Не зря говорят, что дело мастера боится! «Эка хитрость!.. Нашел заячий малик, ну, пошел по нему, и придешь к зайцу!». Вот раз и послал я такого молодца сойти (отыскать) русака в моем огороде; русак этот глодал там яблони и заблагорассудил тут же улечься. Бродил, бродил мой молодец в огороде битый час, я озяб наконец и ушел домой греться.
Наглядный урок и «тарабарская грамота»
Явился и молодец с пустыми руками.
— Ну что? — спрашиваю.
— Нет, — говорит, — там русака.
— Да куда же он девался? Ведь в огород только вход, а выходу нет?
— Нет! — повторяет.
— Что за хитрость зайца сойти… — передразнил я молодца, а он и рассердился:
— Нет, — говорит, — там зайца! Чего дразнишь, поди сам!
Я и пошел, и при молодце-хвастуне убил здоровенного русачину, который лежал под кустом крыжовника, а молодец мимо него два раза прошествовал «по следам».
Но есть и другого сорта охотники; эти называют заячьи малики: «тарабарской грамотой», почитают себя в некотором роде мудрецами, так как им иногда удается разобрать «тарабарскую» фразу, в виде простых заячьих петель и сметок.
Не подлежит, однако, никакому сомненью, что всякая грамота кажется «тарабарской» тому, кто ее плохо знает, а когда этой грамотой позаймешься, так читаешь ее без всякого затруднения и она перестает быть «тарабарской».
Вследствие такого представления о трудности сходить зайцев, которое распространяется неудачниками на поприще охоты, можно нередко встретить молодых охотников, которые в виду воображаемой трудности и не пробуют тропить зайцев и это совершенно напрасно: два, три опыта, поймется азбука и начнется легкое чтение.
Перед тем, как лечь на день, заяц хитрит: он путает свой след, желая этим спутать и сбить с толку своих многочисленных врагов, которые слишком часто ищут косого беднягу по его малику. Но вряд ли он так глуп, что надеется быть ненайденным: лисица, волк, даже безчутая борзая сходят каждого зайца. Только человек, да и то какой-нибудь новичок, не всегда удачно сходит косого. Расчет зайца вернее, чем воображает о том большинство охотников.
Из очень многочисленных наблюдений я вывел, что заячьи хитрости клонятся к выигрыванию времени. Все петли и сметки располагаются зайцем около лежки неизменно таким образом, что враг, перед тем как доберется до лежащего зайца, продолжительное время обязательно находится на слуху или в виду зайца. А он выбирает удобный момент «дать тягу», если только не разоспался и не проспал своего существования, что случается очень часто.
По-видимому, заяц хорошо сознает свою слабую струнку, — способность разлежаться и разоспаться до глупого положения позволить поймать себя на лежке, что и проделывается сплошь и рядом лисицами, походка которых в мягкую порошу беззвучна.
Заяц знает и погоду, в которую он особенно крепко спит и чем крепче лежит заяц, тем старательнее спутан его малик, — это факт, наблюдавшийся не одним мной. И, напротив, в сухую, морозную порошу, когда заяц лежит поджавшись, начеку, петли его самые незначительные и, если можно так выразиться, — неряшливые, сделаны бывают лишь для формы, в силу прирожденной привычки.
Но заячьи хитрости совершенно однообразны; они неизменно состоят из двоек, троек и в очень редких случаях из четверок малика, то есть заяц два раза, три или четыре проходит взад и вперед своим же следом, — и из сметок или петель, то есть больших скачков или прыжков в сторону от сначала принятого им направления.
Двойки или тройки у зайцев необязательны; очень нередко заяц ложится, ни разу не вздвоив малика, но сметки почитаются всеми зайцами вещью неотложно необходимой, и даже днем, согнанный заяц, торопящийся запасть в первом удобном местечке, непременно сметнет перед тем несколько раз, хотя сдвоить при этом не найдет ни времени, ни необходимости.
Поэтому большая или меньшая трудность сойти зайца в порошу для того, кто знает в чем состоят пресловутые заячьи хитрости, всецело зависит, во-первых, от качества пороши и, во-вторых, от местности, но чтоб в хорошую погоду возможно было не найти зайца по малику, на том лишь основании, что заяц хитрит, что его малик «тарабарская» грамота, — это неверно и говорить так позволительно какому-нибудь новичку, но не тому, кто уже сходил зайцев и знает их «хитрости».
В последний момент
Другое дело увидать вовремя сойденного зайца; как я уже сказал, все его хитрости клонятся к выигрыванию времени: притаившись на лежке, заяц внимательно следит, если проснулся вовремя, за путающимся по его малику охотником и большею частью выбирает время удрать в тот момент, когда охотник идет от него по нарочно проложенной для этого двойке или ловко расположенным сметкам.
Перед охотником заяц вскакивает только в редких случаях, когда проспал и подпустил врага на самое короткое расстояние. Но здесь уже замечается разница между русаком и беляком; у первого умственные способности развиты лучше, чем у второго. Беляк вскакивает без всякой хитрости, во весь рост, с растопыренными ушами, вскакивает чаще не в пору, то есть не умеет сообразить шансов не быть замеченным. Впрочем, вероятно, в этом играет некоторую роль и цвет, и беляк, может статься, надеется не быть замеченным, так как его чисто белый цвет действительно мало отличен от белого снега.
Русак, в особенности матерый, вскакивает с расчетом, сбоку или сзади охотника, а вскочив и удирая, жмется, приложив одно или оба уха и припав всем корпусом к земле. Он это все умеет проделывать ловко, так что в высокой траве или кочках, у мало-мальски заротозейничавшего охотника, может удрать незамеченным, что называется «из рук», то есть вскочив в нескольких шагах. Поэтому далеко недостаточно ружейному охотнику уметь «сходить зайцев». Чтоб удачно охотиться, требуется уметь не прозевать зайца…
Вероятно многим это покажется смешным, а я знал, да и теперь знаю охотников, которые сходят зайцев без осечки даже по плохой пороше, но стреляют их только в исключительных случаях, а обыкновенно дело кончается созерцанием взбудного следа, причем насчет неповинного зайца отпускается несколько крепких русских слов, от которых, разумеется, заяц остается невредим.
Дойдя маликом до петель, которые означают, что заяц лежит недалеко, охотник должен помнить, что он охотится не за заячьей сметкой, а за самим зайцем, и потому — не бродить по малику, неотрывно глядя на него, а, пробежав глазами его направление, идти напрямик к замеченному пункту, зорко осматриваясь вокруг. Дойдя до замеченного места, если заяц не вскочил, охотник, стоя на месте, опять следит малик и сметки глазами, и опять идет прямо к тому месту, где малик скрылся из глаз.
Таким образом заяц редко имеет возможность удрать незамеченным, а в хорошую порошу и в чистом месте охотник за сто саженей может глазами сойти зайца и безошибочно идти к его лежке. Но прямо идти на зайца издали не годится: всякий зверь и птица этого не любит и не подпускает. Как ни глуп заяц, но и он в этом отношении не составляет исключения.
Заметив издали лежку зайца следует идти, как будто мимо, чтобы поравнявшись, быть от него на ружейный выстрел. Если заяц продолжает лежать, то, поравнявшись к нему на выстрел, можно круто повернуть на него и идти, пока вскочит.
Понятно, что рекомендованная манера сходить зайцев, особенно пригодна новичкам, еще не успевшим хорошенько изучить привычек зайцев. Манера эта и новичку позволит возвращаться с пороши не с пустыми руками.
Тот же, кто знает привычки зайца, напав на его петли, всегда приблизительно, а часто и наверное, не сходя зайца, укажет, где он изволит отдыхать. Ему сходить зайца почти ничего. В слепую порошу, когда малик запал свежим утренним снегом, или его затянуло поземкой, знатоку достаточно различить неясные признаки петель — и заяц найден. Я и сам в этом деле неплох, но видал таких артистов, которым я, как говорится, «в подметки не гожусь».
Учет особенностей
Описать все приемы и соображения при сходе зайцев нет возможности, тем более что они изменяются сообразно с видом местности, а в каждой местности зайцы и ложатся неодинаково. Если есть кустики, то и русак, и беляк ложатся преимущественно в них. Ложатся зайцы и в полях, в межах, водомоинах или просто в высокой жниве, наконец, где есть лога с высокими и частыми кочками, там это любимое место лежки русаков и беляков.
Кроме того, в одной и той же местности, места лежки зайцев изменяются сообразно с погодой, с количеством, качеством и состоянием снега. Так, по первым мягким порошам зайцы предпочитают ложиться в кустиках, межах, жниве и кочках, вообще под натуральным прикрытием. В это время они особенно сильно путают малик, а ночью, на жировке, проходят большие расстояния.
Позднее, когда снегу много, но он еще не зачерствел, а ветром надуло около изгородей, кустов и в оврагах сугробы, зайцы, преимущественно русаки, но нередко и беляки, для дневной лежки вырывают себе в сугробах норы, в которых, в теплую погоду, подпускают очень близко. Так, случалось, идя на лыжах, притиснуть зайца в норе, а также ловить в норе русаков руками, предварительно затоптав зайца в снегу.
Но лежка в норах не обусловливает безошибочно близкое подпускание зайцами охотника: в морозную погоду, русак, хотя и лежит в норе, однако редко подпускает на ружейный выстрел. Что же касается беляков, то в мороз, при рыхлом снеге, они все поголовно ложатся в лесу, где вскочившего зайца не увидишь и шатаются по лесу по заячьим маликам не охотники, а люди, которым некуда девать время.
В очень глубокий и пухлый снег зайцы ходят ночью мало. Беляк не выходит из лесу, довольствуясь прутьями осины и ивняка, и ложится тут же в нескольких саженях. Русак жирует в огородах, гумнах, по дорогам, где собирает клочки сена, разгребает озими и ложится недалеко. Например, те русаки, которые жируют в огородах и гумнах, часто ложатся под сараями, в поленницах дров или в огородных заборах, около которых обыкновенно растут крапива и прочий бурьян.
Н. К., 1884 г.
