На берегу горной алтайской речки трещит костер, вокруг которого расположились четверо: трое людей около самого огня и рыжий сеттер — немного поодаль. Уже три месяца колесят они по трущобным дебрям Алтая в поисках золотой жилки. Сотни верст отмерены, сотни проб промыты, но ни разу еще зоркий глаз не поймал на дне ковша золотых блесток, сулящих удачу…
Приглашение от Токтасына
— Плохо наше дело! — прервал, наконец, долгое молчание один из сидевших у костра.— Мука на исходе… Что будем делать?
— Кончать надо,— угрюмо прогудел старый Федотыч,— и так уж все проели…
Третий молчал. Он один огорчался меньше других. Ему нравилась привольная, кочевая жизнь в горных склонах южного Алтая, нравились эти переходы с места на место, говорливые горные речки, изобилующие рыбой, тихие вечера у костра и темные бархатные ночи. А частые, шумные тетеревиные взлеты и писк рябчиков в кедровниках, посвист сурка в каменистых россыпях горных хребтов заставляли нередко забывать о неудачных разведках и хвататься за ружье: в нем не было азартной жилки золотоискателя, но зато была крепкая охотничья страсть, с детства владевшая душой. И не раз подсмеивались товарищи, когда, наработавшись за день до изнеможения, вскакивал он на заре и бежал с ружьем в ту сторону, где собака накануне согнала тетеревиный выводок…
Спокойно лежавший Пират неожиданно вскочил с заливистым лаем.
— Едет кто-то,— отозвался чуткий Федор.
— Токтасын это, кому другому-то ехать.
Темный силуэт верхового показался в просветах ветвей, и послышалось фырканье лошади.
— Аман! — весело закричал молодой киргиз, соскакивая с коня.
— Садись чай пить. Куда собрался?
— Сурка стрелить поехал. Шибко много сурка! Сегодня ночевать здесь буду. Завтра сурка добывать надо,— улыбался Токтасын, поблескивая черносливинами раскосых глаз и белыми ровными зубами.
— Ну как? Алтын бар (Золото есть)? — спросил он, помолчав.
— Шайтан его взял, должно быть, алтын этот!..
— Ай-ай! Джаман, джаман (Плохо, плохо),— посочувствовал киргиз, беря налитую чашку горячего чая.— Поедешь завтра со мной, Александр? Сурка много кругом, охота ладно будет,— пригласил он охотника.
— Ладно, поедем. Завтра я и сам собирался на охоту.
— Да уж Саньше и золота не надо — лишь бы пострелять! — отозвался насмешливо Федор.
Костер потухал… Золотоискатели начали укладываться, и только Токтасын сидел еще у костра и тянул какую-то заунывную песню на своем языке.
— О чем поешь? — окликнул его Александр.
— Горы стоят, луна всходит, звезды светят, лес кругом, золота у вас нет — про это пою…
«Да горы, луна, звезды, лес — вот это главное!» — подумал Александр, завертываясь в бурку…
Четырнадцать тетеревов
Первый проблеск зари уже застал их на ногах. Быстро собравшись и наскоро выпив по чашке чая, охотники заседлали коней и тронулись в путь.
— Мимо Токбуры поедем — косача много,— сказал Токтасын.
И не более ста сажен еще только проехали, как Пират заискал, сделал небольшой круг и осторожно потянул к кустам черемухи.
Быстро передал охотник коня киргизу и почти бегом направился к медленно тянувшей собаке. А Пират ступал все осторожнее, весь словно напружинившись, и вдруг неожиданно застыл, повернув голову вбок.
Александр с горящими глазами и бьющимся сердцем был уже около Пирата.
Чуть повел на него карим зрачком вежливый пес, не двинувшись с места.
— Пиль, Пиратушка!
Сунулся было вперед, но остановился опять.
— Вперед! — настойчиво послал его охотник.
Пират двинулся — и в тот же миг из-под самого его носа загремела старка, а за ней два молодых.
Уверенно взлетела двухстволка к плечу, привычный глаз навскидку послал один за другим два выстрела, разбудивших тишину утра, и шлепнулись в кусты мертво битые птицы.
— Ищи, Пират, ищи! Еще есть!
И в самом деле, еще трех молодых подняла собака после короткой потяжки, отбившихся недалеко в сторону. Снова гремят выстрелы…
— Джаксы! Абдал джаксы! (Хорошо! Очень хорошо!) — радостно приветствовал охотника Токтасын, расплываясь в широкой улыбке.— Айда дальше — еще найдем!
Через какой-нибудь час 14 штук молодых тетеревов висят, притороченные к седлу у Александра.
Забавное семейство
Недалеко уже и колония сурков. Издали слышится посвист их, и видно, как столбиками стоят на бугорках одни, и, неуклюже переваливаясь, торопятся ближе к отверстиям норок другие… Колония большая, несколько сот, наверное.
— Айда, ты налево, я направо залягу, вон за тем бугром! Друг другу мешать не будем,— намечает план охоты Токтасын.
«Ку-пить! Ку-пить!» — раздавались вокруг резкие, предостерегающие выкрики, и один за другим ныряли толстые, жирные зверьки в свои норы. Через час, не раньше, выглянет теперь напуганный сурок!.. Охотник облюбовал большую нору, куда только что залез особенно большой зверек, и залег шагах в 15 за бугорком, держа ружье наготове.
Текли минуты медленно и томительно. Хотелось курить, хотелось расправить уставшие в одном положении члены, но охотничий азарт властно приказывал лежать, не шевелясь.
Наконец, словно в награду за терпеливое ожидание, показалась смешная, тупорылая, круглая голова, тревожно оглядывая окрестность. Внимательно и осторожно озираясь, зверек изучал окружающие предметы и долго сидел так, не двигаясь. Затем продвинул на вершок свое толстое туловище, почти высунул голову — и снова застыл… И только убедившись, что все вокруг спокойно, вылез он совсем и сейчас же стал столбиком на задних лапах, обнюхивая воздух.
Охотник не стрелял, зная, что близко от норы сурка не добыть: как бы ни была смертельна рана, в предсмертной судороге успеет забиться он в норку и пропадет для охотника.
Сурок, наконец, переваливаясь, стал подвигаться в сторону. Александр навел ружье и уже собирался нажать спуск, как новое движенье у норки заставило его отвести глаза. На этот раз без обычных предосторожностей выскочили из отверстия один за другим пять уже порядочных сурчат и заковыляли за матерью. Как малые ребята, получившие свободу, веселые зверьки стали играть и кувыркаться на траве, смешно бороться друг с другом, издавая по временам довольное тихое ворчанье. А мать удовлетворенно посматривала на свое потомство, и вся эта картина была так проникнута миром и покоем, что охотник забыл о ружье, наблюдая за развертывающейся, скрытой обычно от людских глаз вольной звериной жизнью…
И только когда разыгравшиеся сурчата, барахтаясь и переваливаясь толстенькими круглыми тельцами, почти подкатили к его бугру, он внезапно приподнялся и свистнул.
Тотчас тревожным свистом ответила мать, и вся компания, смешно ковыляя, опрометью бросилась к спасительной норе, давя друг друга у входа… Через миг все было снова пустынно вокруг.
Золотая жилка
Охотник встал, с наслаждением закурил и, расправляя затекшие члены, направился к норе и сел на бугорок, образованный вырытой землей. Машинально стал он разгребать рукой мелкие камешки, осколки кварца и песок. Также машинально осматривал он их, отбрасывая потом в сторону, и вдруг вздрогнул: на белой, тронутой охрой поверхности кварца блеснула на солнце золотая точка! И рядом — другая, побольше…
— Видимое золото!..
Значит, тут, где-то близко залегает эта неуловимая жилка, в поисках которой прошло три месяца упорных трудов и лишений!..
Спрятав находку, охотник торопливо пошел к лошади в кусты и вернулся с высокой березкой, которую и воткнул у драгоценной норки, чтобы отметить ее среди сотен других.
Вдали за бугром стукнул сухой выстрел Токтасыновской винтовки. Через пять минут подъехал и он сам. В тороках у него висел крупный сурок.
— Что не стрелял? Зачем вешку ставил? — с любопытством расспрашивал Токтасын.
— Да заметил норку, приеду в другой раз. Больно уж здоровый сурок попался… Хочу подкараулить его…
— А я убил — вот… Здоровый, шайтан! Прямо в лоб ему пулька попал!
Охотники двинулись обратно. Токтасын мурлыкал свою песню-импровизацию, а Александр ехал молча под впечатлением неожиданной находки.
Еще издали заметил он кряжистую фигуру старика в кубовой рубашке, промывавшего пробы. Рыжая борода ярко горела на синем фоне, а пытливые глаза сосредоточенно, не отрываясь, смотрели в ковш.
Токтасын распрощался и, не останавливаясь, поехал дальше.
Александр подошел к старому промышленнику:
— Ну как?
Старик вместо ответа молча выплеснул пробу.
— Посмотри-ка, Федотыч,— протянул ему камушек Александр.
Зоркие, наметанные глаза моментально нашли две золотых блестки и вопросительно уставились на товарища.
— Не я нашел,— усмехнулся Александр,— сурок нашел!
— Сурок? — недоверчиво переспросил подошедший третий, Федор.
Но старик сразу понял:
— В сурьей норе нашел? — полуутвердительно произнес он, зная, что сурок — хороший разведчик и особенно любит рыть свои ходы в мягком зальбанде под кварцевыми жилами.
— Недалеко. Нору я заметил.
— Ехать надо завтра же,— решил старший.
Благодарность от сурка
На другое утро быстро заработали в три лома и в три лопаты и скоро встретили сначала отдельные куски кварца, а потом и верхнюю, полуразрушенную часть жилы.
Оставалось только попробовать.
Затаив дыхание, смотрели на старика, когда он мерным вращательным движением начал промывать в ближайшем ручейке полный ковш.
Вот все меньше и меньше песков остается… Движения становятся осторожнее… Тихо покачивается ковш, сбивая в сторону железистые шлихи…
— Ну?!
— Вот!
Узкой ленточкой на краю шлихов ярко заблестела богатая проба…
— Сурок-то… словно отблагодарил! — воскликнул весело Александр.
— Какой сурок?
— Нет, так это я…
И все трое заговорили радостно и громко.
Д.М. Белоусов, 1928 год