Мы спешили на дачу, стараясь успеть к вечерней утиной зорьке. Я давил на газ, Туз «давил» на заднем сиденье. Кобель всегда чудным образом засыпал сразу же за московской кольцевой автодорогой и пробуждался лишь перед дачным кооперативом. Задремал и я.
Желтый лист, горбясь и спотыкаясь, перебежал дорогу и чуть не угодил под колеса. Осень. Грустно от того, что заканчивается сезон охоты на болотно-луговую дичь, но жутко красиво.
Не понимаю и потому не разделяю восхищения субтропиками. Вечнозеленые растения — будь то мангровые заросли Амазонии или сочинские магнолии — навевают одноименную тоску, ибо замыкают пространство и вызывают приступы клаустрофобии. Тяга к монохромии не раз подводила целые нации к опасной черте…
— …И недосып тоже, — курцхаар ткнулся влажным носом в мое ухо. — Впереди крутой поворот, а у нас в раковине посуда не мытая. Какую память о себе оставим?
Хозяин в представлении Тузика плохо вписывался в окружающий мир: к деньгам равнодушен, но крошки хлеба с пола подберет и отнесет курам: мол, труд крестьянина надо почитать; а уж подранка недобрать — преступление из разряда тяжких.
То ли дело его друзья-приятели — предсказуемы, словно полет коростеля. Все у них ровно да гладко; правда, жизни, можно сказать, и не нюхали, скорее принюхивались и с опаской сдавали назад. В итоге прошлись краешком, не углубляясь. А там…
Охота к перемене мест им овладела понемногу
— Я что думаю, — кобель почесал когтистой лапой затылок. — Давай сегодня встанем поближе к «купалке». Всю прошлую неделю кряковые жались к большой воде, даром, что ночевать останавливались на ближайшей к озеру гнилушке. Надоело на «мостки» ходить.
Наше привычное место заслужило это название по причине крайне прозаической: в былые времена рыбаки соорудили у среза воды подобие пристани, дабы ловчее в лодку садиться и выбираться на сушу. Доски те, почитай, лет 20 как сгинули, но мы традиционно именуем испытанную точку «мостками».
— Я не новичок безусый, за удачей гоняться. Тем более топко там — трясина. Ни развернуться под выстрел, ни трофей толком достать.
Мои возражения Туз отмел самым решительным образом:
— Бей над бровкой.
Спорить с легавой собакой о возможностях хозяина — занятие пустое. В ее разумении Творец наделил стрелка всем необходимым для результативной охоты на болотно-луговую дичь, а именно: ружьем, патронами и запасными очками.
— Да уж, — поддакнул Тузик. — Извольте соответствовать.
По прибытии кобель перво-наперво ознакомился с содержимым холодильника. Ассортимент соответствовал описанию пустыни Гоби в неблагополучные годы: мышиный помет вкупе с увядшим хвостом труднопроизносимого растения, от жалкого вида которого отказался бы и всеядный варан.
Туз уныло снял с гвоздя мою старую кепку и направился в сторону калитки.
— Ты куда?
— Верстах в семи церковь — на паперть.
— Поздно, в такие часы не подают, — я натягивал заброды. — Айда на болото. В машине есть для тебя баранки, а завтра в город смотаемся. Кстати, собак перед охотой не кормят.
Вспомнив, что у меня на руках сезонка, кобель окончательно пал духом…
«Заговоренная» утка
Путь на «купалку» нам хорошо известен, но выбрать сухой пяточек около заросшего травой заливчика оказалось непросто. Спасибо, вода основательно спала, и мы сумели обосноваться на небольшом мыске в зарослях камыша. Я кое-как очистил сектор обстрела, обтоптался и приготовился ждать.
Прошмыгнул бесноватый нырок. Вслед за ним пролетели «на кислороде» две пары крякв. Тощая цапля обругала закат. Смеркалось. Еще минут десять, и разглядеть пернатых станет невозможно.
«Зачем, спрашивается, продираться через непроходимые дебри с риском выколоть глаза и потом судорожно искать дорогу обратно? — мысленно ворчал я. — Сколько раз давал зарок не суетиться, не бегать с места на место и все-таки поддался на уговоры Тузика!».
Хитрая бестия, как ни в чем не бывало, скульптурно восседал на заломанных камышах, будто моя досада его не касается и вообще он любуется закатом, наслаждается тишиной, а я ему мешаю. Будь Тузик противоположного пола, можно было бы предположить, что у него здесь романтическое свидание.
Послышался свист крыльев. Деревянный манок прилип к губам, напрягся и зашелся в призывном крике. Чего только в нем не звучало: просьбы, укоры и даже скрытая угроза припомнить…
Отчаянная попытка достучаться уж если не до совести утиной, то хотя бы до птичьего благоразумия увенчалась успехом: табунок лег на круг и с разворота пошел «в штык». Сердце замерло. Внутренний голос откашлялся и с бескомпромиссностью вагоновожатого потребовал: «Первую — в ноги, вторую — за спину!».
— Харя не треснет? — вежливо поинтересовался Тузик.
Вступать в их дискуссию я не дерзнул. Ибо в этом конкретном случае третий — лишний. Накрыл стволами одну утку, проводил до над головой — бах! Табунок рассеялся и вновь собрался за березами… в полном составе.
— Ты видел?! — моему удивлению не было предела. — Что за дьявольщина?!
Без ложной скромности замечу: стреляю навскидку весьма недурно, а для уверенной поводки достаточно полутора секунд.
— Она что? Заговоренная? В бронежилете?
Кобель отвел глаза и тактично промолчал. Зато не сдержался внутренний голос: «!..». И через секунду повторил свою непереводимую игру слов, понятную лишь узкому кругу посвященных. В таком настроении я прошляпил одиночную крякву прямо под носом.
Беда не приходит одна
Когда не везет, не везет во всем. Нагнувшись над рюкзаком, уронил мобильник. «Лишь бы не промок, не то закоротит!» — взмолился я про себя. Пока искал налобник, наступил-таки на телефон.
— Ура, нашел, — поспешил обрадоваться, вынимая столь необходимый девайс из торфяной жижи. — Как думаешь, оживет?
— Подранок, — Тузик критически оценил состояние «утопленника». — Но в пожарную службу позвонить сумеет.
— Типун тебе на язык! — я поспешил на дачу.
Дом стоял невредимый, дверь подперта косой.
— Не иначе голодная смерть оставила, — кобель нырнул в машину за баранками. — Слышь, хозяин, по телеку говорили, что морские ежи — деликатес, — из утробы авто донесся язвительный хохоток, — а сухопутные, вообще нечто!
— Только попробуй Яшу тронь, — моя рука шарила в недрах буфета. — Он хоть без головы и без ножек, но квартирант полезный.
— Ага, — согласился Тузик. — Им хорошо в пляжный футбол играть.
Кулинар и Айболит в одном лице
Мои поиски увенчались успехом: на столе нарисовался погрызенный пакет муки, коробка с сушеными яблоками и красный фломастер.
— Можно слепить Деда Мороза, — Туз принес автомобильную аптечку. — Если ваты не жалко.
— Сытый голодного не разумеет, — я углубился в поваренную книгу.
Штудирование кулинарных рецептов на пустой желудок сродни просмотру сериала «Богатые тоже плачут» в застиранных трениках. На пятой странице подавился слюной. На седьмой — посетило видение… дородная женщина в белом колпаке держала на вытянутых руках большущий поднос, на котором под крышкой таилось загадочное блюдо. Улыбка Моны Лизы венчала двойной подбородок гостьи и предвещала неземное блаженство.
— Отведай, мил человек, от щедрот наших… — дарительница хлопнула белесыми ресницами.
Крышка откинулась: с фломастером наперевес линючий селезень походил на последнего, трехсотого спартанца… «Первую — в ноги, второго — за спину!» — не растерялся внутренний голос.
Трах-тарарах!
— Аййй!!!
Это кобель уронил тяжеленный бабушкин чугунок и скакал по дому на одной задней лапе:
— Говорила мама, бойся волхвов, дары приносящих… Уйяя… Шоб им всем повылазило!
Забота о ближнем помогает отвлечься от собственных неурядиц, и я принялся дуть на ушибы питомца:
— У кошечки заболи, у собачки заболи, у Тузика — пройди.
— …«У собачки…», — передразнил пострадавший. — А «Тузик», по-твоему, кто? Из тебя Айболит, как из топора каша!
Однако вскоре он перестал дергаться, уселся в кресло, посерьезнел лицом:
— Каюсь. Патроны тебе подменил на холостые. Давеча праздновали внучкин день рождения и я, как водится, подписал, — кобель кивнул в сторону яблони, — широкомасштабную Амнистию. Извини, обнародовать не успел.
Затем, предвосхищая мою реакцию, широко улыбнулся и добавил:
— Иди за водой — шарлотку печь будем. А на горячее, хе-хе, — каша. Тащи колун.
Владимир Фомичев, г. Москва
