О медведях написано много веселых рассказов, порой похожих на небылицы. Те, кто встречался с этим хищником, не всегда уверены, было ли то на самом деле или же явилось плодом богатого человеческого воображения. Можно утверждать всякое, однако факт остается фактом: этот хитрый и необычайно умный зверь не перестает удивлять своей находчивостью.
«Косолапый» спринтер
Четыре лица и одна мохнатая морда были повернуты вправо. Пять пар глаз неотрывно наблюдали за кем-то, кто сумел привести их в такое изумление. Язык долговязой псины развевался на ветру, а длинные уши незамедлительно следовали его примеру. Труднее всего было водителю: приходилось еще и следить за дорогой…
Серый Mitsubishi Pajero рассекал воздух. Ехать следовало не быстро — всего 40 — 45 км/ч: дорога петляла витиеватыми линиями, и то там, то тут, откуда ни возьмись, появлялись колдобины и ямы.
Два молодых, но умелых охотника с ружьями (правда, еще не заряженными), их верные жены и массивный Шайтан — гроза всего и всех в любом из дремучих лесов — уже вторую минуту таращились на неутомимого медведя, весело бегущего параллельно с ними. Что было на уме у странного зверя, никто, понятное дело, не знал и даже не догадывался, все только и делали, что смотрели: пассажиры иномарки — на хищника, а хищник — на пассажиров.
— Господи, боже мой! — завопила Лида, жена водителя Гены. — Да он же всех нас съест!
— Успокойся, женщина, — заряжая на всякий случай ружье, сказал Павел (второй охотник).
— Пусть сначала догонит! — отозвался Гена и прибавил скорость.
Зверь, к общему удивлению как людей, так и собаки, побежал быстрее, но все так же пристально продолжал смотреть на высунутые в окна бледные лица. Видимо, что-то в них было такое, что заставляло его не сворачивать с пути и не прекращать выматывающую гонку.
Мускулистые лапы уверенно ступали по растрескавшемуся асфальту. Каждый шаг животного вызывал в его теле волну: подкожный жир, которого, скажем честно, было немало, колыхался при беге. И это если и не завораживало, то приводило в легкое оцепенение от страха перед подобной мощью. Но так или иначе все силы когда-нибудь истощаются, вот и медведь, минуя очередной поворот, забежал прямиком в молодые ели.
Красавец на обочине
— Поди, еще лапой на прощание помахал, — смеясь, сказал Павел.
— Паш, — дрожащим голосом отвлекла мужа Ирина, — да разве такое бывает?
— Честно? Кто б рассказал, ни за что б не поверил!
— Вон он, — глядя в зеркало заднего вида, сказал Гена, — красавец, с обочины смотрит.
Три головы вновь вынырнули из машины и повернулись к облизывающему лапу медведю. Павел не выдержал и прокричал «косолапому» спринтеру пару крепких словец, завершив свою тираду недвусмысленным жестом.
Так и начался поход за клюквой двух семей и грызущего дорогое сиденье пса по кличке Шайтан.
Отдых у костра
Вечерняя тишина действовала, как снотворное: убаюкивала, расслабляла. Деревянные весла легко касались воды, и лодка мирно скользила по речной глади. Ни ветер, ни другой шум — ничто не нарушало человеческого спокойствия, и лишь обиженный Шайтан иногда принимался ворчать себе что-то под нос. Но на него, нетрудно догадаться, никто из людей не обращал внимания: еще была не забыта шалость с кожаным сиденьем.
Кузьмич — одинокий старик с длинной седой бородой — вновь не отказал в просьбе посторожить машину и без каких-либо сомнений одолжил молодым людям лодку. От когда-то процветавшей деревни теперь не осталось и следа: вот только Кузьмич и жил среди леса у речки, вдали от людей и безжалостной цивилизации.
Оранжевые языки пламени игриво плясали среди высоких и крепких берез. Дружные семьи, наслаждаясь теплом, помешивали угольки толстыми сучками и попивали только что вскипятившийся чай. Уже давно над лесом сгустились холодные сумерки, и отовсюду доносились особые ночные разговоры.
Шайтан прилег чуть подальше от хозяев, но так, чтобы тепло доходило до его коричнево-серой шкурки. Он лежал на боку, вытянув ноги и зажмурив от удовольствия глаза. Бесконечные странствия то на машине, то на лодке вымотали даже такого выносливого пса, и ему было необходимо вздремнуть, чтобы восстановить силы.
Трещали ветки, охваченные огнем, и этот треск заглушал весь остальной шум, исходящий от молчаливо-опасного леса. Шайтан приподнял голову и уставился куда-то в темноту; его хозяин тут же насторожился и положил руку на ружье. Пес лениво зевнул и, моргнув пару раз, снова предался собачьей неге.
У Гены отлегло от сердца, и напряжение, сковавшее его пару секунд назад, исчезло, сменившись привычным спокойствием и удовлетворением от свежего воздуха и отсутствия городской суеты.
Ворчу, рычу — напугать хочу
Друзья разговорились и за веселыми охотничьими байками не заметили, как резко вскочил Шайтан и торопливо подбежал к мрачным зарослям. Мгновение спустя пес заскулил и попятился к костру. И только тут люди услышали, как где-то неподалеку ломаются сухие ветки, будто кто-то большой и неуклюжий ступает по ним своими огромными ногами.
Женщины взвизгнули и прижались друг к другу. Гена нащупал на земле холодный ствол. В тот миг у охотника уже не осталось сомнений: в гости пожаловал сам хозяин леса.
Ружья были заряжены, а нервы двух мужчин напряжены до предела. Медведь не спешил показаться на глаза, словно чуял опасность, тонкими нитями витавшую в воздухе. Он все продолжал кружить вокруг лагеря испуганных людей, порыкивая и периодически чихая.
Павел громко вздохнул, и тут его брови недовольно сошлись у переносицы.
— Вот дуралей! — прокричал охотник, отпихивая прикладом ружья четвероногого помощника.
Шайтан взвизгнул и сиганул в траву, оставив после себя запах паленой шерсти. Пес был настолько испуган, что пятился вплоть до жаркого пламени и смог выйти из оцепенения только с помощью хорошего удара. Охотники и их жены нервно посмеялись, но, несмотря на воцарившуюся тишину, все еще не позволяли себе расслабиться: где-то совсем рядом затаился медведь и неотрывно за ними наблюдал.
Время тянулось медленно. До самого рассвета ни люди, ни «поджаренный» пес не могли сомкнуть глаз, боясь внезапной атаки искушенного хищника.
Заплыв Шайтана
На востоке показались лучики бледного осеннего солнца. Две семьи, потушив костер и собрав вещи, отправились вдоль речки к знаменитым болотам, славившимся невиданными урожаями клюквы. Идя мимо обрывистого берега, Гена неожиданно рассмеялся, увидев, как хромающий от ожогов пес вдруг сорвался вниз и понесся прямо к воде. Шайтан отплыл на двадцать метров и, захлебываясь от страха, принялся наворачивать круги.
— Мать честная! — тоже захохотал Павел. — Никак своего тезку увидел!
— Не тезку, — улыбаясь, ответил Гена, — его.
Мужчина указал влево. Все посмотрели в нужную сторону и среди низкорослых кустов заметили большую бурую кочку с хитро сощуренными (как показалось людям) глазами.
— Точно, — промямлила Ирина, — чертом этого не назовешь.
— Согласен, — Гена еще раз проверил, заряжено ли ружье, — этот куда опаснее будет.
С горем пополам охотникам все-таки удалось выловить Шайтана из воды. И так, дрожа от страха (конечно же скрывая это друг от друга), опасливо озираясь по сторонам и браня мокрого пса, все они шли за клюквой, ибо отступать от цели было не в их правилах.
Болото без кикимор
Приближался одиннадцатый час утра. Октябрь, по правде сказать, совсем не баловал теплом и приветливым ветром, и без того жиденькая листва с рассветом попадала на заваленную ею же землю, а блеклое солнце в доли секунды затянуло серыми тучами.
Гена споткнулся о корень, невесть откуда взявшийся под ногами. Тихо выругавшись, так, чтобы не слышала Лида, он потер ушибленную ногу и с досадой почувствовал, как быстро по телу растекается жгучая боль.
Пробравшись через густые заросли сосен, он увидел смеющихся друзей и жену, начинающих с энтузиазмом собирать бордово-красную ягоду. Болото было большим, но отнюдь не зловещим, и Гена поймал себя на мысли, что его детской мечте сбыться так и не суждено: кикиморы тут явно не было с давних пор.
Гена опустился к одной высокой кочке, сплошь заросшей клюквой, как вдруг сзади раздался треск и кто-то что-то нечленораздельно произнес. Разворачиваясь, Гена наткнулся на уродливую физиономию с довольно глупыми, не моргающими глазами. Физиономия была явно напугала не меньше его и в то же время отчаянно хотела пожевать что-нибудь сырое и желательно с кровью.
Гена отвел от себя эти дурацкие представления о собаке, кинув в Шайтана горсткой мха, и только потом обратил внимание на Павла, озадаченно нахмурившего брови.
— Ну и? — только и выдавил из себя Гена.
Жених Топтыгин
Павел засмеялся, но ничего не ответил, лишь махнул рукой (так он всегда делал, когда не находил слов). Взяв в одну руку ружье, а второй цепляясь за Ирину, он пошагал по плотному мху, который иногда продавливался под его весом.
Влюбленные скрылись за небольшим поворотом, ведущим в сладко пахнущий молодой ельник, и, отбросив в сторону ружье и ведра (наполовину заполненные клюквой), со страстью обняли друг на друга. Такого сильного влечения к Ирине Павел еще никогда не испытывал. Сейчас он был бы рад избавиться от всего, что могло бы помешать их уединению, мечтал быть в лесу только с ней одной. Павел шептал жене запретные слова и крепко сжимал в своих объятьях, а ветер — этакий вечный проказник — завывал в такт с его сбившимся дыханием.
За спиной у Павла кто-то кашлянул.
— Отвали, приятель, — небрежно сказал мужчина и даже не подумал обернуться.
В какой-то миг Павлу показалось, что Ирина перестала отвечать на его поцелуи. Вообще-то так оно и было. Охотник увидел застывший взгляд жены и ее полуоткрытый напряженный рот, как будто она собиралась что-то сказать, но мысль внезапно ускользнула. Павел медленно повернул голову, уже слыша хорошо знакомый рык.
Около десяти метров отделяло их от неминуемой гибели. Эта устрашающая бурая сила неуклюже мотала головой и переходила от кочки к кочке по горизонтали и, судя по всему, пока что не собиралась приближаться к людям хотя бы еще на метр.
Недолго думая, влюбленные ломанулись через ветки, которые безжалостно лупили их по лицам. Ирина, будучи чемпионкой области по бегу на короткие дистанции, без труда опередила Павла. Давясь собственной слюной, тяжело дыша и отчаянно ругаясь, он вовсе не хотел оставаться позади, иначе это могло бы означать, что первым медведь задерет именно его.
Как только быстроногая Ирина начинала опережать, Павел без каких-либо зазрений совести хватал ее за куртку и с силой оттягивал назад. Таких — с выпученными глазами и языками, свисавшими чуть ли не до груди, — их и встретили Гена с Лидой.
— Пошел вон! — прикрикнул Павел на Шайтана, который уже начал играючи жевать его выбившуюся из сапога штанину.
— Ну и от кого бежали? — крепко держа ружье, спросил Гена.
Пришлось все рассказать. Говорил, как было заведено в семье, Павел, неуверенно поглядывая на побледневшую жену:
— Да он даже и нападать на нас не собирался… Так… попугал немного, нагнал жути.
О своей трусости Павел, по понятным причинам, решил умолчать, а Ирина лишь покачивала головой и теребила дрожащими руками белый мокрый от пота платок. Лишь потом, чуть отстав от мужчин, она шепнула Лиде:
— Говорил, что любит, защищать клялся, а тут чуть медведю в наложницы не отдал!
Возвращение
Не мудрено, что после встречи с третьим медведем пылу у ребят поубавилось. Они единодушно приняли решение плюнуть на все закончить собирать ягоды и вернуться в суетный город. Одного только Шайтана не спросили, да и он наверняка совсем бы и не возражал.
— Не понимаю, — нарушила Лида тишину, царившую в душной машине, — что за напасть-то такая?!
— Медвежья напасть, Лидочка, медвежья! — расхохотался Гена, поцеловал жену и, сигналя, выехал на оживленную трассу.
Владимир и Оксана Стариковы, Тюменская область, деревня Полуянова
