Сначала раздаются выстрелы на одной стороне болота, и если вальдшнеп не убит, то минут через 5-10 его стреляет уже охотник, стоящий на противоположной стороне. Таким образом редко вальдшнеп избегает выстрела. В хорошее время тянет около 6—10 вальдшнепов.
ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ РАССКАЗА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
Пальба с двух сторон
Итак, разошлись мы по местам. Я лег на копну сена и с наслаждением предался отдыху. Вдруг моя собака, отбежав шагов 20, стала что-то горячо искать и затем опрометью кинулась в чащу. Я схватил ружье, посмотрел кругом: ничего не видно.
С трудом я отогнал собаку назад и, вспомнив, что на Бугоре водится много всякой дичи и что редкая охота на тяге обойдется без того, чтобы кто-нибудь из охотников не стрелял по зверю, перезарядил ружье, всыпав в левый ствол крупной дроби. В это время вдали раздались два выстрела. «Верно, по зайцу, которого подняла моя собака», — подумал я, лег и начал слушать.
Солнце уже зашло, туман сгущался на болоте, но тяга не начиналась. Громко «чокали» дрозды, звенела синица, визгливо перекликались жолны (зеленые дятлы). Голуби слетались на ночлег. Становилось холодно.
Скромные результаты тяги
Наконец, вдали послышалось знакомое «Ква-ква, ква-вау», потом выстрел, но «корканье» продолжалось, и вскоре я увидал вальдшнепа, который летел прямо на меня. Увидя опасность, вальдшнеп умолк и понесся, как стрела, но было уже поздно: я выстрелил — и вальдшнеп каким-то бессильным, бесформенным комочком упал у моих ног.
Постоял я еще с полчаса. Тяга продолжалась, хоть и не особенно живо. Изредка раздавались выстрелы. Вблизи меня из чащи березняка вспорхнули несколько вальдшнепов и с криком понеслись над лесом, но ко мне не подлетел больше ни один. Наступила ночь.
— Гоп, гоп, бывай ту! — послышался оклик товарищей. Я отправился к лошадям.
Результаты тяги оказались довольно жалкие: два вальдшнепа и бекас. Один охотник стрелял не по зайцу, как я предполагал, а по козлу (косуле), который вышел на него шагах в 50 и неподвижно простоял минут 10, потом пошел в лес; охотник не вытерпел и стрелял по нему, несмотря на то что ружье было заряжено «бекасинником». Другой охотник тоже завидел козу, которая подошла к нему очень близко, но не стрелял ее потому, что очень любил это милое животное и считал преступлением убивать его.
Наконец, сели и поехали. Ночь была темная, и даже зверя не было видно, а ехать приходилось через сруб, усеянный кочками и пнями, затем через кусты и болота, и только верст через 5 (свыше 5,3 километра. — Прим. редакции) начиналась почтовая дорога. Дорога везде была грязная и тяжелая, так что четверка лошадей с трудом тащила наш шарабан.
Возвращение в темноте
«Русский человек задним умом крепок». И вот, возвращаясь домой, мы начали рассуждать о том, стоило ли ездить на эту охоту.
— Нет, господа, не стоило, — решил военный врач, большой философ и добряк, — положительно не стоило. Вот в апреле — другое дело: тогда в лесу душисто, и дорога лучше, и соловьи поют, и все такое… А теперь… тяги почти не было, в лесу — мерзость, а дорога такая, что пиши письмо дорогим родителям! Увидите, что опрокинемся где-нибудь. Хорошо, если поломаем себе при этом только шеи. А если и ружья поломаем?!
— Пока вожжи у меня в руках, до тех пор не опрокинемся, — отозвался охотник, сидевший на козлах.
— Ну то-то же. Смотрите в оба.
Доктор успокоился и принялся рассказывать о неудачной охоте на кабанов, в которой он недавно участвовал. Охота эта производилась в Вонячинской казенной даче, верстах в 8 (свыше 8,5 километра. — Прим. редакции) от города.
— Вот, господа, — рассказывал доктор, — стою я на месте. Только что гаркнула загонка, слышу: что-то трещит…
В это время действительно послышался треск, и шарабан начал клониться набок. Доктор невозмутимо продолжал:
— Выходит целое стадо кабанов: два старых, да штук 10…
В это время бричка окончательно свалилась набок, и все охотники с поднятыми вверх ружьями попадали на землю. Доктор встал первый и прехладнокровно оканчивал рассказ:
— …Штук 10 молодых. Я стреляю…
— Да отстаньте Вы с Вашими кабинами! Держите лошадей, а то они понесут!
По указаниям «пионера»
Действительно, лошади испугались и начали подниматься на дыбы. Мы все бросились к ним и принялись их успокаивать. Подняли бричку. Пощупали бока, посмотрели ружья: слава Богу, все цело. После минутного ощущения охотники оправились и начали трунить над исправлявшим должность кучера, который потерял дорогу и наехал на пень. «Кучер» сконфузился:
— Да что ж, господа, ведь я не кошка, чтобы видеть в такую темень. Тут сам черт ногу сломит!
Он передал вожжи другому и отправился искать дорогу, которая оказалась шагах в 10. Но так как дорога была премерзкая и темень увеличивалась, то один из нас — адвокат с бесконечно длинными ногами — был командирован к исправлению должности «пионера». Он зашагал вперед, шарабан тронулся за ним, и мы поминутно слышали его команду: «Канава. Правей! Держи левый — пень!» — и т. д.
Мы тащились часа три и приехали домой часов в 11 (вечера. — Прим. редакции). Все признали справедливость рассуждения доктора, что ездить на эту охоту не стоило, и в тот же вечер составили план новой поездки.
Последняя попытка
Но вот наступило 31 марта — день, в который я обыкновенно заканчиваю весеннюю охоту. Этот день я решил провести на болоте. Адвокат с «бесконечными» ногами был моим спутником. Мы отправились на Кулыгское болото, которое весною изобилует всякой болотной дичью.
Оно начинается от деревни Кулыги верстах в 4 от города и тянется узкой полосой верст на 6 (6,4 километра. — Прим. редакции). Крошечная речка делит его пополам, и один более низкий и грязный берег изобилует гаршнепами, а другой берег, кочковатый и кое-где заросший кустиками, дает приют дупелям и бекасам.
День был тихий, но пасмурный и сырой. По временам моросил мельчайший дождик, так называемая у нас «мрака». Отдаленные предметы видны были как бы в тумане. Такая погода вообще неблагоприятна для болотной охоты, так как дупеля и бекасы сидят в это время некрепко и большею частью не выдерживают стойку. Притом на болоте оказалось слишком много воды, и плеск, производимый нашими шагами, пугал болотное население.
Шесть верст тянули мы болотом. Гаршнепы по обыкновению сидели крепко, и их можно было настрелять вдоволь, но мы мало обращали на них внимания: искали дупелей и бекасов.
«Истребление» зарядов
Бекасов тоже было достаточно, но только немногие из них выдерживали стойку; большею же частью они поднимались вне выстрела, криком неслись по болоту, поднимали других и потом, как угорелые, носились над нашими головами.
Даже дупель явился далеко не таким простаком, каким он бывает обыкновенно: сидел он «на чеку», держался небольшими станичками в 3-4 штуки, и если первый выстрел по ним был неудачен, то они пересаживались далеко и больше не подпускали на выстрел. Адвокату не везло, и он сильно роптал.
— Вот говорят, что весенняя охота истребительна, — ворчал он. — Хорошо истребление! Из 10 бекасов удается выстрелить по одному, да и то сделаешь промах. Тут действительно истребляешь, но только не дичь, а заряды.
Изрядно пуделял и я, так что, когда мы прошли все болото, у меня в ягдташе оказалось всего три дупеля, два бекаса, гаршнеп и селезень; а у моего товарища — и того меньше. Охоту эту я закончил таким выстрелом, который никогда не изгладится из моей памяти. Вот как было дело. Мы уже подходили к бричке, чтобы ехать домой. Прошли мимо небольшого прудика, и я крикнул что-то такое своему товарищу, который ушел вперед.
В это время с противоположного берега пруда, более чем в 100 шагах от меня, поднялась пара крякв. Я вовсе не был приготовлен к выстрелу и пока снял ружье с плеча и приложился, утки были, по крайней мере, в 100-130 шагах. В руках у меня былое доброе ружье (пистонная двухстволка Лебеды-отца), но стрелять на такое расстояние № 8 дроби было нелепостью. Однако я выстрелил.
Каково же было мое удивление, когда селезень в тот же момент перевернулся на воздухе и тяжело шлепнулся в камыш. Я просто глазам своим не верил! Однако подошел к тому месту, где он упал, и нашел великолепного крякового селезня со слабыми признаками жизни: дробина ударила его не в голову, как можно было ожидать, а в бок.
Совет охотникам
На своем веку я много видал так называемых блестящих выстрелов, не раз и сам убивал на больших дистанциях, но никогда не думал, чтобы можно было «бекасинником» убить утку на такое большое расстояние. Но не в этом дело.
Я счел не лишним рассказать об этом казусе потому, что он наводит меня на следующие соображения: нельзя ли устроить так, чтобы эти исключительные случаи стали общим правилом, чтобы ружье всегда било на такое же расстояние? Я думаю, что это вполне возможно. Если ружье при данных условиях ударило «бекасинником», положим, на 120 шагов, то ясно, что в тех же условиях оно всегда должно ударить на такое же расстояние.
В чем же состоят эти условия? Я думаю, что они сводятся главным образом к правильному заряду. Если «блестящие» выстрелы составляют в охотничьей практике такое редкое исключение, то причиною этого является не столько трудность попасть в птицу на большой дистанции, сколько привычка наших охотников полагаться на «глазомер»; при этом условии в наши ружья попадает правильный заряд только в редких, исключительных случаях.
Полагаю, что если бы охотники приняли за правило пригонять к своим ружьям правильные заряды, то никому из них не показался бы удивительным выстрел, подобный тому, которым я заключил в настоящем году весеннюю охоту.
С. Д—вич, г. Литин, апрель 1879 года
Этот материал был опубликован в нашей газете «Охотник и рыболов. Газета для души» в мае 2018 года.
