С самого начала октября установилась прегадкая погода: дождь и дождь, да не мелкий «осенний», а заливной, крупный и холодный, при сильнейшем северо-восточном ветре. Ручьи и бочаги налились, точно в полую воду, поднялись речки и много посносили мельничных плотин…
Дождливый месяц
Мои гончие, которым с половины сентября начали варить конину, отъелись, точно зимой, даже лоснились, а охотиться не было возможности. Только раз, 10-го октября, с полночи стих ветер, перестал идти всем надоевший дождь, и я с Максимом еще далеко до света дернули с гончими пехтурой верст за семь (около 7,5 километра. — Прим. редакции).
Пришли на место еще темно, а начало светать, пошел опять дождь, поднялась настоящая буря, и, не размыкая «музыкантов» (гончих собак. — Прим. редакции), мы потащились обратно домой, куда прибыли хотя и благополучно, но промокшими до костей и насилу отогрелись горячим чаем с коньяком: так отделала нас эта октябрьская душа.
И опять началось безобразие; ветер ломал деревья, дождь лил почти без перерыва, точно начинался новый потоп.
— Ишь целый месяц задаром пропадает, этак и гончих держать не стоит! — изрек мой Максим, по своему обыкновенно заговаривая в нос.
Настало и 20 октября, зашевелились в деревнях, начали готовиться к «родительской»… явился вечером Максим со своей вечной улыбкой на толстой скуластой роже:
— Пустите побывать домой.
Не пустить — кровная обида.
— Ступай, только явись вовремя. Вели Ваське сбавить гончим мяса, а то обожрутся.
Как нарочно 21-го с обеда разъяснило, к вечеру стихло, ночью хватил морозец, к утру наволокло, мороз отпустил, тихо, серо, свежо. Вскочил я еще темно, вышел, глянул… дома в такой день сидеть не полагается. Всю стаю не возьму, в одиночку с ней возжаться (возиться. — Прим. редакции) скучно, а с парочкой пошарить можно отлично.
Русские пешие выжлецы
На скорую руку напился я чаю, собрался и, захватив гончую свору с двумя ошейниками, отправился на псарню. Тогда моя стая состояла из девяти смычков (пар гончих. — Прим. редакции), восемь были кровными костромскими и один — из чистых русских пеших, и с ним-то я обыкновенно охотился, когда приходилось в одиночку, то есть без охотника и товарищей.
Загнав предварительно стаю в закуту и оставив на дворе только пеших, я их сомкнул и вывел; ружье стояло в дверях; захватив его, я тронулся в путь, направляясь в благословенные левковские места, верст за пять (свыше 5,3 километра. — Прим. редакции) от моей усадьбы.
Теперь, пока я шествую дорогой, позвольте представить мой смычок. Это два выжлеца, которые, если бы попали на московские очередные выставки, то также верно, как дважды два — четыре, не удостоились бы даже и похвального отзыва.
Один из выжлецов, старик Тушило, более известный под именем Старый, росту 12,5 вершка (около 56 сантиметров. — Прим. редакции), черный… в темно-желтых подпалинах, замечательно широкий и прочный, короткоухий, желтоглазый, с коротким гоном (хвостом. — Прим. редакции) кольцом, заложенным круто на спину, — одним словом, «и на гончего не похож», как любят выражаться теперешние охотники, меряющие всех гончих на мерку английских визгуш.
Действительно, старик Тушило не походил совсем, даже и ни единой шерстинкой на пегеньких собачек, получающих ежегодно на выставках в изобилии большие и малые медали из различных металлов. Другой выжлец Шугай был складом двойник Тушилы, только подпалины на нем расплылись гораздо шире; он был помоложе, а ростом 13 вершков (около 58 сантиметров. — Прим. редакции).
Изобилие зайцев в «разбоистых» местах
Почти за версту до деревушки Левкова по обеим сторонам большой осташковской дороги широко расплылись мелоча (мелколесье. — Прим. редакции), теперь наполовину вырубленные и вычищенные, но в те времена это были непролазные чащи можжевельника, березняка и бредняка (ивняка. — Прим. редакции), не выводный притон многочисленной колонии беляков, которых выжить из их притонов нельзя было лучшим кричанам (загонщикам, криком поднимающим зверя. — Прим. редакции).
Много раз разные охотники, слыша об изобилии зайцев, забирались туда с кучей загонщиков, но постоянно убирались «не солоно хлебнувши», насилу дождавшись растерявшихся по чащам ребятишек. «Места разбоисты, — было решено в околотке (округе. — Прим. редакции). — Ничего там не поделаешь».
А поделать кое-что было можно, только не с кричанами, а с добрыми гончими, которых, кроме меня, не держал никто, и я преисправно брал дань с «разбоистых мелочей». Конечно, стрелять приходилось больше на узеньких дорожках или в чаще, но случалось, и нередко, что косой, не выдержав упорного шумного гона, вырывался в широкие лога, которыми и задавал огромный круг, во все время находясь в виду охотника.
На этот раз я не хотел охотиться в мелочах: хотелось пробраться за Левково в ельники, но, проходя знакомыми дорожками, гончие то и дело причуивали и тянулись, так что, не доходя немного до левковского поля, я не выдержал и разомкнул.
Казенная хитрость беляка
Короткий залив (лай. — Прим. редакции) Тушилы в нескольких шагах от меня дал знать, что сейчас начнется гон; прошла минута, и заголосил мой дуэт около самого поля. Повел беляк прямо внутрь мелочей, еле слышно стало, вильнул вправо, круто загнул налево, не выдержал и вырвался в лог. Замелькал он побелевшими боками по редкому логовому можжевельнику, вылетел в чистый лог, высоким прыжком перескочил через ручей…
А неотвязные гончие нажимают… вот и они катят следом; ухо в ухо работает смычок, точно сомкнутый; браво заложены на спину гоны кольцом, закинуты к шее короткие ушки, а глотка работает безостановочно — не жалеют ее… голосу у них вволю, не боятся они им работать «во всю ивановскую!».
Добежал беляк за широким логом до противоположной опушки и вздыбил: и назад хотелось вернуться, а позади близко-близко слышатся два страшных голоса; бойко скользнул он вдоль закрайка, еще раз вытянулся на задних лапках, скинулся на сторону и стал выводить широкую дугу, заворачивая в родимые мелоча к левковскому полю.
Но знакома мне давно заячья натура, знаю наивернейшим образом, где гонный нырнет и вынырнет, и дожидаюсь я его на лазу, не спуская глаз с приближающейся издали логом белой точки, нажимает в виду у меня и дуэт, не дает беляку ни минуты покоя; а около ручья не выдержала заячья душа, чтоб не выкинуть казенной хитрости.
Бойко сдвоил беляк бережком и вдруг перелетел через ручей, отбежал сотню шагов, опять сметнул и запал в большой куст частого бредняка. Добрались гончие до берега, да не из той они сволочи, которую ставят в тупик приторные заячьи проделки: сразу смекнул суть Тушило да и мах через ручей, a Шугай прихватил верхом да прямо в куст. Из-под чутья вынырнул хитрец, провожаемый дружным заливом, громыхнул мой выстрел, и беляк кувырком через голову прикатился мне в ноги.
Сообщение о волчьей стае
Отрезвил меня убитый беляк: шел искать в ельниках лисиц, а тут увлекся беляками! Второчил (привязал. — Прим. редакции) зайца за отсутствием лошади себе на спину, сомкнул гончих и марш через левковское поле в черневшийся ельник. Подхожу, навстречу попадает знакомый мужик:
— А я давеча иду, — говорит, — на рассвету в лядину (пахотный участок среди леса на месте вырубки или пожарища. — Прим. редакции) рубить, а вон энтим закрайком волков семеро и идут, и прошли в Колосово таково-то тихо.
Если бы теперь я услышал подобное сообщение, держа на своре один смычок, то без всякого сомнения и не подумал бы его разомкнуть или предварительно сделал бы несколько выстрелов, чтоб заставить серых разбойников убраться подальше; но тогда гончими не так дорожили — легко добывать было хороших, да не очень и верилось мужику…
Как бы там ни было, но, выйдя на большой пустырь, окруженный ельниками, я разомкнул гончих. Пустырь этот тогда был почти чистый, только кое-где торчали густые, приземистые, одинокие елочки; величиной он был десятины четыре (свыше 4 гектаров. — Прим. редакции), квадратной формы; с одной стороны к нему прилегало Колосово, остров десятин в 40 строевого ельника; с трех других он окаймлялся чащами мелочей, тоже еловых.
Прошло минут пять, как мои гончие характерным курц-галопом (короткий галоп, когда животное делает мелкие шаги. — Прим. редакции), свойственным исключительно только пешим русским гончим, скрылись в опушке, а гона еще не начиналось, что было странно, принимая во внимание обилие зайцев.
Начало меня разбирать сомнение: «А как и в самом деле волки тут? Недолго и до греха, ведь я пешком, не успеешь и выстрелить, как изорвут моих гончих!». И поднес я к губам трубу, и готов был трубнуть на всякий случай для острастки, но низкий, сиповатый залив Тушилы в глубине Колосова заставил выронить трубу и схватиться за ружье.
Серый разбойник на прицеле
Знал хорошо я этот залив! Близко, близко стекает (ведет по следу. — Прим. редакции) Тушило волка; а вот и Шугай подхватил гулко, и загремели с отголосками два звонких голоса, сливаясь в один в высоком лесу, и повели… только не ко мне, а в противоположную сторону.
А вот на другой стороне пустыря и один из волков, очевидно, шумовой; как-то высоко вскидывая передом, выскочил из опушки, круто повернул и насторожился, прислушиваясь. Гляжу на него, да скользнули почему-то глаза сами налево: «Ах ты! Чуть не прозевал!».
В 50 шагах скакал другой шумовой волк. Приложился, раз за разом стукнул из обоих стволов, подпрыгнул, огрызнувшись, зверь и поддал, да нет! Скачет он тише и тише, начало его пошатывать, а вот и упал, как раз у самой опушки — готов, значит!
Тороплюсь, заряжаю ружье уж не «ноликом», а картечью, прислушиваюсь: еле слышно гончих, далеко за Колосовым работают они в мелочах. Но что это? Ветром что ли нанесло голоса, ближе точно? Нет! Ближе и ближе! Пистоны насилу надеты, руки дрожат, голоса еще ближе, уж ясно слышу, что гонят по волку. Перебежать бы вон туда надо; а оттопаешь! Нет надо! Пробежал сотню шагов и припал на колено за елочкой.
Близко в Колосове гудят два голоса, прямо ведут на меня. Колотится сердце, пот каплями течет из-под шапки, ноги дрожат, руки тоже. Совсем нажали! Что ж волка нет? Вот он! Быстрым наметом, вываля язык из широко открытой пасти, держа на отлет щетинистое полено (хвост. — Прим. редакции), машет он чистым пустырем.
Далеко, да делать нечего — поровнялся. Прицелился. Трах! Ничего, из другого ствола только наддал, даже не огрызнулся. Скверно себя чувствуешь, провожая зверя глазами с разряженным ружьем в руках.
В ожидании собак
Катят следом и мои храбрецы; ощетинившись, гоны уж не кольцом, а стелятся и паратость (скорость, быстрота. — Прим. редакции) уж не заячья, на то они и русские гончие: в их природе — вытянуться по красному зверю.
— Стой, гончие! Стой! Стоять, черти!
Не тут то было! На то они и русские гончие, чтоб не слыхать даже такого глупого приказанья.
Дальше и дальше гон; ветерок относит… совсем не слышно, а погнали по направленно к дому.
Пошел я к убитому волку; он оказался прибылым (молодой зверь возрастом до года. — Прим. редакции). Заволок его в чащу, спрятал и прикрыл еловыми сучьями. Добрых часа два сидел я в ожидании гончих, то курил, то трубил. Первым явился Шугай и был сейчас же взят на ошейник; трубнул еще раз, пришел и Тушило.
Обе гончие были еще свежи, еще можно бы поохотиться, да в конце октября день… известно какой, недолго оставалось и до ночи, а ветер поднялся порядочный, надо было пробираться домой.
Заслуженная награда гончим
Побрел логами напрямик, отошел версты три. В левой стороне гонится абабковское стадо, а от него ко мне бежит мальчишка-подпасок и кричит что-то, но ветер относит. Остановился — жду; подбегает мальчонка:
— Ваши собаки волка заели! Он там на логу. Дяденька послал к тебе!
Подошел и пастух:
— Сижу это я на кочке, — говорит, — часа два назад, слышу: твои собаки лаят и все ко мне, все ко мне ближе! Глядь, а волк логом к стаду бежит! Я спужался, кнутом захлопал, кричу: «Дю! Дю!». А он знай бежит. Глядь, а вот эти две собаки за волком-то близко гонятся, а волк-то бежит, бежит да и сядет. Догнали собаки-то, схватили его за шею и ну таскать. Я прибег, да собак боюсь, а они его таскают! Долго таскали, а потом все нюхали, да точно у него в шерсти блох искали; потом как ушли, я его вон там в куст спрятал, собак-то признал, хотел вечерком до тебя добежать, да увидал, что идешь.
Отправились к волку. Матерая волчица, но невелика, загривок и шея замуслены, на животе с правой стороны в двух местах кровь: очевидно, была ранена двумя картечинами, в трех верстах ослабла и сдалась.
В тот же день я успел съездить за волками, но привез их уж ночью. Нечего и говорить, что Тушило и Шугай были вечером приглашены в мою комнату, и я им устроил особенно вкусный ужин. Впрочем, бить с ними волков мне приходилось и прежде, и после, только волков одиночных, но взять с одним смычком пару из выводка в конце октября пришлось лишь раз, а потому и называю я эту охоту удачной!
Николай К., 1881 г.
