История и география одного пруда

Как лучше познакомить любознательного читателя (предполагая само собою, что найдется читатель, любопытствующей узнать о карасях) со всеми мелочами карасиной жизни, которые, собственно, и дороги рыбаку, потому что от знания их зависит его добыча? Пойдемте кругом того старинного барского пруда, который с незапамятных лет изобиловал жирными карасями обоего рода — и золотыми, и серебряными, — который немало доставил хороших одноблюдников на барскую кухню, немало помог и крестьянской семье, придавая надлежащий вкус серым мужицким щам. И это немаловажная заслуга «старика», не говоря уже о тех минутах и часах наслаждения, которыми дарил он рыбаков…

Право, стоит обойти этот пруд. Я буду вашим чичероне в этом путешествии: я знаю «старика» более 20 лет и, по мере того как мы будет подвигаться, стану вызывать на свет Божий исторические воспоминания из области карасиного царства. Не беда, если придется коснуться при этом истории соседних и далеких государств того же карасиного мира.

Верхняя часть водоема

Прежде чем спуститься к пруду, лежащему у наших ног в глубокой котловине, или лучше в длинном овраге, за барским садом, остановимся на минутку и сориентируемся.

Здесь кончается сад; пруд составляет как раз его живую границу: по ту сторону пруда на высокой площадке — выгон, скотный двор, мельница и далекие поля. Все садовое побережье пруда поросло роскошными вековыми ветлами и ивовым кустарником; противоположная сторона — голая. Мы стоим лицом к пруду: влево он отделяется плотиною от другого небольшого пруда, целиком лежащего в лесном овраге.

Этот пруд — верхний, так как весною вода, собирающаяся со всего леса, протекает его и вливается в наш пруд, который таким образом оказывается относительно маленького прудка нижним. Мы, конечно, не станем заворачивать на верхний пруд, потому что он является ни более, ни менее как соседним карасиным царством, история и география которого может интересовать нас только косвенно, насколько она касается нашего пруда.

Простой обзор этого последнего покажет, что происхождение его нельзя назвать совершенно уже искусственным. Владельцу (за недостатком документов и преданий ничего не могу сказать достоверного о первом владельце и доисторических временах), естественно, пришла в голову мысль воспользоваться весенним застоем воды в глубоком овраге, несколько приподнять нижнюю плотину и дорыться до ключей; таким образом образовался довольно глубокий водоем, местами доходящий до 8 аршин (около 5,8 метра. — Прим. редакции) глубины.

Красивая «декорация»

Теперь, пожалуй, спустимся на плотину между обоими прудами. Не взглянуть налево — значить потерять много: там сразу увидишь картину, напрашивающуюся на полотно. Маленький водоем с чистейшею прозрачною водою весь обставлен зеленью, начиная от водяных кустов и травы, на нем растущей, до самых верхних веток громаднейших лип и вязов, раскинутых на буграх оврага. Чистая театральная декорация!

Направо — нижний пруд, который мы собираемся обойти. Он скорее длинен, чем широк, и не имеет ни рукавов, ни заливов. С первого раза это действует несколько охлаждающим образом.

Что может быть лучше залива, потерявшегося где-то в лесу? Вгонишь в него лодку и засядешь в тростник, только и видно, что вода, зелень да клочок неба. А какие великаны рыбьего мира водятся в этом тростнике — карпы и лини. Но что ж делать? Наш пруд без заливов и без тростника, без карпов и линей…

Удобное место для отдыха

Плотина спускается к пруду довольно обрывисто, хотя на откосе стоять можно. Поверхность нижнего пруда ниже дна верхнего в конце, прилегающем к плотине. Прорвись плотина — и верхний пруд потечет в нижний. И она прорывается каждой весною, и каждый раз заделывается разными домашними средствами: землицею, кирпичиками, хворостиком, даже навозцем.

В былое время всякий проходивший с барского двора на скотный считал долгом запрудить непокорную воду, стремившуюся, вопреки барскому приказанию, течь не по указанному месту. Глядим: весна прошла, и плотина уцелела. Откос плотины порос мелким кустарником ивы, шиповника и крупною крапивою, и только одна ветла и растет на нем, но зато какая ветла…

Ветки ее оттеняют половину всей плотины, а на корнях и нижем изгибе ствола можно сидеть, как на диване, и бросать удочки в угол, образуемый плотиною и садовым берегом.

В этом углу довольно глубоко, аршина два (примерно полтора метра. — Прим. редакции); здесь можно поставить приваду и ловить удачно во всякое время. Пойдет и без привады, потому что в углу разросся грандиозного размера ивовый куст, но о нем после… в самом конце нашего путешествия, мы, как истые кругосветные путешественники, вернемся к тому месту, откуда начали.

Лакомство для жирных карасей

Вдоль всей плотины мелко, и чем ближе к луговому концу, тем мельче. Сколько здесь прошло часов бесполезного сидения!.. Расставишь удочки — и хоть бы клюнула! Летом совсем нет хода рыбе около этой плотины.

Но вот прошел июнь-месяц. Вода зацвела; вся поверхность ее покрылась зеленью, изборожденною утиными следами. Подул северный ветер и прибил зелень к южному концу пруда, то есть к плотине, на которой мы стоим. Поверхность пруда очистилась, зато вдоль плотины полосою аршина на два от берега стоит ярко-зеленое тесто, до того густое, что его не пробивает обыкновенное грузило на леске.

С вечера вдоль всей плотины слышится какое-то чавканье, и если всмотреться пристальнее при слабом сумеречном свете, нагнувшись ближе к воде, хотя с того же самородного дивана, о котором сейчас говорено, то в зеленой массе видно какое-то движение, множество то появляющихся, то исчезающих, то двигающихся в разные стороны черных кружков разной величины. Это не что иное, как жадные карасиные рты, лакомящиеся зеленью.

Роскошное уженье

Завтра, значит, будет дело… Действительно, назавтра, если не переменился ветер, удается роскошное ужение. Вереницы мелких карасей, станицы, играющие на солнце по поверхности пруда, — все держат одно направление к верхней плотине, подходят к зелени, чавкают ее, не стесняясь, перед глазами рыбака, исчезая при всяком движении его и тотчас снова появляясь на поверхности.

Ничего не зная, не ведая, я было думал ловить их. Отпустил насадку на два вершка (около 9 сантиметров. — Прим. редакции) от наплава и кинул удочку навстречу станице. На моих же глазах карась схватил червя и быстро побежал, таща рядом с собою наплав. Карась взлетел на берег, и… опять та же история. Поймал я таким образом штук десять.

Подвижные станицы карасиной мелкоты беспрерывно перебегают с места на место. То-то молодость! Нет того, чтобы стать солидно на одном месте и поесть вволю. Уследить за ними трудно; переставляй то и дело удочку навстречу станице, да еще как!

Секрет успешного лова

Ставь ее подальше да осторожнее, чтобы не спугнуть рыбы, а то как раз вся станица нырнет и… пропала или повернет в другую сторону. Вот и крадешься, как к дичи какой-нибудь, закинешь наплав дальше да осторожно ведешь его навстречу рыбе. А то рыба чуть схватит, махнешь удильником, и летит карась в соседнее царство, в верхний пруд.

Ну-с, бился, бился, надоело!.. Опустил глубже на пол-аршина (около 36 сантиметров. — Прим. редакции), пускай сама наскочит какая-нибудь нырнувшая станица. Смотрю: потащило, хватил. Вышел карась нешуточный. Один за другим, один за другим, и пошла потеха.

Заволокло небо, зачастил дождик, а лов не прекращается. Секрет узнан. И с тех пор, как только сгустится зелень, я с рыбою — и рыбою крупною. Стоит только отпустить помельче и ставить наплав на линию, отграничивающую зелень от воды.

Как наполнить карманы рыбой

Пройдя плотину, мы спускаемся на мысок, прикрытый ветками раскинувшегося над ним осокоря. Здесь место, где воде указано идти из верхнего пруда в нижний, для чего проложена ей ложбинка. Здесь самый сильный приток, здесь первый весенний клев.

Карась тоже не лыком шитая рыба и, как видел читатель из предыдущего рассказа, любит весеннюю снеговую воду. Он весь жмется в мелкие места против течения, и этим карасиным свойством с незапамятных времен пользовались наши опытные рыболовы, деревенские мальчики.

На мыску, как нарочно, срублены два пенечка. Добредет до сих, засучив штанишки, босоногий рыбак и набивает карасями карманы и шапку. Немало здесь у него разогнется самодельных крючков, когда на них нарываются хорошие одноблюдники — добыча больше барская, извлекаемая английскими стальными крючками. Немало также здесь выдается глупым карасям заграничных паспортов.

Снасти для мелководья

Дальше пойдет по луговому берегу совершеннейшая мель. Здесь купаются целые роты крестьянских ребятишек всех возрастов, начиная с трехлетнего; здесь кормят уток и здесь же поят стадо со скотного двора.

Здесь всегда рыба, но, чтобы добыть в летнюю пору хороших карасей, надо встать вместе с солнышком, навязать длинные лески и бросить наплав подальше от берега, рассчитать длину подводной части лески так, чтобы крючок приходился над самым дном. Чем выше солнце, тем рыба клюет все хуже и хуже.

Место расположено на самом припеке, и клев идет ленивый. Если удается поймать несколько штук, то это обыкновенно мелочь. Вообще в летнюю пору и днем, за исключением некоторых удачных дней и удачных мест, караси клюют плохо. Чтобы наловить в это время карасей, надо терпение и терпение.

Радикальное средство

Особенно хорошо помнится мне одна такая ловля. Попал я в давно покинутую владельцами деревню в самый июльский жар; захотелось мне возобновить воспоминания о своих прежних подвигах в водах этой деревни и отведать карасиного мяса. Пруд широкий с заливами и тростником.

Обошел я все любимые рыбьи места, удачи мало: всего-навсего попался один карась, правда, зато крупный, годный на жаркое. Заприметив в тростниках мосток для мытья белья, я поместился на нем. Клев начался, но какой? Самый мизерный!..

Червь, насаженный цельным, стаскивался с крючка, при насадке же кусочком червя поплавок дернет два раза… и только. Подсечь при таком клеве невозможно. Очевидно, брала последняя мелюзга.

Долго бился я с несколькими удочками, наконец, решился на радикальное средство: смотал все удочки, размотал уклеечную леску в два волоса толщиною, чуть не с микроскопическим крючком и маленьким кусочком пробки вместо наплава, взял самый легкий и чуткий удильник, навязал на него леску, пристроив ее так, чтобы вся надводная часть оставалась на весу, почти в натянутом положении.

Поставив удочку, я взял удильник в руку; чуть тронулся наплав, взмахнул удильником — на плотик упал карась вершка в два длины (около 9 сантиметров. — Прим. редакции), и затем таким же порядком, почти без осечки я наловил три десятка, правда, мелкой, но все-таки живой рыбы. Уха из нее вышла чудесная. Хотя, конечно, такое ужение очень утомительно и однообразно.

Самое глубокое место

Тотчас за водопоем, к которому спускается широкая дорога, глубина пруда у берега начинает быстро увеличиваться. Берег идет все выше и круче и только образует маленькую площадку у воды перед одиноко растущею ветлою, под которой устраиваются мостки для мытья белья живущих на скотном дворе.

Здесь довольно глубоко, и здесь удобно поместиться и во время жары под тенью ветлы. Рыба идет довольно ходко и довольно ровная, конечно, до той поры, пока не проникнет и сюда летнее солнце. Тогда останется или уходить домой, или искать прохладного места на садовой стороне пруда.

Теперь мы дошли до конца лугового берега и до второй плотины пруда — низовой. Глубина пруда идет в этой плотине, все увеличиваясь. Наибольшая глубина придется как раз против середины нижней плотины, в нескольких саженях (одна сажень — немногим более двух метров. — Прим. редакции) от нее.

За плотиною обретется пересохший бассейн бывшего когда-то глубокого, третьего и последнего, крестьянского пруда, за которым в перпендикулярном к нему направлении идет русло ручейка Скакухи, лежащее также в глубоком овраге.

Где добыть трофейные экземпляры

Прежде чем повернуть на плотину, остановимся на углу, образуемом ею и луговым берегом. Что вы видите? Ничего особенного? Только разве то, что довольно прочный плетень, которым обнесен край плотины с сидящими около него для большей крепости ивовыми кустами и ветловыми деревцами, в этом углу обломан, смят, и от ветловых насаждений нет и следа; и разве еще то, что полоса берега в этом месте носит следы конских копыт. Да, действительно, здесь лошадиный водопой.

Лошади, прогоняемые на пастьбу, поются здесь, крестьянское стадо пьет тут же, тут же поит лошаденку и пахарь, возвращающийся с работы в деревню.

Это замечательное место для ужения в пруде, замечательное не потому, что здесь берет чаще, а потому, что во всякое время наверняка можно выудить хорошего одноблюдника, то есть такого карася, что даже равнодушный к ужению сторонний зритель, нечаянный свидетель лова, начинает расхваливать добычу, возьмет в обе руки (одной не удержишь) и долго любуется, а у рыбаков, деревенских мальчишек глаза разгораются и является непреодолимое желание подразнить карася, чтобы слышать, как он всплеснет в ведре с водою.

Наживка для крупной рыбы

Для добывания такого лакомого во всех отношениях кусочка я поступал так: спускался на высохшее глинистое ложе бывшего крестьянского пруда и тотчас же под плотиною, около корней ветлы, в сыром месте, вырывал так называемую, хотя и неправильно, глисту. Это обыкновенный дождевой червь, но только с головкою несравненно краснее, короче и с весьма твердыми мускулами.

Здесь, на благоприятной почве, эти черви достигают почтенных размеров: они доходят до толщины пальца на руке. Насаженный на удочку такой червь не только энергически ползет и извивается, но даже подскакивает вместе с крючком.

Поэтому я никогда не пускал его с наплавом, а брал одну из донных удочек (без наплава, так что насадка падает на дно), насаживал глисту покрепче, для чего прокалывал ее крючком в голову, оставлял слабый хвост на весу и пускал крючок с грузом подальше, подавая удильник.

Притянув удильник и воткнув его крепко в землю, я придавал леске совершенно натянутое положение. Затем я отходил с другими удочками в сторону, хоть на другой конец плотины, и издали наблюдал за леской и удильником.

Мелкий карась с почтением отходит от насадки, которую проглотить он не в силах, поэтому, лишь только тронется леска, я подхожу к ней, заранее зная, что имею дело с крупною добычею. И ни разу мне не приходилось уходить отсюда, не добыв отличного серебряного карася фунта в два, в три (0,8-1,2 килограмма. — Прим. редакции) и более.

Отдых и приятная беседа

По всей нижней плотине и в особенности у угла, образуемого ею и садовым берегом пруда, где помещается деревенский мосток для мытья деревенского белья, всегда хорош лов в прохладные вечера жарких июльских дней, когда солнышко оставляет в покое зеркальную поверхность пруда и только золотит верхушки деревьев.

Когда утомишься дневною работою или вернешься из дальней охоты, то нет ничего милее, как взять две-три удочки и выйти на пруд подышать прохладою и полюбоваться на ясное небо и на далекую перспективу зелени. С плотины этой видны оба пруда — и нижний, и верхний.

Еще приятнее при этом беседа с каким-нибудь страстным охотником о пережитых ощущениях и будущих планах. Почтеннейший Иван Иванович! Где вы теперь? А были вы для меня хорошим товарищем в такие летние вечера!..

Совершенно спокойно, без шапки сидишь на скамейке, смотришь на поплавки и с улыбкою слушаешь ваши бесконечные рассказы о виденном, слышанном и прожитом. А рассказать вам было что: более 30 лет находились вы на службе по винным откупам, а потом и по полиции.

Редкий гигант

Но вот одного вечера я вам никогда не прощу, Иван Иванович! Помню, сидели мы с ним и похватывали изредка довольно сносных карасей; вдруг у меня скрылся наплав, стоявший под самым плетнем; я выхватил удильник и сразу почувствовал нечто более чем обыкновенное.

При дальнейших движениях рыбы стало очевидным, что попался редкий карась и, как на грех, на самую тонкую, четырехволосную леску. Иван Иванович весь сморщился и обратился в сияющую улыбку, заморгал глазами и начал подправлять рукою собственный нос — признак необычного волнения.

— Вот что, Иван Иванович, — говорю ему я, — вы, пожалуйста, действуйте осторожнее, перевесьтесь через плетень, а я постараюсь подвести его к плетню, тогда хватайте обеими руками под жабры и тащите на плотину.

Сказано — сделано. Но с ужасом вижу, что Иван Иванович по своей короткости никак не может достать до карася и, чтобы подвинуть его к себе поближе, схватил одной рукой за леску.

— Иван Иванович! Бога ради, не хватайте за леску! — кричу я отчаянным голосом…

Не тут-то было, и слышать не хочет.

— Ничего-с, ничего-с! —и с этими словами тянет леску.

Как я предвидел, так и случилось: леска оборвалась, карась упал в воду, и передо мною стоял сконфуженный Иван Иванович с вытянутою физиономией. Длинный нос его стал еще длиннее.

— Простите меня, почтеннейшей, если я жестоко ругнул вас, в то время, но, сами посудите, могло ли стерпеть охотничье сердце?

— Случилась раз и со мной такая оказия, и меня ругнули, но я смолчал и простил, потому что сам готов был наругать себя еще больнее.

В тени деревьев

Но пора расстаться и с этим заветным углом. Переправимся через канаву, отгораживающую сад от проулка, и сядем на высоком зеленом бугре. Отдохнем немного, благо здесь хорошо отдохнуть: трава мягкая, чистая по всему бугру, заросшему деревьями и отлого спускающемуся к пруду. Кругом цветы, цветов — масса, а на солнечных припеках — превкусная полевая клубника.

Здесь по всему берегу глубоко, удить очень удобно, даже и в самый жар, под защитою ветел, обступивших пруд. Есть много хороших бухточек, чистых прогалин между кустами и деревьями. И летом в вечернюю пору, начиная с пяти часов, можно хорошо поудить несколько часов. Если непременно уже хочется удить в полдень, то, конечно, удобнее всего выбрать тенистое местечко на этом берегу.

Проходим эту часть берега. Мы идем теперь в обратном направлении вдоль пруда и приближаемся к исходному пункту, с которого началось наше путешествие. На половине садового берега остановимся, здесь стоит остановиться.

Наилучшее место для рыбалки

Высокие раскидистые ветлы как бы расступились для большого прогала, и на нем — большая мостушка — плот для стирки барского белья. Здесь же оно выщелачивается в особом котле, висящем над вырытым в земле очагом.

Конечно, пройдет еще десяток лет, и я не забуду этой мостушки; я изучил ее до малейшего колышка, до малейшей трещины и сучка массивных дубовых досок. Здесь бесспорно было лучшее место для ужения во всем пруду.

При средней глубине между глубокими ямами и мелким концом пруда, счастливо обставленное кустами, растущими в воде, это место доставило мне самых крупных карасей. Один из них доходил весом до пяти фунтов (около двух килограммов. — Прим. редакции) и возбудил сомнение в удивших со мною… не карп ли это.

Другой был хотя и поменьше, во все-таки такой величины, что, когда удивший на весьма топорную удочку приподнял его над водою, некий юноша из моих приятелей, опасаясь потерять карася и ошалев от охотничьего восторга, бросился без всякой нужды в воду.

Сколько раз бывало в темные летние вечера, когда не видно поплавка, чувствуешь по руке попавшегося карася и его величину. Сколько раз те же великаны в одну минуту утаскивали у зазевавшегося рыбака удильники и оттаскивали их на средину пруда.

Сезонная лень

А позднею осенью, когда шумит холодный ветер и срывает с деревьев последние желтые листья, вода темнеет, и ходит по ней неприветливая волна, издрогшим сидишь на мостушке, и очарованный взор не оторвется от двух качающихся на воде белых полосок, исчезающих под одною волною и снова выносимых следующею. Мысли бегают где-то далеко, где — и сам не знаешь, и кажется… забыт весь окружающий мир.

Нашел положение, в котором не так холодно; руки запрятал в рукава; несколько пригрелся — и нападает на тебя осенняя лень. Но чуть только одна из белых полосок сделала непривычное движение, человек встрепенулся: один миг — и разбросанные мысли собрались, глаза потеряли неопределенное выражение, тело нагнулось вперед в выжидательном положении, мускулы напряглись, чуя работу, а привычная рука, сама собою, осторожно, но быстро и решительно овладела удилищем.

Белую полоску потянуло против волны — взмах удильника, свист лески, — и ходит на кругах живая серебряная масса. Скрылась другая полоска — левая рука подсекла и другого карася… Хороша такая добыча позднею осенью, когда уже почти распрощался с охотою.

За мостушкою начинается мелкая часть пруда, лежащая у верхнего конца его. Береговые ветлы еще выше, еще шире. Переплелись они и ветками, и кореньями. Около кореньев в летнее время плохой ход рыбы: слишком мелко, и так по всему берегу, до самого ивового куста, с которого началось у нас путешествие.

Разве только в августе-месяце, по первому листопаду, отчалишь на средину пруда, закрепишь лодку на шестах и раскинешь удочки. Карась хватает упавших с листьями насекомых, схватит и поставленную для него насадку.

Превосходнейший клев с утра до вечера

Но посмотрите на то же место в мае, во время метания икры. Вода кипит тогда жизнью в полном разгаре: около каждого пенька, под каждым корнем шевелятся живые золотые и серебряные кучи карасей — то взмахнет широкий хвост, то покажется здоровенный карась, бьется и трепещет почти что на сухом берегу.

Только что отойдет, за ним — другой, третий — без конца. В воздухе только и слышны всплески и карасиные трепыханья, то и дело вздрагиваешь от неожиданного всплеска почти под ногами. То самцы и самки, выкидывающе икру и молоки, трутся о пеньки и коренья.

Рыба, занятая заготовкою будущего поколения, конечно, забывает о еде, но рыба, покончившая это важное дело, с жадностью бросается на пищу. Стоит только поставить наплав аршина на полтора (немногим более метра. — Прим. редакции) от кореньев, опустив насадку на пол-аршина (около 36 сантиметров. — Прим. редакции), и начинается превосходнейший клев от самой ранней зари до позднего вечера.

Наудить тут можно массу и все лучшей рыбы, какой не увидишь в другое время. Так продолжается дня три или четыре. Кончается метание икры, и ужение входит опять в обычную норму.

Свидания аристократов карасиного царства

Мы дошли до ивового кустика — начала нашего путешествия. Это самый густой и массивный куст по всему берегу. Понятно, что во время метания икры в него чаще всего ударяет рыба, и понятно то особо важное значение, которое он приобретает в это время.

Кажется, здесь назначаются свидания лучших карасей со всего пруда, аристократов карасиного царства. Таскаешь, таскаешь их, как мученик какой-нибудь… один лучше другого! Отдохнуть не дадут…

Наконец, перепадет минуты три отдыха: оботрешь лицо и оглянешься кругом. А кругом все в цвету и разлит запах сирени, растущей тут в изобилии. Вот когда вздохнешь всеми легкими и поймешь, в чем заключается жизненная загадка.

Но, увы! Все это было, было да и быльем поросло. Перевелась барская скотина, перестали чистить проруби, часть карасей задохнулась (вопреки мнению многих учебников зоологии, что карась переживает зиму даже в прудах, замерзающих до дна), другая часть карасей продана неводчикам, вода в пруду вдруг почему-то помутилась, и лов становится со дня на день все хуже и хуже…

Разве только раза три или четыре в лето попадется карась, своими размерами напоминающий славных одноблюдников былых времен.

Sic transit gloria mundi! («Так проходит земная слава!» — Прим. редакции).

А.Л., 1879 г.