Весна… Приближение ее уже чувствуется в воздухе. Замечаешь, что и все живое стало вести себя по-иному. Вот появились птички явно не из местных на кустах калины, жимолости, оклевывая последние еще уцелевшие ягодки и набухшие с осени почки. Не стало синиц, крутившихся всю зиму возле кормушек. Воробьи и те чирикают и суетятся как-то по-особому. Слой снега на крышах становится тоньше, края их местами оголились.
В душе человека возрождаются ассоциации картин весенних охот. Не ради добычи чего-то и предчувствия встречи с лесным сообществом. Шум деревьев, крапанье дождевых капель, хлюпанье весенней воды под сапогами, отдельные достопримечательности разных маршрутов охотничьих троп, шагая по густому травяному и кустарниковому покрову, моховому болоту, идешь, утопая почти на высоту голенища среди медноствольных стройных сосен, преодолевая местами нагромождения валежника.
Приходят на память лесные встречи. Много троп пройдено с ружьем и рюкзаком за плечами за прожитые годы, многим мог бы поделиться. Любая охота хороша по-своему. Особенно впечатляют — это на медведя на овсах, на копытных загонах. Но не в этом счастье… Главное — это встречи с природой, как в первый раз почувствовать себя ее частицей, пополнив новыми впечатлениями свою душу.
Знакомым маршрутом
На настоящий момент пока еще самый доступный и незабываемый вид охоты — на глухарином току. Глухарь — самая древняя птица наших лесов. Любит сосновые боры с низинами мохово-багульниковых болот под их пологом, в других природных условиях — иные типы леса. Найти глухариный ток — непростое дело, этому надо учиться.
Собираясь, мысленно представляешь маршрут до заветного места. Тут два варианта: днем на ночь или все — одной ночью. Первый, по моему мнению, интересней. Покрываешь километры с грузом за плечами в светлое время суток, наблюдая по пути окружающую природу, до места предстоящего ночлега, где, сбросив потяжелевший рюкзак, готовишь лежанку из еловых лапок и все для костра. Снег уже стаял кругом, но ночи еще холодные и запас дров не помешает.
Небольшой отдых, и, чтобы сохранить следующим утром надежду, что не напрасно часами отмерял километры, дождавшись приближения вечерней поры, идешь до известного тебе места. Садишься там на какую-нибудь валежину или стоишь под деревом, с волнением ожидая шумной посадки грузной птицы. На охотничьей терминологии этот процесс называется «подслухом».
Вечерний концерт
На закате солнца инстинкт продолжения рода гонит глухаря с места дневки к району проведения любовных игр — на токовище. Это и есть на охотничьем языке «ток». С наступлением легких сумерек, когда и лес как бы охватывает дрема, хорошо слышны в лесной тишине в разных местах шумные прилеты птиц (посадки).
Наконец, и «мой» глухарь появляется, устроившись, как ни странно, на одной из трех всего-то веток сухостойной сосны напротив меня, сидящего на валежине в 25 метрах. Вот так «фокус»: я — как на экране, а он — как на картине на фоне розовеющего неба… Видно, придется долго мне сидеть, не шевелясь…
Он, как бы обозревая округу, молча топчется на мохнатых лапах, поворачиваясь в разные стороны и вытягивая, как бы прислушиваясь, толстую шею с бородатой головой. Видно, успокоившись, поднимает и распушивает веером хвост, показывая мне «зеркало» и как бы репетируя для утреннего концерта, начинает пробовать голос: «Тэке, те-ке… тек… тек…». И даже второе колено: «Цирсици… цирси…».
Женский пол — глухарки — при этом не выдают своего присутствия, дожидаясь нужного часа утром. Жду окончания его подготовки ко сну. И вот колена песни становятся реже, шелест приспущенных крыльев стихает, шея кажется как бы короче и тоньше, бородатая голова сникает и, наконец, нахохлившись, он замирает в одной позе, опустив ставший тонким хвост. Уснул.
Ночной отдых
И сам лес как будто задремал. Вершины сосен прекратили «шептаться» от легкого ветерка, певчие птички закончили свою вечернюю перекличку, остались только шорохи да дыхание ставшего прохладным воздуха. Да нет-нет в небе над вершинами деревьев просвистят утиные крылья, или послышится хорканье запоздавшего вальдшнепа. А где-то вдали прозвучит уханье вышедшего на охоту филина.
Сердце готово выскочить из груди от радости: глухариный ток жив, слава богу, «варяги» не нашли… И только тут чувствую, как холод пробирается со спины… Осторожно, разминая затекшие ноги, начинаю отход. Чтобы не хрустнуть сучком, узким лучиком фонарика подсвечиваю себе под ноги и, выйдя на дорожку, смело шагаю к месту ночевки.
Чирканье спички — и вот веселые язычки огня заплясали по смолистой щепке и сухим сосновым сучьям, захватывая края солдатского котелка с водой, висящего на палке над костром. Пора, самое время посушить отсыревшие портянки, носки, да и ногам стоит отдохнуть. Можно и расслабиться… Заварка в котелке только из подножных: ветки брусники, смородины, они всегда под рукой. Пора и повечерять… На «столе» немудреная снедь: хлеб, сало с чесноком, банка кильки, непременно — небольшая фляжка…
По охотничьей традиции пью за будущую удачу, пробую чай из кружки вприкуску с сахаром. Иначе трудно понять прелесть нахождения в сказке лесной глуши, ощущая дымок и тепло костра, слушая потрескивание дров в нем и вспоминая былые походы…
Прогулка в темноте
Ночи в конце апреля довольно еще холодные. Поэтому низкая температура воздуха периодически, по мере угасания костра, напоминает о себе через старое осеннее пальто, укрывавшее меня на еловой «перине». Посматриваю на часы, на небо: что оно готовит на утро?
Ну вот она — пора идти на охоту на глухарином току. Прикидываю, сколько займет путь до токовища, чтобы быть на месте в нужное время. Одеваюсь поплотнее, патронташ, ружье на месте. Шагаю в ночи, подсвечивая себе под ноги фонариком. Раньше бывали случаи ходьбы в полной темноте, тогда глаз приспосабливался к ней, все виделось каким-то чутьем, нога сама находила место, чтобы не шуметь. Вот оно — слияние с природой, инстинкт подсказывает, что мы — дети ее…
По приметам, вот уже то место рядом. Стоп! Устроившись (обтоптавшись) под сосной, жду начала действа… По небу и воздуху уже чувствуется начало исхода ночи, хорошо начинает холодить спину, ноги. Тишина… Только слышно, как где-то вдалеке нет-нет да протявкает лисица, гоняясь за зайцем…
Незваный гость
И вдруг в эту тишину вклинивается все нарастающий звук с потрескиванием сучков, чьих-то грузных шагов. Все ближе и ближе… прямо на меня. Явно, что это не человек и не медведь. «Хозяин леса» иногда посещает токовища глухарей, чтобы поживиться увлекшимся на земле певцом.
Ощущая легкий «мандраж», встаю за дерево и перезаряжаю на всякий случай ружье. Звук уже совсем близко… Включаю 4-батареечный фонарик и направляю навстречу. О боже! Метрах в десяти луч света выхватывает из темноты фигуру огромного быка с короной мохнатых еще рогов, две сверкающие точки глаз.
Стоим, смотрим друг на друга, мигаю фонариком — не уходит, легонько крикнул — не реагирует. Поднимаю с земли сучок и кидаю в его сторону — переступает, наклонив голову. Он что — готовится идти на абордаж? Тут приходится выругаться уже по-настоящему и встать за дерево. Видимо, он все понимает… и, повернувшись на девяносто градусов, спокойно удаляется, хрустя мелким валежником.
Облегченно вздыхаю. Но неужели эта встреча подпортит мои планы? Скоро уже пора токования, а мы тут выясняем отношения… Как только замирает вдали потрескивание его шагов, в наступившей тишине леса слышатся первые щелчки глухариной песни. Слава богу, вовремя покинул место незваный гость!
Выбор цели
Легкий ветерок в вершинах деревьев возвещает начало рассвета. И вот она — уже вся песня: «Тэке… теке… теке… текеррре — цирси-цирси-цирси-цирси-цир-сици…». Спереди, сзади, слева, справа от меня. Боже, какая музыка… Но надо уже подходить к какому-то, пока не стало светать. Только не к первому запевшему — это токовик, хранитель токовища. Стрелять его нельзя — надо думать и о будущем.
Подхожу к тому, что поближе, прыгая под песню второго колена, прячась за деревьями. В этот момент глухарь ничего не слышит. Так что спокойно успеваю сделать два-три прыжка. За это его и назвали глухарем… Он где-то рядом уже, песня слышна то спереди, то сзади, то над головой. Это глухарь, токуя, поворачивается на дереве, как флюгер.
Наконец, замечаю что-то темное в гуще ветвей сосны, обхожу стороной, прячась за стволами. Вот он топчется на качающейся под его тяжестью ветке, с приспущенными крыльями, вытянутой к небу головой и дрожащей бородой под ней на толстой шее, распушенным веером и поднятым хвостом. Во время его выступления кажется, что каждая часть могучей фигуры содрогается и трепещет, ходит ходуном. Это, наверное, можно назвать экстазом.
Выстрел по дичи
Он поворачивается ко мне то боком, то грудью, то шикарным веером хвоста… Пробую ловить момент. Навожу мушку с планкой на серое небо, двигаю к цели. Жалко… опускаю ружье. Дай еще полюбуюсь, пусть будет еще посветлее…
Слышу шум приближающихся глухарок с их позывами: ко-ко-ко… Токовик уже слетел на землю, другой начал перепархивать с дерева на дерево… «Мой» тоже может не вытерпеть, дальше ждать нельзя. Пора!
Под его «цирси-цирси-цирси-ци…» поднимаю ружье. Мушка с планкой совмещена на его бочине… Гром выстрела, треск сучьев отпадающей птицы, глухой удар о землю на время прекращают брачные игры. Через минуту все снова возобновляется. Осторожно подхожу: вот он, красавец, лежит, раскинув могучие крылья между кочками и вытянув шею! Держа за толстую шею, любуюсь перламутром синевы его перьев на груди, шее, голове с мощным грязновато-костяным горбатым клювом под разводом красных налитых бровей над глазами.
Возвращение с трофеем
Удаляюсь как можно тише, чтобы не мешать процессу продолжения рода представителя древней птицы в заветлужских лесах. Не зря его изображение, выполненное по моему эскизу на печати одного из охотхозяйств, когда я работал там, призвано символизировать важность сохранения этого вида фауны именно в тех местах, где он стал уже редкостью.
Вот и место моего ночлега. Костер подернут серым пеплом, холодный чай из брусничного листа хорошо настоялся, разогреть его не составляет труда. Подкрепившись кружкой такого напитка, довольный, собираюсь в обратный путь. Я уверен, что он не покажется таким длинным и ноша не так тяжела. Утренний рассвет вступает полностью в свои права, лес оживает щебетанием птиц. Рядом в болотине крякает утка, дятел на «сухаре» уже приступает к завтраку…
Жена, беспокоясь за меня, уже не один раз выходила в конец огорода, глядя на реку: не появлюсь ли из похода?. И вот, переехав Ветлугу и заперев лодку, поднимаюсь в гору на своем участке. Супруга:
— Вижу, вижу — с удачей…
— Откуда?
— Да на физиономии у тебя написано!
Приятно, когда тебя так встречают и ждут… Надеюсь, что никто другой не нашел то благословленное место. Ведь известно мне по опыту: выбивают дичь до последнего, полагая, что живут последний день, по принципу «…после меня хоть потоп»… А так хочется, чтобы эта птица никогда не исчезала из заветлужских лесов, пока они стоят.
Вместо заключения
Спустя два года посетил это место в надежде обнаружить разросшийся ток. Увы! Кроме следов сапог и перьев и одного «скрипуна» (еще непоющего), ничего не услышал и не увидел. Зато увидел настоящих двух «варягов» из Красных Баков, прибывших за последним представителем семейства куриных на этот ток, который, как выяснилось, они посещали много раз.
Не дал я им добить глухаря, «прочитал лекцию» о его воспроизводстве как вида боровой фауны… А вот уж как «усвоили» они урок — проверить не представилось возможности… Лет им было по 25, не какие-то подростки, может быть, что-то и поняли… А вообще-то контролировать пользование охотничьими ресурсами местами очень сложно, чем и пользуются «варяги».
Анатолий Воронин, Нижегородская область
