С наступлением мая я начал помышлять о грядущем лете и рыболовном сезоне. Конечно, хотелось побаловать себя и весенней ловлей на Волге — но, увы! — в первых числах мая нас экстренно вытребовали на охрану железнодорожных сообщений в Рязань.
Поездка эта вышла очень интересной и даже поучительной. Впрочем, я ничего не потерял ни в охотничьем, ни в рыболовном отношениях, ибо погода все время стояла адски холодная, так что под Рыбинском не было тяги, а на Волге ловля на жерлицы и переметы дала нулевые результаты: рыбы вовсе не было, и все старания туземных переметчиков были тщетны. Не имея возможности по семейным обстоятельствам провести лето на лоне природы, я, вернувшись с охраны, вскоре же в единственном числе перебрался в лагерь, где в опустелом собрании и занял небольшую каморку, захватив, разумеется, и удочки.
Излишне добавлять, как редко удавалось мне посещать симпатичную Черемху и те заветные местечки, где прежние годы я так привольно просиживал все свободное время, отдаваясь всей душой уженью. Достаточно сказать, что в мае мне ни разу не довелось поудить. Дабы не терять время, которое нередко было разобрано по часам с утра и до вечера, я все-таки успел в мае сделать некоторые предварительные распоряжения: приказал своим охотникам всегда иметь наготове хороший запас червей, каши и ялик, устроил небольшую, на скорую руку приваду для лещей несколько выше второго перебоя, среди разросшейся кувшинки, и вбил здоровенные тычки, в которых ялик устанавливался, как в станке. Снасти, конечно, были давно готовы уже и ждали работы.
Первые рыбалки
С первых чисел июня я принялся урывками удить, но по недосугу чаще ловил днем, нежели ночью. Избранное местечко было очень недурно и впоследствии оправдало мои надежды. Ловить было удобно, ибо ялик стоял среди сплошных плавающих лопухов, так что отражение моей фигуры не падало на воду. Закидывал я по течению, к перебою, на яму почти 6-аршинной глубины, куда каждый вечер весь крупный лещ выбирался на жировку и игру.
Клевало исключительно на кучку крупных земляных червей, в изобилии водившихся возле охотничьей команды на берегу реки. Погода не очень благоприятствовала ловле, ибо часто дул порывистый ветер и шли дожди. По временам клев был чудный, в особенности к вечеру, когда прекращалась всякая езда по реке. Тут интересно было удить, ибо попадали лещи до 4 фунтов, язики до 1—1 ½ фунтов, крупный окунь, плотва и ельцы. За сеанс более 7—8 фунтов выуживать не доводилось, но чаще 3—4 фунта. Хотя, как я заметил, лещи брали хорошо, но часто рвали пересохшие прошлогодние жилки и уходили с крючками, к великой моей досаде. Не будь служебных передряг, я прекрасно провел бы все лето на этой приваде и много бы перетаскал хороших лещей.
Свою обычную приваду возле первого перебоя, язевую, я так ни разу и не посетил, да при полной воде там никакого толку и не вышло бы. Попробовал я разок засесть в травах против суковской купальни, но не дождался и единой поклевки.
Истекшее лето плохо было и в гигиеническом отношении: холода, ветра и дожди не дали возможности ни разу даже купаться.
Результатом моих рыболовных стараний было до 25 фунтов преимущественно лещей.
Кроме меня, в пруде ловили: мельник Кораблев, всегда с перебоя и не очень удачно; лагерный комендант Константин — по своим секретным местам; А.А. Матвеев — в омуте, и переменный состав горожан — всюду с берега. Судя по фиолетовому носу коменданта, можно было заключить, что рыболовные дела его шли очень недурно. Об успехах Матвеева трудно было узнать, ибо он не очень стеснялся с нулями, которые приставлял справа к фунтам своей добычи, но все-таки лещи поплатились своею чешуей у него. В двадцатых числах июня он прервал ловлю и скоропостижно укатил на Дальний Восток, куда стремился еще с весны.
Отношение интеллигентов к рыбалке
Ловя возле перебоя, я имел перед собою, как на ладони, весь мельничный пруд. Из странствующих рыболовов, оперировавших у кухонь, мое внимание всего более привлекла небольшая, но милая компания молодых чиновников из пяти душ, приходившие сюда с ночи под праздники. Ночью, пока было темно удить, эта компания выпивала и очень стройно напевала разные песенки, а с рассветом принималась за уженье, занимая лодки Матвеева, привязанные в уголке у плотины. Раз как-то, после хорошего улова лещей, я, устав, рано пошабашил, высадился на берег и любопытства ради пошел взглянуть на успехи милой компании. Когда я подошел вплотную к ней и взглянул внимательно на их снасти, то невольно, против всякого желания, от души рассмеялся: представьте себе трехаршинные, березовые, плохо оструганные палки, без намека на вершинки, толстые, волос в 12—15, лесы, пивные пробки вместо поплавков и пломбу вместо грузила! Насадка, в банке с червями, стояла поодаль на берегу, куда и адресовался каждый любитель по мере надобности. Иных приспособлений не замечалось, а лишь рядом с червяшницей стоял жестяной чайник без крышки, в коем билось три небольших сороженки. Поплавки от заброшенных удочек покоились аршина на два от лодок. Мой искренний смех несколько озадачил рыболовов. Один из них, некто В., оказался мне знакомым.
— Что это вы так смеетесь? — спросил он, здороваясь со мною и поправляя пенсне.
— Да весело стало, глядя на вас!
— А что?
— Извините, господа, за нескромный вопрос: неужели вы думаете что-нибудь поймать на эти дрючья?
— Разве плохи наши удочки?
— Даже очень хороши, но не по дороге ли сюда вы их делали?.. Правда, отбиваться от собак они очень удобны, но для рыбы…
Тут и они не выдержали и дружно рассмеялись, прося меня показать свои снасти. Я охотно исполнил их желание. Рыболовы осмотрели мои инструменты и покачали головами.
— А вы что бросили ловлю? Поймали что? — спросил меня В.
— Озяб, но кое-что есть.
— Много?
— Пустяки!
— Язей?
— Нет, лещей, но есть и язик.
Рыболовы с недоверием и усмешкой поглядывали на меня, предполагая, что я шучу.
— Покажите, — запросил В.
— Можно!
Я крикнул сидевшему возле ялика охотнику, прося принести сюда мешок с рыбой. Тот живо притащил. Я отошел от воды и вытряхнул на траву содержимое мешка: 3 лещей, язика и полдюжины плотвы.
Чиновники обступили меня и не без зависти любовались рыбой.
— А ведь это немного больше нашего? — заметил один.
— Да-а!..
Мы разговорились, и я посоветовал им, где приобрести удочки, как их оснастить и указал несколько пунктов для ловли.
Через неделю я видел их уже с новыми снастями, но как-то не поинтересовался их успехами… Сцену эту я привел исключительно ради того, чтобы показать, как у нас относятся к уженью даже более или менее интеллигентные рыболовы…
Прощание с Волгой
Вообще мы должны заметить, что за истекшее лето, по причине холодов, рыболовного оживления на Черемхе что-то не наблюдалось. Даже под праздники я не видел тех многочисленных любителей, которые обыкновенно партиями странствуют по мельничным прудам и омутам с собаками, чайниками, закуской и водкой. И кроме лагеря, мерзость запустения чувствовалась и на реке. С уменьшением числа «амбулаторных» много местечек нынче пустовало. Не видно было ни типичных Ивана Рыжего и Евсигнея, ни тех седобородых старцев, которые нередко по целым неделям пеклись на солнышке, ни наших музыкантов и писарей, гирляндой, как мухи, облепивших оба перебоя. Это все были завсегдатаи. Ловя с лодки и будучи изолированным, я очень любил эту разношерстную компанию тружеников, на три четверти горе-рыболовов.
Мог ли я предполагать, что истекший сезон будет последним и мне не придется более видеть Черемхи? Тут я одиннадцать лет подряд всей душой предавался любимому спорту, много бессонных ночей я провел в лодке среди родной стихии и, конечно, массу испытал наслаждений, которые никогда не изгладятся из моей памяти. Прошел всего месяц, и меня отделяет почти тысячное расстояние от родных, насиженных мест. Прощай, красавица Волга! Шлю тебе сердечный привет с берегов Западной Двины!..
Л. Александров, 1904 год
