Пернатая дичь Памиров может быть разделена на две совершенно обособленные группы: на сухопутную и на озерную. Первая группа очень немногочисленна по количеству видов. Из птиц, представляющих интерес с охотничьей точки зрения, можно указать лишь на горную индейку и особый вид саджи; оба вида оседлые.
Добыть кумая непросто!
Первые встречаются исключительно в горах, то есть на каменистых склонах гор, а вторые — исключительно на дне широких долин, покрытых ровными галечными россыпями, обыкновенно недалеко от бегущего по той же россыпи ручья или речки. К этой же группе можно еще, пожалуй, причислить голубя, хотя с охотничьей точки зрения интереса он представляет немного.
О немногих видах куличков, попадающихся к тому же чрезвычайно редко по берегам памирских ручейков, упоминать не стоит.
Интерес для коллекционера, конечно, могли бы представить хищники, особенно крупные, из числа которых достаточно назвать наиболее видных представителей: ягнятника-бородача и грифа (кумая), чтобы дать понятие о величине и красоте встречающихся здесь видов; но собственно дичью они, понятно, не могут быть названы.
Добыть экземпляр такой редкой птицы, вероятно, никто из охотников не откажется, но сделать это нелегко, разве она случайно подлетит на выстрел. Впрочем, и в таком случае заполевать крупного пернатого хищника трудно, так как он чрезвычайно крепок на рану и его упругие перья делают даже крупную дробь совершенно безвредною.
Картечный выстрел также мало надежен, так как необходимо, чтобы картечина ударила по убойному месту, иначе орел улетит далеко и скроется из вида и пропадет для охотника. Конечно, пуля была бы наиболее пригодна для этой цели, но стрелять с успехом по летящему орлу доступно далеко не каждому охотнику.
Сидящих грифов мне видеть изредка удавалось, однако в расстоянии, не меньшем 300 шагов, и хотя я стрелял по ним при таких условиях пулей, но ни одного экземпляра добыть не удалось.
Птица горных высот
Горная индейка, или уллар на местном киргизском и сартском наречии, принадлежит к весьма распространенному виду, встречающемуся во всех горных хребтах Азии от Тихого океана на востоке до Кавказского хребта на западе.
Рост и оперение этой птицы с изменением места несколько различны, но я не знаю, могут ли быть установлены даже разновидности. Во всяком случае, при поверхностном рассмотрении наружный вид всех виденных мною горных индеек, добытых на Кавказе, Алтайском хребте, на Алтае и в Гималаях, совершенно одинаков.
Вся разница заключается в некоторых деталях оперения и различиях в росте. Однако последний может указывать и на возрастное различие.
Кроме того, возможно, что в отношении роста играет некоторую роль и абсолютная высота, на которой живет данная семья. По крайней мере, известно, что некоторые виды животных тем крупнее, чем больше высота, на которой они живут. Как бы то ни было, образ жизни и нравы горной индейки в различных местностях совершенно одинаковы.
Название «горная индейка» для этой птицы малоудачно, так как с индейкой она имеет общего только рост, да и то не совсем, так как горная индейка меньше обыкновенной.
В сущности по строению своему и по привычкам птица эта представляет куропатку, но достигшую громадной величины. Это самый крупный представитель этого рода, и потому греко-латинское название его Megaloperdix гораздо лучше характеризует его природу.
Оперение горной индейки, или уллара, как я ее буду называть дальше, у самца и самок очень сходно и весьма скромно, однообразно пепельно-черного тона, который несколько светлее на передней части шеи и груди, где он переходит даже в чисто белый.
Подробно описывать оперение уллара я не стану, так как оно более или менее известно по чучелам, появляющимся у нас часто на охотничьих выставках, с экземпляров, добытых на Кавказе, Алтае и в различных местностях Туркестана.
Уллар — обитатель высоких гор и обыкновенно держится в пределах или около снеговой линии. Только в туманы и дождь он спускается несколько ниже; следовательно, нормальная высота для уллара в Туркестане начинается около 12000 футов, но встречать их приходилось и на высоте в 16000 футов.
Особенности гималайской куропатки
Во всех высоких горах Туркестана уллар весьма обыкновенен. Как на Алтайском хребте, так и на Памирах мы постоянно встречали их, и если не всегда удавалось их видеть, то можно было судить об их присутствии по характерному крику.
Впрочем, звуки, издаваемые улларами, различны, и я не успел распознать значения их в жизни этой птицы.
Наиболее обыкновенно издаваемый ими звук состоит из переливистого клохтания, которое, может быть, отдаленно напоминает крик индюка, но в котором ноты ближе подходят к голосу самца белой куропатки.
Впрочем, нужно сознаться, что описание звуков животных для лиц, их никогда не слышавших, не достигает цели, так как не может передать их тона, а разве только общий характер.
Другой звук, издаваемый улларами, сильно отличается от первого и состоит в чистом свисте, напоминающем своими переходами завывание ветра в трубе, звук, я бы сказал, зловещий.
Я слышал этот звук в таких случаях, когда уллары видели приближение людей издали, и потому склонен думать, что это сторожевой сборный звук. Настигнутые же случайно близко, разбегаясь или разлетаясь в испуге, уллары неизменно издавали свое учащенное клохтание.
Несомненно, что уллары питаются листьями и семенами альпийских трав, так как никакой другой пищи в обитаемых ими скалах нет, за исключением разве немногочисленных здесь насекомых и их личинок.
Нестись уллары, вероятно, начинают только в июне, так как еще в начале второй половины июля я видел цыпленка в пуху. В начале августа я находил цыплят улларов не больше полукурицы и еще не летавших, хотя и помогавших себе энергично коротенькими крылышками, благодаря чему они так быстро бежали в гору, что догнать их не пришлось.
Однако в тех же местах и в то же время, то есть в начале августа, я встречал выводки на взлете, хотя молодые и показались мне много меньше взрослых. Значит, время носки и вывода может значительно разниться для различных семей, что замечается и среди других видов куропаток.
Принадлежит ли уллар к моногамам или полигамам, судить по своим беглым и случайным наблюдениям не могу: если свист, о котором я упоминал выше, принадлежит самцу, то самец находится при выводке, подобно тому, как это бывает у других видов куропаток, так как свист издавался всегда при табунке. Одиночные экземпляры всегда только клохтали.
Благодаря своей тяжелой фигуре и коротким крыльям уллар едва ли может летать долго, хотя это не мешает ему летать чрезвычайно быстро с особым громким треском, причем уллары всегда летят по направлению книзу.
Мне никогда не приходилось видеть, чтобы уллар направлял свой полет кверху; то же наблюдение передавали мне и местные охотники.
Потревоженный уллар обыкновенно с криком стремительно летит книзу, издавая крыльями треск, похожий на шум взлета серой куропатки, но гораздо более громкий, и очень скоро, всегда на виду, садится, завернув дугою в полугоре соседнего хребта.
Было бы, однако, напрасно искать его в этом месте. Уллар немедленно, достигнув склона, пускается бежать и неизменно в гору. Делает он это так быстро, что догнать его даже на лошади немыслимо, если местность и оказалась бы удобною для верховой езды. Вскоре уллар достигает хребта и продолжает подыматься по хребту, не упуская из вида опасности.
Охота на улларов
Если улларов найдено целое стадо (то есть, скорее всего, выводок, так как более 15 экземпляров вместе я никогда не встречал), то они проделывают всегда тот же маневр: достигнув бегом вершины хребта, они иногда останавливаются и следят за охотником и, если заметят преследование, снова всем выводком слетают с гребня хребта на противоположный склон долины, садятся в полугоре и снова тотчас же бегут кверху, чтобы повторить маневр.
Поэтому на охоте за улларами, спугнув выводок, необходимо тотчас же кратчайшим путем поспешить к гребню того холма или хребта, на склон которого они сели, не спускаясь к тому месту, где они сели.
Совершенно таково же поведение другой горной куропатки, так называемой красной куропатки, или кеклика по-местному, встречающегося в изобилии во всех туркестанских горах на высоте от 3000 до 8000 футов.
Правильной охоты на улларов, насколько мне известно, не существует. Стреляют их случайно, да и то редко, так как охотники, забирающиеся на большие высоты к снежной линии, обыкновенно ищут кииков, или архаров, и снабжены винтовками; к тому же даже при удобном положении не всегда стреляют по уллару из опасения потревожить могущих быть невдалеке кииков. В нашей экспедиции, по крайней мере, не было убито ни одного уллара.
Из числа всех охотников только я один два раза стрелял по улларам, но на большой дистанции и неудачно. Если бы, однако, организовать на них специальную охоту, то, мне думается, можно бы было достигнуть лучших результатов.
Особенно если бы охота производилась несколькими охотниками, которые могли бы помогать один другому, спугивая улларов на соседние хребты, вверху которых расположились бы охотники.
Подойти к уллару, хотя бы на дальний дробовой выстрел снизу, почти невозможно, так как уллары, завидев опасность, тотчас же бегут в гору и всегда много быстрее охотника, так что немедленно выигрывают в расстоянии и будут продолжать свой бег, пока не уверятся в том, что преследование окончилось.
Если же случайно наехать на улларов, спускаясь с горы, то есть застать их ниже себя, то уллары подпускают, как мне пришлось убедиться, очень близко, то есть на расстояние в 20-30 шагов, и подымаются на крылья не сразу всем выводком, а с некоторыми промежутками.
Поэтому, зная заранее, где находятся уллары, при благоприятных обстоятельствах можно с большим вероятием на успех попытаться забраться выше улларов и подходить к ним уже сверху. Подобный прием, по крайней мере, оказывается пригодным при охоте на кекликов, привычки которых, как сказано, совершенно одинаковы с привычками улларов.
Мясо улларов, говорят, бело, нежно и очень вкусно, превосходя даже фазанину, но, к сожалению, проверить это самому не удалось.
В неволе улларов я не видал и не знаю, бывали ли они когда-нибудь содержимы в зоологических садах.
На Памирах киргизы однажды (18 июля) привезли мне цыпленка уллара в пуху, но он был так беспомощен, что, несмотря на приложенные заботы о тепле и пище, он на следующий же день уже околевал.
Я думаю, что мы не могли найти ему подходящую пищу: пробовали давать хлеб с молоком, предлагали несколько мошек, нами для этого пойманных, просто хлеб, рисовые зерна, но он ничего не принимал. Так и погиб.
Родичи же уллара, кеклики, содержатся в большом числе жителями Туркестана в качестве весьма обыкновенной бойцовой птицы. Бои кекликов нравятся местным жителям наравне с боями петухов.
А между тем уллар мог бы, казалось, в случае приручения и размножения стать выдающейся мясной птицей; но, кто знает, может быть, он не будет в состоянии вынести условий не свойственных ему низких высот.
Непревзойденный маскировщик
Вид саджи, встречающейся на Памирах, представляет наиболее рослого представителя этого семейства, так как почти вдвое больше своего родича, весьма обыкновенного в равнинах Закаспийского и Туркестанского краев.
По внешним формам и оперению оба вида очень похожи. Общий тон оперения, одинаковый для самца и самки, — серовато-глинистый, по которому разбросано множество мелких более темных отметин, придающих рябчатый характер птице при ближайшем рассмотрении. Ростом взрослая птица несколько больше белой куропатки.
Сложение и общий вид птицы представляют некоторые средние черты между куропаткою и голубем. Постанов головы и шеи чрезвычайно напоминает голубя, но от последнего саджа отличается короткими трехпалыми ногами, густо одетыми до ногтей в перья, и походкой, которая ближе напоминает куропатку.
Особенно характерны для этой птицы мозолистые наросты на подошве, напоминающие верблюжью лапу, и два длинных и тонких хвостовых пера, отличающих все семейство степных рябчиков, или степных кур.
Полет памирской саджи очень своеобразен и несколько напоминает полет кулика благодаря относительно большой длине крыльев. Хотя на Памирах собственно дальних перелетов садже делать не приходится, так как все необходимое для своей жизни она находит на месте своего пребывания, то есть в галечных россыпях широких долин, по дну или бокам которых всегда течет какой-нибудь ручеек, тем не менее полет их показывает, по-видимому, на значительную силу крыльев, которая и свойственна, как известно, ее родичам, живущим в степях, не затрудняющимся перелетать ежедневно десятки верст на водопой и обратно.
При полете саджа издает двухтонный свист, чрезвычайно похожий на обыкновенный свист туркестанских погонщиков лошадей, или «керекшей», как их здесь называют. Звуки настолько похожи между собой, что я нередко ошибался, принимая один за другой.
Относительно границ распространения вида саджи, встречающегося на Памирах, я не нашел сведений; могу только сказать, что во всех широких долинах Памиров саджа очень обыкновенна.
Кроме Памиров, я видел два экземпляра в нижней части Алайской долины около Дараут-Кургана, но на Алайском хребте я ее ни разу не видел и не слыхал, чтобы кто-нибудь ее там находил. Следовательно, с большим вероятием можно полагать, что северные границы ее распространения и представляет Алайская долина.
Как далеко распространяется саджа на запад, на восток и к югу, сказать трудно, но, по всей вероятности, далеко за пределы Памиров, так как условия для ее существования несложны. Пределы вертикального распространения саджи едва ли ограничиваются теми, на которых мне пришлось ее встречать, то есть от 8000 футов примерно до 13000 футов.
Пищей садже служат листики и семена памирских трав, кое-где пробивающихся между сплошною галькою каменных россыпей, на которых она исключительно встречается.
По цвету оперения саджа так близко подходит к общему тону грунта, что ее трудно разглядеть, подъехав даже близко и зная приблизительно то место, где птица должна находиться.
В местностях, где не бывало охотников, саджа держится табунками и очень смирна. Мне не приходилось видеть табунков более 30 штук. Таким образом, здесь саджа никогда не собирается в такие огромные стада, как ее степной родич. Полет стаи степного рябчика, например в Голодной степи, издали похож на тучу, и надо думать, что число птиц, его составляющее, достигает десятков тысяч.
Об охоте на саджу
Там, где охотники проезжают часто, саджа попадается реже, более сторожка, и мне приходилось видеть табунки не более 5-6 экземпляров, часто только одну пару птиц. Но и здесь саджа подпускает конного охотника на возможный дробовой выстрел, то есть шагов на 70-80.
В местах же мало посещаемых даже пешком нетрудно подойти к табунку на расстояние 50-60 шагов, а верхом, если только не ехать прямо на птиц, мне удавалось подъезжать и на более близкое расстояние, так что, стреляя с лошади по бегущим птицам, я однажды убил 4 штуки из одного и 3 штуки по взлетевшим, так как поднимаются они очень дружно и кучно.
После выстрела табун садится всегда на виду, и мне удавалось тотчас же подъехать еще раз, хотя и на расстояние, несколько большее, и двумя выстрелами опять взять несколько штук. Раз пришлось даже стрелять, подъехав к переместившемуся табунку в третий раз, и взять еще одну птицу.
На рану саджа очень слаба и, будучи раненной, не убегает так, как это делают куропатки и фазаны. Поэтому вообще охота за этой птицей обыкновенно добычлива.
Мясо саджи не особенно вкусно, темно и имеет опять-таки некоторые средние черты между мясом голубя и куропатки.
О времени носки и высиживания яиц мне ничего неизвестно. Встречавшиеся мне табунки в периоде от середины июля до второй трети августа состояли только из летавших экземпляров, и, судя по убитым, между старыми находились и молодые, ростом и оперением мало отличавшиеся от старых.
Следовательно, можно думать, что выводят много раньше улларов. Последнее тем более вероятно, что долины, в которых держится саджа, освобождаются весною от снега раньше тех горных высот, которые служат местом гнездования уллара.
Памирской саджи в неволе я не видал, но, судя по тому, что известно о легком приручении других видов того же рода, можно думать, что и этот вид мог бы быть приручен.
Озерные птицы
Переходя к другой группе пернатых обитателей Памиров, именно озерных птиц, прежде всего следует заметить, что все они в отличие от ранее описанных уллара и саджи представляют прилетные виды, так как жизнь их связана с наличностью воды. Как только озера замерзнут, этим птицам нечем питаться, и они принуждены отлетать на юг.
К числу этих временных гостей Памиров, хотя и гнездящихся на его больших озерах, принадлежат преимущественно водоплавающие птицы и в небольшом количестве чайки и кулички.
Несомненно, что наиболее интересным представителем озерной фауны является встречающийся здесь единственный вид гуся, насколько мне известно, не найденный к северу далее оз. Большой Кара-Куль.
Внешний вид и сложение этого гуся очень изящны. Рост его меньше обыкновенного гуся-гуменника, оперение светло-пепельное, причем шея и грудь почти белые; от клюва через глаз тянется широкая темно-коричневая, почти черная полоса, которая на шее переходит к затылочной части и окрашивает спинную сторону шеи в тот же темный цвет.
Тот же вид живет и на оз. Ранг-Куль. На обоих озерах гусей водится очень много. Все берега истоптаны их лапами и покрыты их пометом. И действительно, до сих пор, по крайней мере, гусям жить здесь было привольно, так как пищи в озерах всегда достаточно, а беспокоили их редко.
Пищей гусям, да и другим озерным птицам, преимущественно служат мелкие рачки, размножающиеся в этих водах в громадных количествах; частью и водоросли, которые местами выбрасывает озеро после волнения, в виде длинных прибрежных валов. Последние служат любимым местом отдыха гусей.
Рыба, хотя и найдена была М.М. Воскобойниковым в озере, но лишь в виде мальков. Травы по берегам озер, по крайней мере Кара-Куля, растет мало; на восточном же берегу Ранг-Куля тянется длинное болото, вначале кочковатое, заросшее осокой, а дальше покрытое травой, и, конечно, весьма вероятно, что тут гуси кормятся и травой.
Это тем более вероятно, что на Ранг-Куле замечается правильный перелет гусей по зорям с воды к восточному берегу и обратно, чего на Кара-Куле я не заметил.
Вообще, как это ни странно, на Кара-Куле мне не пришлось видеть летающих гусей. Как на дороге к Памирскому посту, то есть в самой середине июля, так и на обратном пути, то есть 7-8 августа, я встречал и стрелял только линявших взрослых и еще не поднявшихся на крылья молодых. А между тем на Ранг-Куле, несомненно, в то же время, то есть 20-22 июля, гуси делали перелеты.
Остается предположить, что летающие гуси настолько были сторожки на Кара-Куле, что улетали заблаговременно, почему я их и не видал.
Гнездятся здесь гуси в обрывистых берегах озер, что указывает на редкое появление хищников.
Впрочем, во время одной охоты на Ранг-Куле, подкрадываясь к гусям за прикрытием кочкарника, поросшего осокой, я случайно шагах в пятнадцати впереди себя заметил вскочившую на кочку лису, которую тут же и убил.
Лиса на вид ничем не отличалась от наших: ни ростом, ни цветом, и линявшая шерсть на ней висела такими же клоками, как и на нашей летом. К сожалению, череп оказался попорченным дробью, и я не взял его с собою; таким образом, точное определение вида невозможно.
Обилие гусей доказывает, однако, что лисиц в этих местах немного или что гуси так или иначе умеют защищать себя и свои гнезда.
На Большом Кара-Куле
Наиболее удачными были охоты за гусями на оз. Кара-Куле. Восточный берег озера, издали кажущийся плоским, спускается к воде в виде отвесного уступа различной вышины — от нескольких футов до двух и, может быть, более саженей.
Местами берег прорезан протоками, соединяющими озеро с целым лабиринтом мелких озер и заводей, которые, в свою очередь, имеют обрывистые, почти отвесные берега, лишенные всякой растительности и напоминающие своим видом провалы.
Чрезвычайно любопытно, что весь восточный берег покоится на толстом слое льда. Местами слои льда чередуются со слоями глины и песка, местами с прослойками берегового образования, то есть слоями слежавшихся в торфянистые массы водорослей.
Таким образом, озерки и протоки этого берега представляют, по всей вероятности, действительно провалы верхнего земляного наноса после таяния внизу находившегося льда.
Идя вдоль берега озера, несколько отступя от края обрыва, можно было, как оказалось, подойти к гусям очень близко, так как выводки охотно располагались у самого уреза воды на водорослях и замечали охотника только на близком расстоянии по шуму шагов.
Каждый выводок непременно состоял из двух стариков и 4-5 гусят; но, как ни странно, повторяю, ни один гусь не полетел, хотя я нашел не менее 15 выводков и стрелял по ним иногда несколько раз.
Обыкновенно идя берегом, я замечал гусей, уже отплывающих от берега на чистую воду, на расстоянии 60-70 шагов, так что дробь № 3 оказывалась слабою; картечь же нередко пролетала мимо. Других сортов дроби со мною не было.
Приходилось, впрочем, за недостатком патронов однажды стрелять и круглой пулей и одним выстрелом из числа нескольких все-таки попасть в гуся.
Как бы то ни было, но с 6-го на 7 августа за одно вечернее поле и затем утро я взял 21 гуся. Возможно, что несколько подранков погибло, так как раненые гуси уплывают на середину озера, а лодки не было.
К счастью, оба дня ветер дул с воды к берегу, и убитых гусей прибивало к берегу, хотя иногда и приходилось дожидаться подвигавшегося прибоем убитого гуся около получаса.
Такая охота хотя и добычлива, но не имеет, на мой взгляд, никакой прелести, кроме разве новизны.
Охота на прочую пернатую озерную дичь, то есть на различных уток-крохалей и куликов, имеет случайный характер главным образом за отсутствием лодки и материала, из которого она могла бы быть сделана.
При желании охотиться по водоплавающей дичи, то есть гусям и уткам, с подъезда по воде из лодки нужно бы было лодку везти на вьюках с собою.
Впрочем, в настоящее время с устройством колесной дороги через Памиры лодку провезти уже гораздо легче. Охота же обещает богатую добычу, так как гусей и уток на озере очень много и вкус последних отличный.
Бакланы и чайки, конечно, предметом охоты служить не могут и представляют интерес только для коллекционера.
Диковинка
В заключение добавлю, что местный охотник, поручик М., говорил мне, будто на Памирах иногда встречается какой-то особый бекас или дупель. М. указывал мне даже характерные места, где эта птица попадается.
Места эти представляют болотистые площади, образовавшиеся из натекшей в нижних частях горных откосов глины. Поверхность таких болотистых участков покрыта зеленой травой из семейства осоковых, иногда даже образующей кочкарник.
Описанные болотистые места встречаются крайне редко, и хотя я пробовал вытаптывать интересную птичку, однако мне это ни разу не удалось сделать.
Д. Н. Головнин, 1901 год
