот, усиливается, наше восторженное настроение быстро начало уступать угнетенному, — шея, спина и другие, более доступные влиянию дождя места, стали ощущать неприятную мокроту, и затем появилась дрожь. В таком скверном положении нам пришлось пробыть часа 3—4. Очаровательные в свое время окрестности, лежавшие на пути к Холоватому, не привлекали нашего внимания, даже знаменитый Есаульский бор проплыли, не полюбовавшись его стройными соснами и ровными, точно обрезанными, верхушками дерев. Этот бор лежит на правом берегу Енисея, возле села Есаульского, и тянется на расстоянии почти 5 верст; благодаря здоровому воздуху и красивому своему местоположению, а также и выделке кумыса, в настоящее время там устраиваются для лечения больные из города, страдающие малокровием и нервным расстройством.
От с. Есаульского до цели нашего путешествия оставалось верст семь или восемь, то есть час езды на лодке в осеннее мелководье, но пространство это настолько показалось нам длинным, что мы не чаяли его преодолеть, несмотря на то, что веслами работали усердно, больше стараясь согреться, так как от дождя и промокшей одежды у нас начали постукивать зубы. Но всему бывает конец, и мы в виду Холоватого, обогнув косу, заплыли в плес и через несколько минут пристали к берегу.
В землянке у Ширкунова
Перед нами предстал крутой, поросший сосновым лесом берег, и в полугоре желанная землянка, о которой мы слышали еще в городе. Испросив позволения хозяев, мы перенесли все наши вещи в крохотную землянку, где и предполагали после такой передряги отдохнуть, обсушиться и попить чайку, но этому скромному нашему желанию не суждено было исполниться. От дождей, ливших два или три дня подряд, потолок землянки промок, и крупные грязные капли шлепались на покрытый соломой земляной пол, так что потолок представлял из себя как бы сито с водой. Хозяева землянки, старичок со старушкой, забились по углам и проклинали дождь. Нам ничего не оставалось делать, как вскипятить чайник на берегу и устроиться за чаепитием под своей опрокинутой лодкой, что мы и сделали.
Только к вечеру тучи немного рассеялись с западной стороны, где засинел клочок небес, и солнце бросило несколько светлых лучей; дождь на некоторое время перестал, и мы, будучи нетерпеливыми, успели сходить на ближайшее по указанию хозяина землянки Ширкунова озеро, находящееся под горой у реки. На этом озерке мы нашли несколько штук уток и двух из них убили, чем пока и ограничились в этот день ввиду усталости и позднего времени.
Когда мы возвратились в землянку, то узнали, что хозяева истопили баню, так как был канун праздника Иванова дня, празднуемого 29 августа, — сами они уже вымылись, почему предложили и нам сходить в баню, приводя тот аргумент, что дождь нас за дорогу «пропарил» изрядно, а потому сходить в баню прогреться нам прямо необходимо. С этими доводами хозяев нельзя было не согласиться, и мы с товарищем решили идти в баню именно для того, чтобы «прогреться» после неприятной перипетии.
Баня, или вернее сруб, вделанный в землю в косогоре, отстоял всего в нескольких шагах от жилой землянки и походил на что угодно, только не на баню, которую мы привыкли видеть не только в городе, но и в деревне. Это было что-то вроде чулана, где кое-как помещалась каменка на земляном полу, и была устроена возвышенность из земли же вроде полка. Вымывшись кое-как стоя и в потемках (так как удобств для этого решительно никаких не было), мы вернулись в землянку, и каково было наше изумление, когда на сильный хохот хозяев мы заметили, что приняли вид туземных обитателей Южной Африки. Как объяснялось потом, стены бани, прокопченные от дыма, были покрыты густой сажей, что мы в темноте не заметили, а потому, прикасаясь к стенкам бани, вымазались, как арабы, чем и доставили хозяевам временное удовольствие посмеяться.
После бани, напившись чаю, мы стали приготовлять себе постель на полу в землянке. Сальная свеча еще не была погашена, и так как спать не хотелось, то мы вступили в разговор с Ширкуновым.
Ширкунов был отставной николаевский солдат, сосланный за какие-то грехи в Сибирь и поселившийся в Холоватом ради плеса, обильного рыбой, ловлей которой он ранее занимался, но в последнее время по болезни и старости рыбную ловлю оставил, а этим делом занималась его жена, которая и поддерживала кое-как свое и старика существование.
Из слов Ширкунова мы заключили, что в свое время он занимался рыбной ловлей не только как промышленник, но и как страстный охотник; материальная сторона дела его не особенно интересовала, более же он увлекался самим процессом ловли рыбы. Рыбы раньше добывал он много, ловил животниками (род перемета) и на блесну, закидывал невода, но на этом деле он потерял все свое здоровье, и дело пошатнулось.
— Теперь рыбы стало куда меньше, да и баба одна что может сделать — совсем плохо дело без меня! — говорил он.
Мы видели, что жена его могла поймать только на дневное пропитание, да и эту добычу обменивала в ближайшей деревне на хлебе.
Плачевный результат
Тучи окончательно рассеялись за ночь, и утро следующего дня было роскошное. Солнце блистало ослепительно ярко и как бы торопилось подсушить скорее промокшую траву. Выйдя из землянки, мы тотчас же поднялись на гору и затем вошли в редко разбросанный смешанный лес; не успели пройти и сотни шагов от берега, как неожиданно для себя спугнули тетерку, которая и пала под моим выстрелом. Продолжая свой путь дальше, мы спустились в лог. Местность, именуемая Холоватым, насколько мог видеть глаз, представляла собою котловину, поросшую изредка мелколесьем, между коими были разбросаны пашни и сенокосные места с обширными болотами и озерами; дальше к югу, где кончалась эта ровная местность, отливал синевой настоящий дремучий лес или, выражаясь по-сибирски, там начиналась тайга.
Долго искать озер нам не пришлось. Пройдя один из ближайших колков, мы наткнулись на первое озеро и согнали несколько штук уток, причем двух из табуна убили; утки покружились над озером, опять тут же сели, а некоторые так и не вылетали из него, вероятно, хорошо сознавая, что по топкому болоту с трясущимися кочками не всякий рискнет к ним добраться. Не желая рисковать, мы оставили это озеро и отправились дальше.
Другое озеро было еще больше первого, поросшее высокой травой и, кроме того, к нашему огорчению, было глубокое. Уток же в нем была туча, так как после нескольких выстрелов, сделанных нами с целью выгнать их с озера, уток поднялась такая масса, что мы были прямо поражены, — а утки, как бы полюбопытствовав на нарушителей их покоя, снова опускались в озеро. Мы пробовали было обойти озеро с двух сторон, но ввиду высокой травы и вязкости болота, сделать это было невозможно. Огорченные неудачей, мы отправились к речке Тартату, впадающей в Енисей.
На пути наткнулись на свежий помет медведя. Это взвинтило наши нервы, так как в наших патронташах, кроме №№ 5—6 дроби, больше ничего не было. Тем не менее, мы подошли к речке и разделились, я остался по эту сторону, а товарищ мой спустился ниже по течению и перешел на противоположную сторону речки. Пройдя немного вверх, я заметил в разливе речки табунчик чирков, ударил по ним и двух убил. За неимением собаки приходилось брести за утками самому. Не подозревая никаких козней, я довольно скоро побрел по воде и был уж более чем на половине пути, как вдруг с размаху обрушился в ров, который был примерно глубиною аршина два с половиной, и только благодаря тому, что ров был не широк, я, падая, захватил край противоположного берега и, ухватившись руками за траву, вылез из рва. Пока я так возился в воде, чирки мои куда-то исчезли, — вероятно, они были только подранены и утянулись в траву. Боясь запутаться в кустах, которыми поросли оба берега Тартата, и еще раз искупаться, я не стал разыскивать уток, а пошел искать обратно «броду». Долго я продирался в кустах по колено в воде, осторожно ощупывая ногой почву и боясь предательского рва, а берега все не было видно. Вот так задача!
Начал беспокоиться: место совершенно незнакомое, кругом кусты и вода, и, наконец, я страшно измучился, а тут в добавление ко всему, еще товарищ ушел далеко от меня. Пробовал кричать его — ответа не было. «Ну, думаю, каюк – заблудился!..» Силы оставляли меня окончательно и неприятная перспектива блуждания по воде еще более страшила меня, — наконец, после нескольких окриков я услышал голос товарища, но совершенно в противоположной стороне, куда я и направился. — Как я рад был, когда выбрался из этого заколдованного места!
Оказалось, что я, желая миновать предательский ров, сильно забрал влево, то есть в противоположную от речки сторону, и таким образом удлинил свой путь.
Благодаря такой незадачливости за этот день охоты было убито всего не более 5 штук уток, то есть результат по такому обилию дичи очень плачевный.
На Частоостровских озерах
Под вечер того же дня мы отправились к тому месту, где ранее встретили тетерку. Тетерь было много и они часто вылетали чуть не из-под самых ног, но мы мазали по ним самым блестящим образом. Чему приписать такую неудачу, мы прямо терялись в догадках, хотя на самом деле причин к тому было много: во-первых, у нас были плохие ружья, во-вторых, не было собаки, которая бы искала дичь, и, в-третьих, мы сами были юные, еще неопытные охотники, и эта последняя причина, пожалуй, из всех самых важных, так как из последствий ее вытекали и все остальные. В то же время мы все свои неудачи приписывали другим, внешним влияниям. Да и на самом деле, если вникнуть глубже, обстоятельства так скверно складывались для нас по дороге и на месте охоты, что о какой-либо удаче в то время нельзя было и думать, а потому мы решили даже вернуться домой.
Хозяин землянки Ширкунов, узнав об этом нашем решении и соглашаясь с нами, что в Холоватом охота без собаки и лодки не может нам доставить удовольствия, посоветовал нам отправиться на Частоостровские озера, лежавшие около села того же названия на противоположном, левом берегу Енисея. Село это было нам известно, но мы не знали, что там есть хорошая утиная охота, какою рисовал нам хозяин землянки, и, доверяясь словам Ширкунова, мы строили предположения поохотиться и на Частоостровских озерах, тем более что исполнить это позволяло время.
На другой день утром мы с товарищем уже отплывали из Холоватого, покидая его негостеприимные озера без особого сожаления.
Енисей против Холоватого разделяется массой островов, почему нам пришлось лавировать между ними по протокам. В одной из них мы встретили плывшего в лодке, упиравшегося шестом, деревенского мужичка. Поравнявшись с нами, он сразу, без обиняков, предложил нам поменяться с ним лодками. В ответ на его предложение мы только рассмеялись, и мужик поплыл дальше, что-то ворча, вероятно, досадовал на то, что мы не поддались на его удочку. Причиной же нашего смеха была лодка мужика, которая имела настолько комичный вид с задранными кверху носами, что походила больше на китайскую туфлю, чем на лодку.
Не заплывая в село, мы спустились ниже его и расположились станом на острове, носящем название Зеленый. Остров этот был очень чистенький и, пожалуй, оправдывал свое название, почему мы им были весьма довольны, только маленькое неудобство заключалось в том отношении, что нам для охоты приходилось переплывать протоку, а все наше имущество и провизию прятать на острове.
Как в Холоватом, так и здесь, на Частоостровских озерах, мы были в первый раз, и потому озера пришлось разыскивать, что нам и удалось вскоре. Частоостровские озера имели совершено другой вид, чем Холоватовские, с которых мы сбежали. Здесь большинство озер можно было перебродить из конца в конец. Первые озера, встретившиеся нам недалеко от берега реки, были совершенно гладкие, без травы, и уток на них было много, а потому мы постреляли вдоволь. На одном из этих озер с моим товарищем М. случился маленький инцидент: М. стрелял в налетевший на него табунчик чирков и одного вышиб, но последний не успел упасть еще до земли, как подлетевший ястреб красивым и быстрым полетом снизу вверх подхватил чирка и был таков! Я находился у конца озера, то есть далеко от места происшествия, и хотя выстрелил в ястреба, но без вредных для него последствий, он же бросить свою добычу не пожелал.
Ястребов было так много и настолько смелы, что каждую убитую утку приходилось доставать возможно скорее, чтобы не утащил ее подвернувшийся ястреб-нахал.
На одном довольно большом, но гладком озере, когда подошли к нему, уток было прямо «черно», как любят выражаться некоторые красноречивые охотники; вся эта масса при нашем приближении от выстрелов поднялась и разбилась на множество мелких табунков, носясь с шумом и кряканьем над озером, затем после некоторого времени табунки стали садиться опять на это же озеро. Мы разделились и стали обходить озеро с двух сторон, то и дело стреляя на налетавших на должную дистанцию уток. Замечательно хорош был выстрел у моего компаньона: налетел на него кряковой селезень, товарищ стрелял его почти над собой, селезень сначала как бы замер в воздухе, а затем, не сгибая крыльев, стал колыхаться то на одну, то на другую сторону и… турманом полетел книзу.
На этом озере так же, как и на предыдущем, у моего товарища ястреб опять чуть было не утащил убитую серую утку.
Перед вечером мы только закончили охоту и вернулись на свой обитаемый остров. Наша общая добыча была в этот раз в числе 8 штук уток.
Пока мы утоляли свой волчий аппетит, уничтожая невероятное количество сухарей с чаем, наступила ночь. Что за чудная была ночь!
Ночь тихая, немая…
Мягкий лунный свет обливал зеленый покров острова, и от этого он был чудно хорош… Полная тишина давала возможность слышать малейший шорох; слышно было, как птичка на близрастущем кусте ракитника, вероятно, проснувшись, сделала неловкое движение и, чуть не сорвавшись с сучка, трепыхнула крылышками, — и снова тишина. Недалеко от нас выскочил заяц и сел, подняв уши; я хлопнул слегка руками, и он понесся. Где-то далеко по Енисею плыли утки и перекликались… Мы долго любовались прелестью лунной ночи, но сон, говорят, милее всего в жизни, почему мы, соглашаясь с этой житейской мудростью, прижались к зароду сена, укрылись шубами и крепко заснули, утомленные дневной охотой.
На Частоостровских озерах мы проохотились три дня и взяли по 12 штук на ружье.
Как обнаружилось после, мы самых хороших и удобных озер не нашли, а побывали на них в следующие охоты, которые были не в пример добычливее.
Атака хищника
На обратном пути нам пришлось любоваться довольно любопытной картинкой.
Ехали мы горой над берегом Енисея и удивлялись той массе уток, которая плавала у кос и островов. Мы раздумывали: как бы хорошо сделать на косе ямку и залечь! Против нас в заливе, у самого берега, плавал громадный табун уток. Вдруг налетел ястреб и стал спускаться — что за шум поднялся!.. Весь табун уток моментально исчез под водой, и затем кучками снова стали появляться на поверхности, а ненасытный ястреб в это время делал круги, почти прикасаясь к самой воде то тут, то там. Когда он с налету падал к какому-нибудь месту, все утки, которые тут были, с шумом скрывались под водой, а остальная масса, над которой ранее пронеслась «гроза», снова появлялась на поверхности воды и была готова при приближении хищника вновь скрыться.
Такая картина продолжалась несколько минут; наконец, ястреб изловчился, быстрым взмахом нырнул книзу и схватил утку, с которой и скрылся в кустах тут же на берегу острова. А табун все еще оставался на месте, боясь подняться с воды.
Сильно мы сожалели о том, что не могли разделаться с этим хищником.
П. Васильев, 1900 год, г. Красноярск
