На рябцов позвал Ануфрий Ежиков соседа Гриньку Ивлева, а когда поехали, сказал: «Медведя будем брать нынче».
Шутка, неожиданно обернувшаяся правдой
Эти слова он произнес спокойным, будничным тоном, слегка позевывая, и Гринька, приняв их за шутку, откликнулся в том же духе:
— Ага, беленького в крапинку.
— Ему серьезно говорят, а он скалится, — недовольно покосился Ежиков.
Однако Ивлев, зная трусоватую натуру соседа, его отрицательное отношение к охоте на крупных хищников, спросил, ухмыляясь:
— Где будем брать косолапого?.. В берлоге или на овсах с лабаза?
Ануфрий, пропустив на этот раз подковырку мимо ушей, стал подробно излагать свой план молодому напарнику:
— В рябиннике, что возле кордона, будем брать. Каждый день приходит туда лакомиться. Лесник Касьян Пинчуков его выследил. Молодой, говорит, непуганый, может легко поддаться… Мне его шкура во как нужна! — Ежиков ребром ладони провел по своей шее. — За нее новый «волговский» мотор посулил Николай Притыкин. Наш, деревенский мужик, теперь в городе живет, предпринимателем заделался, разбогател. Дом у него кирпичный, двухэтажный, иномарка со всякими наворотами и в квартире — чего только нет! Медвежья шкура ему понадобилась, когда у друзей, Вихляевых, рысья шкура в доме появилась. Показать, что, дескать, и мы не лыком шиты. В основном тут Дарья, жена Николая, хлопочет. Чуть не на коленях меня упрашивала медвежью шкуру достать, велела Николаю мотор мне показать… Ну, движочек — что надо! Новенький, в смазке…
Гринька слушал и чувствовал, как по коже расползается неприятный холодок. Связываться с топтыгиным, хотя и молодым, непуганым, желания не было. Парень явно не входил в состав «храброго десятка», с этой стороны он был похож на своего старшего товарища.
— Так-с, понятненько! — заговорил он обиженно. — Спекулянту-лавочнику — медвежья шкура, гостей удивлять, тебе — новый мотор от «Волги», а что я буду иметь?..
Не скрывая ехидства, Ежиков ответил:
— Между прочим, когда ты едешь в моей машине бесплатным пассажиром, я не задаю таких вопросов. А мог бы…
Гринька промолчал. А что скажешь? За неимением собственного транспорта приходится в попутчики набиваться. В браконьерских вылазках, организованных Ежиковым, участвовал. Сначала побаивался — не застукали бы, но сходило, и постепенно привык. Домой без добычи почти никогда не возвращались, что давало весомый повод считать Ежикова фартовым охотником.
«У меня плохое предчувствие, наставник…»
Сегодня же Гринька на успех не надеялся. Это чувство в нем укрепилось, когда Касьян, угрюмый, явно страдающий с похмелья старик, привел к скрадку — обширному углублению, образованному корнями столетней сосны, поваленной ураганом. Узкую продолговатую поляну обрамляли кусты рябины, ярко пламенеющие на фоне леса, «окрашенного» в серый цвет.
Устроившись рядом с напарником в скрадке, Гринька зарядил свою «ижевку» патронами с пулями «жакан» и, держа ее наизготове, впал в состояние тревожного ожидания, утешая себя надеждой на то, что Топтыгин не появится.
Но он все-таки пришел. Гринька чуть не вскрикнул, когда увидел. Зверь наискось, в направлении рябинника, пересекал поляну, с каждым шагом приближаясь к скрадку. Насмерть перепуганному парню он казался огромным, вовсе не тем «медвежонком», о котором информировал Касьян, а старым и очень свирепым зверем. «Бух-бух-бух!» — колотилось сердце, и Гринька боялся, как бы зверь не услышал. Ежиков тоже отчаянно трусил, но пока еще владел собой: прикладывал ружье к плечу, норовя прицелиться; его лицо, обычно пунцовое, мертвенно побледнело, на носу и щеках обозначились фиолетовые прожилки. Ружье «плясало» в руках.
«Промажет, как пить дать, промажет! Лучше бы не стрелял. Задерет косолапый, если, не дай бог, пуля его зацепит… Пропали!» — паниковал Гринька.
Наповал
Бабахнул выстрел, и — вот чудо! — медведь свалился в снег, как подрезанный. Ежиков несколько секунд таращил глаза, видимо, не соображая, что произошло, потом из его горла вырвался победный вопль. Он подбежал к поверженному зверю, поставил ногу ему на голову и откинул в сторону руку с ружьем, будто собирался фотографироваться.
— Видал, как надо стрелять! — крикнул Гринька. — Учись, покуда я живой!
Ивлев молчал, бессмысленно улыбаясь. Ануфрий казался ему сверхчеловеком…
Кое-как заволокли тушу в кабину восьмиместного «газика».
— Тяжеленный, одного мяса пудов на шесть выйдет, — радовался Ежиков. — А ты, — он толкнул кулаком Гриньку в бок, — «Что иметь буду?..».
Не убив медведя, как говорится…
Не доехав полусотни метров до шоссе, Ануфрий остановил машину, достал из рюкзака поллитровку и весело проговорил:
— Вдарим-ка за упокой души Михайлы Иваныча!
Выпили по стаканчику, по другому. Гриньке стало тепло и радостно. Преданность и симпатия пробудились к наставнику. Даже обнять захотелось. Сказал заискивающе:
— Ловко ты его, Ануфрий Захарович. Я боялся — промахнешься.
— Кто промахнется? — взъерепенился Ежиков. — Знаешь, сколько я их положил?.. Побольше, чем ты — зайцев…
Вдруг он осекся. Окаменел и Гринька: медвежья туша зашевелилась, стала подниматься…
— Тр-р-р-ва! — рявкнуло в кабине, распирая, как показалось, ее стены, и оба «медвежатника», сами не помня как, оказались на дороге и кинулись наутек. Кто бы мог подумать, что толстый, медлительный при ходьбе Ежиков умеет бегать так быстро! Отставшему Гриньке мерещилось, что зверь преследует его по пятам, и вот-вот когтистая лапа медведя хватит по затылку.
— Постой же, гад! — кричал он Ежикову срывающимся на визг голосом. — Товарища бросаешь!..
Ануфрий не отзывался. Его ноги, обутые в мохнатые унты, мелькали с неубывающей скоростью. До конца гонки он не уступил лидерства.
Разбитая машина и убитая мечта
…На место происшествия выехала большая вооруженная команда — человек 15 — почти все охотники поселка. «Газик» Ежикова представлял собой жалкое зрелище: брезентовый тент кабины разодран в клочья, дуги, державшие его, погнуты, а то и поломаны, сиденья сорваны с места… Учинивший этот разгром Михаил Иванович благополучно скрылся в лесу, похоронив мечту Ануфрия Ежикова о новом «волговском» моторе.
Николай Храмов, г. Купино Новосибирской области
