Господин Мамонов утверждает, что единственный верный способ поголовного истребления волков — это охота по псковскому способу, в подтверждении чего выставляет выраженную Новоторжским земским собранием благодарность некоему землевладельцу за уничтожение волков в местности. Я полагаю не сделать нескромности, сказав, что этот «некий землевладелец» — я, и что употребленное земским собранием выражение «истреблены» не вполне удачно: волки в Новоторжском уезде не истреблены, но количество их в окрестностях Торжка до того уменьшилось, что вред, причиняемый ими, ничтожен.
ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩУЮ ЧАСТЬ МАТЕРИАЛА МОЖНО ПОСМОТРЕТЬ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ.
На основе личного опыта
Лет 10 назад, в Тупиковской, Климовской и других волостях в осенние ночи волки уничтожали лошадей десятками, и никто из крестьян не помышлял оставлять на племя жеребят, которых сотнями отвозили на кожевенные заводы; в настоящее же время жеребята осенью пасутся почти без присмотра и редко делаются жертвою какого-нибудь уцелевшего старого плута. Не говорю этого об настоящем и прошлом годах, когда волки снова стали появляться около Торжка, пользуясь тем, что я и мои товарищи, будучи заняты службою, удаляли им лишь немногие часы свободного времени.
Поголовное истребление волков немыслимо; уничтожение же их в данной местности настолько, что вред, ими причиняемый, будет нечувствителен, вполне возможно. Известно, что ежели в кровати заведутся клопы, то обваривай ее хоть ежедневно, употребляй какие угодно средства, хоть каждому вкладывай в род стрихнинную пилюлю аптекаря Валевского, все же где-нибудь останется щель, в которой скроется какая-нибудь клопиха — родоначальница нового поколения. Любое же моховое болото гораздо обширнее щели.
Охотясь постоянно в одной и той же местности с ним, да, кроме того еще и в других губерниях России, в том числе и в юго-западном крае, я никогда не мог различить двух волчьих разновидностей, о которых говорят другие охотники. По моим наблюдениям, может быть и неточным, но зато очень многочисленным, каждый волчий выводок, как по цвету шерсти, так и по росту, который находится в прямой зависимости от обилия пищи, доставляемой им стариками, отличается от других и имеет свойственные ему особенности.
Продолжительность беременности волчицы, определяемая охотниками в 80 дней, также несколько гадательна, так как проверить это весьма затруднительно. Некоторые данные для определения этого срока мы найдем в опыте господина Балавенскаго, спарившего волчицу с собакою, — но и то в таком только случае, если подобная помесь не имеет влияния на продолжительность носки.
Наконец, вес матерого волка определен в 4–4,5 пуда (65,5–73,7 кг. — Прим. редакции) также не совсем точно, разве что были взвешиваемы наевшиеся привады, которой они могут поглотить баснословное количество. Средний вес волка — 2,5 пуда (около 41 килограмма. — Прим. редакции) и редко вес матерого волка доходит до 3,5 пуда (свыше 57,3 кг. — Прим. редакции).
Неверным считаю и замечание, что волк должен быть долговечнее волчицы в силу того, что старых беззубых волчиц никто никогда не видывал и что волчица никогда не попадается в одиночку. В моем охотничьем журнале, который подробно ведется мною в течение 15 лет, вписана не одна старая волчица, которая, как и волк, попадается в одиночку, хотя гораздо реже, что зависит от того, что, идя постоянно впереди выводка или старого волка, она первая делается жертвою выстрела или ловушки. На днях мною убита совершенно беззубая волчица, очень крупная, весом два пуда (около 32,7 кг. — Прим. редакции).
Знакомство со специалистами
Будучи смолоду страстным охотником, лет 16 назад я услыхал от господ Балавенских, отличных знатоков волчьей охоты, что у них, в Псковской губернии, в Порховском уезде, в деревне Островах есть крестьяне зверопромышленники, которые бьют всякого зверя. Отправившись туда по приглашению Балавенских, я познакомился как с самими охотниками, так и с новым способом охоты — и три зимы подряд посещал Порховский уезд. С тех пор зима без этой охоты сделалась для меня также немыслима, как весна без тяги или глухариного пения — и лето без охоты с легавою собакою.
Главная прелесть охоты по псковскому способу заключается в том, что этим способом можно бить всякого зверя в какой бы то ни было местности — и что она основана на тонком знании характера и привычек того зверя, которого вы преследуете. Волк, лисица — выбежавшие в поле, обыкновенно считают себя в такой же безопасности, как если бы они забрели в лесную глушь. Хороший загонщик, однако, и в том и другом месте нагоняет их не только на кого-либо из охотников, но иногда даже на кого пожелает.
Сначала эти охотники были выписаны мною в Рязанскую губернию, где я поселился, а впоследствии уже в Новоторжский уезд Тверской губернии, где с лучшими из их представителей, именно Сидором Матвеевым и Лукашом с товарищами, я и познакомил господина Мамонова, — который, будучи тогда членом Московского общества охоты, и рекомендовал их туда.
С этих пор деревня Острова с окрестными селениями поставляют обкладчиков многим охотникам и охотничьим обществам и кружкам. Главная заслуга большей части этих загонщиков заключается, однако, в том, что они псковичи; действительно же хороших охотников очень немного и они служат теперь у очень богатых людей за огромное жалованье, так что мы, открывшие этот способ охоты, должны довольствоваться собственными выучениками из местных охотников.
Загон в лесу
Приступая к описанию самих охот, я прежде всего должен заметить, что не видав их на деле, нельзя и приблизительно судить о всей их прелести и оживленности: в них, кажется, и развески, вывешиваемые для отпугивания зверя, становятся как бы живыми; охотники же с загонщиками разделяют общий труд и даже иногда сменяют один другого.
По моему мнению, самая скучная из этих охот — это загон в лесу, когда зверь обложен в известной местности и когда охотник, стоя за шалашкой, выжидает осторожно пробирающегося зверя. Но и в этом случае стрелянный волк дает себя знать: увидав издали шалашку, он, на всем ходу, сразу останавливается и недоверчиво пронизывает своими зоркими глазами сплетенные ветви, за которыми вы скрыты.
Сердце у вас бьется, ружье судорожно сжато в руках. Вы знаете, что дрогни у вас палец или шевельнись пола от полушубка — и все пропало: как винт повернется на месте волк и вместо него вы увидите лишь одну снежную пыль. Но зато какая награда за выдержку, именно за выдержку, которая так важна в охотнике и которую никакая охота так не развивает как охота с псковичами.
Дело было 2 декабря 1871 года, в Новоторжском уезде, Тверской губернии, в блаженные времена, когда волков здесь было вволю. Около Кочерова двора, в густом ельнике, было обложено семь штук волков; загонщиков было трое, больше чего и не нужно; охотников было также трое, в том числе я (замечу в скобках, что охота эта не удается в многочисленном обществе, хотя в ней нередко участвовали и дамы). Лес выходил углом и мелким кустарником соединялся с болотом.
В лесу был небольшой наст и было, как говорят псковичи, очень «шаркотно». Встав на место, мы недолго ждали первого крика; раздался сигнальный возглас крайнего погонца и началась облава, по первому крику которой можно тотчас заключить об удаче или неудаче охоты. Облава шла стройно; негромко перекликаясь, похлопывая в кожаные рукавицы, молодцы обкладчики вели волков как на вожжах; у меня было с собою два ружья и мне по жребию досталось лучшее место на мысу.
Спустя минут 10, показавшихся мне целым веком, я услыхал, как все стадо, проламывая замерзшую снежную кору, дошло до опушки и стало высматривать удобное место, где бы прорваться. Наконец, с правой стороны, дрожа каждою шерстинкою, насторожив уши и, увидав впереди человеческий след, поминутно припадая к земле, показалась волчица. За нею, гораздо смелее, с высоко поднятою головою, вышел волк и остановился в опушке.
Николай Оленин, с. Ново-Спасское, 1877 г.
