Кое-что об охоте под Тифлисом

охота за вальдшнепами

Господа охотники средней полосы России считают не без основания наши далекие окраины, а в том числе Кавказ и Туркестан, какими-то обетованными местами для охоты — где всякой дичи бездна и, по пословице, жареные голуби сами в рот летят. Про Туркестан я ничего не могу сказать, так как там не был, что же касается до Кавказа, то он лишь за небольшими изъянами изобилует всякого рода дичью, и есть такие места, куда если забраться завзятому охотнику, то не скоро его выманишь оттуда.

Велика и благородна охотничья страсть — да, действительно, благородна в прямом значении этого слова. Это не разнузданная страсть карточного игрока, не минутная вспышка, не кратковременное увлечение, нет, раз поселившись в душе человека, она остается на всю жизнь, не покидает до гробовой доски, скрашивает порой все горькие минуты, дает забвение от всех разочарований и невзгод, которыми только и наполнено наше земное существование… А где же и развиться этой страсти, как не в том месте, где все, положительно все, дает ей простор и приволье!

Настоящий охотник в душе есть в то же самое время и истинный ценитель природы: его не столько занимает идея истребления, как самая обстановка, как все фазисы, все моменты охотничьего дела. Охотник чуток и отзывчив на все прекрасное.

Будь то в дремучем лесу, в степи ли необозримой — он, как вольная пташка, радуется свободе; вместе с жаворонком, вьющимся в высоте поднебесной, любовно озирает весь мир и полною грудью вздыхает ароматы полей, которые, как все безыскусственное и натуральное, влияют на него самым отрезвляющим образом после душной миазматической атмосферы наших городов — этих центров гнилой спекулятивной цивилизации XIX столетия…

Большинство наших штаб-квартир на Кавказе расположены именно в этих заветных для охотника местах. Тут самый алчный стрелок настреляется вволю, самый ревностный ходок уходится в конец, здесь, человек, до этого ни разу не бравший в руки ружья, делается самым страстным, самым неутомимым охотником. Раз попробовавши тамошней охоты, так и рвешься туда душою, кажется, так бы и полетел… да только подрезаны крылья у сокола, ощипаны перья…

В мире есть злой рок — этот рок зовется судьбою, стечением обстоятельств, порою совершенно от нас не зависящих, которые, как цепью, оковывают вас со всех сторон, так что все стремления ваши, все порывы разбиваются об этот злой рок, как о каменную стену. «Не судьба!» — говоришь тогда с грустью и беспомощно опускаешь руки, безнадежно качаешь головой…

Комедия-фарс

Много всякого рода дичи таится по склонам кавказских хребтов, много водится и плодится ее в горных ущельях и в беспредельных равнинах предкавказских и закавказских… Но есть и такие места, где дичь почти повыбита и главным образом вследствие безрассудства и непрактичности самих же охотников; к таким местам можно бесспорно отнести окрестности города Тифлиса. Здесь если и бывает какая дичь, так только пролетная, а чтобы поохотиться на местную дичь, приходится ездить за 50-60 верст. Другой раз и тут: потратишься в пух, а удовольствия найдешь на грош…

Бедна и печальна была весенняя прошлогодняя охота в окрестностях Тифлиса — бедна по добычливости, печальна по самой обстановке. Дупеля и бекаса хоть и не ищи; пришлось несчастным перепелам расплачиваться за все и за чужие грехи отдуваться своими боками.

Пролет и этих горемык был не особенно большой; бывало, что на каждого перепела приходилось по одному охотнику. Грустно и тяжело было смотреть на такого рода картину: представьте себе целую армию (человек в 60) охотников, которые ходят и топчут во всех направлениях небольшую поляну.

Мне кажется, никогда наши доблестные защитники Шипки не выдерживают такой убийственной и оглушительной канонады, какая выпадала на долю тех редких обтрепанных перепелов, которые вырывались из-под стоек или прямо из-под ног охотников. Это была комедия-фарс, которую любителям всякого рода водевильных зрелищ не мешало бы нарочно посмотреть.

Возвращаясь как-то с одного из подобных представлений, я сделался свидетелем еще более комического зрелища. Около Соленых озер (верстах в трех в востоку от Тифлиса, здесь держатся иногда утки, но вследствие открытой местности охота за сторожкими птицами совершение недобычлива. — Прим. автора) мне попались два молоденьких гимназистика.

Один из них с ржавым пистолетом в руке изображал из себя охотника, а другой в качестве легаша бегал по полю и сгонял жаворонков, в которых преусерднейшим образом и с самым серьезным видом палил его товарищ. Как я пожалел несчастного юношу, бегавшего с высунутым языком и по команде «Пиль!» сгонявшего пичужек для своего приятеля.

Я пожал плечами и невольно пожелал в душе, чтобы побольше было таких охотников: тогда, по крайней мере, и дичи было бы больше, так как она не истреблялась бы безжалостно и беспощадно, как теперь.

Поголовное избиение пернатых

В конце лета около месяца пришлось прожить в Манглисе. Это штаб-квартира Лейб-Эриванского полка — лежит в 57 верстах (60,8 километра. — Прим. редакции) к западу от Тифлиса. На охоту там ходил довольно часто; попадались опять все те же перепела, и за все время только два раза пришлось стрелять по курочкам; зайцев, а также другой какой-либо дичи я вовсе не встречал.

Манглис со всех сторон окружен лесистыми горами. По словам местных жителей, там водятся олени и медведи. В самом Манглисе мне часто встречался небольшой ручной медвежонок, который всех забавлял своими неуклюжими телодвижениями и уморительными ужимками… К сожалению, ни разу не удалось устроить охоты с гаем (когда компания охотников прочесывает местность и стреляет в поднятых зверей. — Прим. редакции), а в одиночку — не было гончих.

По приезде в Тифлис удалось-таки урвать свободное время и съездить три раза на Иopy. Первые две охоты фазанов было довольно много — так что и пострелять можно было вволю; но и здесь появились… застрельщики и разогнали всю дичь, не говоря уже о беспощадном истреблении, так как без разбору бьют и самцов, и фазанок.

Говорю не из зависти, а потому, что действительно тяжело и больно видеть такое поголовное избиение дичи, какое практикуется в окрестностях Тифлиса и начинает проникать даже в Кахетию. Охота (не по одному моему только мнению) может существовать лишь при разумно организованных началах, а не так, как здесь, — например, где при охоте на фазанов, не разбирая, бьют и самцов, и самок. Опустошение вследствие этого ужасное.

Мой постоянный спутник по охоте В. ездил прошлой осенью раз семь на Иopy, без меня, значит, четыре раза. По словам В., фазанов на Иоре первое время было замечательно много, в день приходилось поднимать от 250 до 400 штук. То же самое об обилии фазанов в начале осени говорили мне впоследствии на Иоре же и сами грузины — местные жители; но не знаю, мое ли такое счастье, только при мне фазанов было далеко не такое баснословное количество, а в бытность мою на Иоре в последний раз в ноябре я проходил два дня и не только не стрелял, но даже не видел ни одного фазана.

Сначала я не знал, чем объяснить такого рода факт, но тут же на месте нашел и разгадку. Возвращаясь после охоты в иорский духан (харчевня, небольшой ресторан на Кавказе. — Прим. редакции), где ждали лошади, чтобы ехать в Тифлис, я встретился с Ч., помещиком, которому принадлежат иорские места охоты. Спросив, много ли убил я фазанов, и увидя, что ничего, Ч. совершенно этому не удивляется, так как незадолго пред тем промышленники откупили у него, Ч., право на здешнюю охоту и в каких-нибудь полтора месяца вывезли 300 пар фазанов.

Услышав такую неприятную новость, я отложил всякое попечение об охоте на Иоре, по крайней мере… по крайней мере до осени этого года.

Причины промахов

В первых числах ноября кончился пролет вальдшнепов — этих любимцев северных охотников (у нас предпочитают фазанов). Этой осенью мне только раз удалось быть специально на охоте за вальдшнепами.

В 24 верстах от Тифлиса по Александропольскому тракту находится станция Яглужи. В полутора верстах от станции протекает Кура, оба берега которой поросли в этом месте довольно большим лесом.

В этом лесу удалось захватить значительный пролет вальдшнепов, однако взять удалось немного. Причина, пожалуй, отчасти и в плохой стрельбе, в пуделях вследствие горячности, но главным образом вот почему: лес представляет из себя настолько густую и непроходимую чащу, что порой в нем только кинжалами можно прорубить себе путь.

Стрелять приходится, как говорится, на авось, а хотя российское авось порой и много значит, но в таких обстоятельствах и оно не помогает. К тому же хорканье вальдшнепов, срывавшихся со всех сторон, но недоступных для выстрела, только еще больше раздражало охотничье сердце и невольно могло разгорячить самого терпеливого и хладнокровного охотника.

В заключение столь плачевной охоты за вальдшнепами пара гончаков, принадлежащих яглужинскому уряднику, которых мы взяли с собой со станции, выгнали нам косого, которого мы с В. разнесли в пух и прах, выстрелив в одно время.

Надежда на уток

Около города Мцхета (25 верст от Тифлиса по Поти-Тифлисской железной дороге. — Прим. автора) верстах в шести по Владикавказскому шоссе стоят у самой дороги несколько духанов, а невдалеке виднеется деревня Гарцисхары.

Длинная канава (в несколько десятков верст), кое-где поросшая лесом, мелким кустарником, кое-где образующая мочежины и болотца, в морозные зимы служит приютом для бесчисленного множества уток. Канава эта, впадающая в реку Арагву, несет теплую родниковую воду, так что, когда Арагва замерзает, утки только и могут держаться на канаве, поэтому они обыкновенно и слетаются сюда со всей окрестности.

Так было в позапрошлую зиму: стояли довольно большие морозы, уток было множество, и их били нещадно. Большими морозами у нас считаются градусов от 7 до 15, что случается далеко не каждую зиму. В прошлый зимний сезон было только сыро и грязно; Кура и Арагва не замерзали, поэтому и уток в канаве было мало.

В первых числах декабря (1881 года) зима намного установилась, шел несколько дней подряд снег, ночью морозило. В надежде на хорошее поле собралась нас небольшая компания и по первой пороше (как раз под зимнего Николу) двинулась в Гарцисхары. Как бы вы думали? Пешком? Нет-с. К нашим услугам был более совершенный способ передвижения, так что через полчаса железнодорожный поезд высадил нас в Мцхете, откуда через час мы были и в Гарцисхарах.

Вечер был морозный, задувал ветерок, и мелкий снежок заметал за нами путь-дороженьку. Шли мы в полной надежде если не убить, то хоть пострелять вволю. С истинным героизмом мерзли всю ночь в сбитом на живую нитку духане.

Но как описать наше разочарование, когда на следующий день, несмотря на все благоприятные условия (как-то: легкий морозец и снежок), мы, кроме черных дроздов, не нашли ничего ни в канаве, ни на заросшем лесом острове, который находится при впадении канавы в Арагву. Один только счастливец убил кряковую утку, а остальные (нас было четверо) как вышли утром на охоту, так и вернулись вечером ни с чем.

В сокрушении сердца и в унынии духа пришлось возвратиться в Тифлис. Я теперь нашел разгадку нашей неудачи: ее можно объяснить только тем, что мы собрались слишком рано на охоту, рано в том смысле, что утки обыкновенно появляются здесь только тогда, когда зима установится — в конце января и в феврале.

Так закончилась охота под Тифлисом в прошлом 1881 году; что-то будет в настоящем — еще неизвестно. Гамлет, принц датский, когда-то говорил: «Страшно, за человека страшно мне!». А здесь, видя повсеместное истребление дичи, приходится говорить: «Грустно, тяжело за охотника!». Всевозможные приспособления — все эти тиры и разнообразные стрельбища — никогда не доставят охотнику того удовольствия, какое он находит в охоте по перу или по красному зверю, с ружьем или с гончими да с борзыми.

А. Кишинский, г. Тифлис, 16 января 1882 г.

Оцените автора
www.oir.su
Добавить комментарий