Весна — самое хорошее время для охотника, даже и сибирского. Нельзя сказать, чтобы она сильно баловала нас — нет, а все-таки насидишься за зиму дома и рад-радешенек бываешь приходу и нашей сибирской весны, все же благодатной, одухотворяющей как жизнь человека, так и всего животного и растительного царства.
Охотник, жди весны!
Да и как не ждать, в особенности нашему брату чиновнику невысокого ранга, который изо дня в день сидит на службе, а также и дома за надоевшей до омерзения канцелярской работой и не знает, как скоротать зимнее скучное время. Сидишь ли в канцелярии или дома за работой, а в душе одни неотвязные думы: скоро ли придет весенняя пора, когда можно будет побродить по лесам и болотам и приятно провести время на лоне природы. Вспомнишь это благодатное время и раздумаешься: вспомнится удачная охота, какое-нибудь необыкновенное происшествие на охоте, товарищеская беседа у костра — и польются воспоминания одно приятнее другого… И долго, долго бы предавался этим золотым мечтам, если бы не напомнила зимняя вьюга, бушующая за окном. И сменится поэзия прозой, опять та же скучная, кропотливая работа, те же невеселые неотвязные думы, опять потянулись эти серые, монотонные дни…
Но всякому терпению бывает конец, дождешься и ты, охотник, этого конца, наступит и для тебя жизнерадостная весна с ее чарующими звуками, животворящим солнцем, и пойдешь с ружьем в лес, так сильно тебя манящий, и отдохнешь там от житейских забот, отряхнешь с души так много насевшей копоти, словом, обновишься душой.
Весна в Сибири
9 марта считается началом весны и временем прилета жаворонков. Вспоминаю я, как в дни своего детства в этот день призывал весну, и таким наивным, чисто детским голосом, забравшись на крышу амбара, выкрикивал: «Жаворонки, прилетите, красну весну принесите!». Но тогда, действительно, к началу весны прилетели жаворонки и пели на проталинке, а теперь их в это время слыхом не слыхать и видом не видать, даже галки к этому времени не всегда прилетают.
Весна у нас в Сибири все позднее и позднее приходит. Нет той дружной весны, какую я помню в юности, когда в марте месяце ручьи журчат во всю и радостные птичьи голоса слышны повсюду, напевающие хвалебный гимн красавице-весне, а теперь как-то вяло и нерешительно наступает она так: сегодня обдаст вас теплом, обрадует, а завтра подует холодный ветер с дождем или снегом, и так все время. Прилет птиц вял и бывает с большим запаздыванием, а потом как-то вдруг все птицы появляются.
Мне вспоминается одна такая весна, когда сразу появились галки, скворцы, жаворонки и даже синички и оживили природу, когда среди все еще холодной погоды, с перемежающимися дождем и снегом, нет-нет да и провернется ясный теплый день — верно: «Как, февраль, не злися, как ты, март, не хмурься, будь хоть снег, хоть дождик, все весною пахнет!..». И действительно, выйдешь ли на улицу, оглядишься вокруг и какая-то приятная нега охватит тебя всего, на душе сладостное чувство разливается, как будто начинаешь перерождаться и чувствуешь, что какая-то неудержимая сила тянет тебя вон из города и от людей, куда-нибудь в лес, хотя еще и не одевшийся, подышать чистым воздухом, напоенным вешними ароматами, где во всю журчат ручьи и поют птицы, или в степь послушать вестника весны — жаворонка. Выйдешь ли на берег к реке и тут заметно приближение весны: река вздулась и почернела, видно, и ей недолго стоять под ледяным покровом, скоро сбросит она с себя эти ледяные оковы и часть их небрежно набросает на свои берега, на косы, где они потом и исчахнут, а часть вынесет на своей могучей груди далеко-далеко, туда, «где море вечно плещет о пустынные скалы!..». Появится тогда разная птица: гуси, утки, лебеди и другая дичь, затрепещет тогда, забьется радостью сердце охотника и не удержать его тогда никакими силами! Пришла весна!..
В путь!
Последние числа апреля. Гуси уже валом валят, первые табуны их показались около 20-го апреля и летели высоко «проходом», теперь же стали присаживаться на пашни, острова и косы. 27 апреля утром вышел я по обыкновению на берег реки и заметил, как напуганное стадо гусей с криком поднялось над островом. Вероятно, какой-нибудь коварный стрелок подкараулил их и своим выстрелом наделал им такую тревогу, и вот они теперь с криком несутся почти над самым городом, может быть, даже не досчитываясь одного или двух из своих собратьев. А там, в вышине, с курлыканьем протянул едва заметный косяк журавлей, этих предвестников теплой погоды. Да и на самом деле, к концу апреля погода стала устанавливаться.
Товарищи мои на днях уже ездили, хотя и неудачно, караулить гусей, а я еще и ружья в руки не брал: то из-за погоды, то за недостатком времени. Пока прислушиваюсь да приглядываюсь, кто и где был, что видел и не повезло ли кому счастье убить «серого»? Сговорился, наконец, и я с одним из своих товарищей Г-вым отправится на охоту, для компании прихватили еще одного из «начинающих».
День, как сейчас помню, выдался на диво тихий, солнечный. Сборы наши были не долги: корзинка или мешок с провизией, шуба для ночевки на острове, рогожа для замаскирования себя в скраду и ружье — все это уложено в лодку, оставалось только самим сесть и отправиться. Путь предстоял не далекий, всего версты 3—4 вниз по Енисею, к нашим излюбленным местам — Осередышу и Сапожкам. Эти косы лежат посередине реки, между островами, и на них гуси после сытного обеда любят присаживаться вечером на водопой. Хорошо они летят в сумерки и в особенности в тихий темный вечер, начинают же лететь обыкновенно еще засветло, когда их всего удобнее стрелять, но стреляют также и в сумерки на зорю, или по крику и шуму гусей.
Отправились мы сейчас же после службы, с тою целью, чтобы ранее других захватить удобные места и, если мало льда на косах, то и выкопать лежки — ямы для скрада. Как хорошо после большого зимнего промежутка прокатиться на лодке вниз по Енисею!.. Это только и может знать наш брат-охотник!..
Лодка-челнок наша от сильных ловких ударов веслами быстро подавалась вперед по течению, и в каких-нибудь полчаса времени мы доплыли до места. Пристали к Осередышу у нижнего конца косы в затон, выбрав место возле кустов, где и спрятали лодку с нашей поклажей, а сами пошли выбирать места для скрадов. На косе мало было льда, а потому пришлось копать ямы. Рыть сырую и мелкую гальку даже веслом не представляло трудности, а потому мы быстро вырыли свои лежки, делая их неподалеку от воды по перпендикулярному направлению к реке и углубив их настолько, чтобы можно было в них лежать. Г-в наметил себе лежку у верхнего конца косы, я ниже от него шагов на 100, за большой льдиной, разделяющей нас. Третий наш компаньон, Володча Сысоев, согласился остаться вблизи лодки в кустах со своим древним самопалом, с намерением также «подкузьмить» какого-нибудь зазевавшегося серого бродягу. Наметив, таким образом, себе места, мы решили пока на досуге посидеть за чайком, так как до сумерек оставалось еще добрых часа три.
Байки «от Агафоныча»
Расположившись у костра и весело болтая, мы распивали горячий чай. Приятно было смотреть на расстилавшуюся перед нами гладь реки, на открывающуюся даль вниз по Енисею, заканчивающуюся узкой темной полосой ладейского берега, на лежащие перед нами острова и косы с кое-где белевшимися по берегу остатками льда. Ниже от нас, посередине реки, видны были Сапожки, на которых, по-видимому, также были охотники, но кто именно — за дальностью расстояния разобрать было трудно.
— Уж не Агафоныч ли там с Кожиным? — заинтересовался узнать Г-в, всматриваясь в две точки, черневшиеся на косе.
Володча подтвердил это предположение, так как еще накануне он слышал, что Агафоныч собирался плыть за гусями и, вероятно, так же как и мы, поторопился захватить место.
Агафоныч наш старый ветеран по охоте и, как охотник, интересен с этой точки зрения. У него всегда на охоте найдется какое-нибудь комическое приключение, не лишен он до некоторой степени и поэзии, но любит рассказ сдабривать красным словцом, отчего получается презабавный анекдот. Расскажет он вам самый простой и обыкновенный случай, но ввернет такую штучку, что невольно расхохочешься.
За чаем Володча разговорился про Агафоныча, что редко с ним бывает, и стал копировать его, рассказывая самые комические случаи.
— Сидел, говорит, я однажды на Сапожках во льду да и загляделся на гоголей, спокойно нырявших неподалеку от меня. Я был в белом саване, а потому утки не могли заметить меня. Смотрел я так долго на них — презабавно, говорит, было понаблюдать за ними, как они куртыхались гузном кверху, — а сами подплывали все ближе и ближе, и я, говорит, мог бы подпустить их вплотную, да откуда ни возьмись гусь, вплоть налетел на меня, язви его в душу! Я раз его — летит, я из другого — летит… Хоть бы тебе перо вышиб!.. Только смотрю: падает что-то, подошел, оказывается, — визитная карточка!.. Вот так фунт! Это он мне в знак благодарности послал, шельмец!..
— А то еще такой был с ним случай, — продолжал Володча, стараясь подражать Агафонычу. — Лежал, говорит, я в скраду под вечер здесь на Осередыше. Гуси что-то не летели — скучно было лежать так, дай-ка, говорит, сосну немного — завернулся в свою солдатскую шинельку да и тово… задремал. Просыпаюсь, видишь ли ты, темно уже.
— Ладно, значит, вздремнул! — заметил Г-в.
— Только слышу: возле меня кто-то ходит — что такое? Сначала не мог разобрать. Оказывается, целый табун гусей ходит возле меня по косе, только галька шебаршит! Они шли, должно быть, к воде, так как шорох их слышался сзади меня. Что тут делать? А пошевелиться боюсь — улетят. Вдруг слышу, один гусак вплоть ко мне подошел, клюнул сапог раза два, а потом и на спину забрался… Я лежу, не шевелюсь, даже дух замер, но гусь, должно быть, все-таки зачуял меня, гоготнул, и моментально весь табун снялся, такой шум подняли, ужас!.. Я схватил ружье — трах-трах! Ни чорта не видно, хоть глаз выколи!.. Так и не убил ни одного… На завтра смотрю — на шинели знак… Вот язви его в душу…
Нам самим не раз приходилось слышать от Агафоныча подобные рассказы, и потому мы от души смеялись, припоминая его серьезную физиономию во время рассказа с оттенком иронии, но в то же время не допускающим никаких возражений.
Неожиданная услуга
Время подвигалось к вечеру; мы все трое разместились по своим скрадкам, я прежде набросал в яму на гальку сухой травы и лег, закрывшись рогожей.
Неудобно было лежать в тесной яме в одном положении, и я то и дело ворочался с боку на бок, пробовал лежать на спине, как практикует мой товарищ, но мне все казалось неудобно, да, признаюсь, не любитель я лежать в этих скрадах. Я повернулся лицом к воде, облокотился на галешник и засмотрелся на Енисей. Где-то внизу, верно на Сапожках, раздался выстрел, за ним другой, заставившие меня встрепенуться.
«Верно, по уткам», — подумал я — и гулкое эхо далеко разнеслось по реке.
Вскоре после этих выстрелов табун гоголей, свистя крыльями, низко протянул над Енисеем. В это время до моего слуха донеслось тихое-тихое гоготанье, я прислушался: повторилось снова более отчетливо, еще и еще… Я взвел курки и насторожился.
Редкое и спокойное гоготанье слышалось все ближе и ближе; вот уж совсем близко, вот стало видно их: держат направление над Енисеем мимо меня — нет, стали опускаться книзу, но летят от меня далеко.
«Сядут или нет? — задавал вопрос. — Начинают, кажется, завертывать на Г-ва».
Дальше мне не видно стало гусей из-за льдины, и только по шуму крыльев я мог заключить, что гуси сели на косу. Я повернулся в ту сторону, куда скрылись гуси, и приготовился на случай, ожидая выстрела товарища. Прошло несколько минут томительного ожидания, но товарищ не стрелял. Что сей сон значит? Далеко, верно, сели от него? Иначе я не могу объяснить молчание товарища. В это время где-то загремели веслами, и послышался разговор. Думая о гусях, я не заметил, как у нижнего конца косы в затон пристали двое деревенских рыбаков, они вышли из лодки на берег и стали глядеть в нашу сторону.
— Иди-ка ты, Мишуха, ишь охотники-то там, верно, заснули! Гуси у них под носом сидят, а они не стреляют!.. — донесся до меня голос одного из них.
После этого один пошел с ружьем по косе, согнувшись.
«Вот дурак, спугнет ведь!» — ругаюсь я.
Шагов 20 едва ли успел сделать рыбак с ружьем, как гуси поднялись.
— Бац, бац! — раздались два выстрела Г-ва. Я вскочил на ноги: гуси с отчаянным криком направлялись дальше от косы, поднимаясь все выше и выше над Енисеем, а два были вышиблены из табуна меткими выстрелами товарища и лежали на воде, недалеко от косы, которых он и доставал теперь. Я взглянул на мужика, спугнувшего гусей: он стоял на месте и чесал затылок, потом поворчал что-то и пошел назад. Мне стало смешно на него, что он так глупо обманулся.
Заинтересовавшись трофеем, я подошел к Г-ву. Он уже достал из воды гусей и держал в руках, рассматривая их: это были большие серые гуси. Смеясь над мужиком, товарищ рассказал мне о том, какую большую услугу оказал ему этот мужик. Оказалось, что гуси сели далеко от скрада Г-ва, почему он и не стрелял их, выжидая какого-либо случая. Как раз случай этот явился в лице приплывшего рыбака. Гуси сразу же завидели мужика, идущего по чистому галешнику, и вытянули шеи.
— «Вот если бы он спугнул их на меня — хорошо бы!..» Только что успел я это подумать, как гуси поднялись и направились как раз на меня! Я подпустил их поближе… Стук одного — валится! Я вторым — другой валится! Ловко мужик нагнал на меня гусей!..
Товарищ был весел и доволен своей добычей.
Нечаянно да с добычей
Мы снова засели в скрады. Смеркалось; вечерняя заря была у нас перед глазами, и потому стрелять можно было еще на зорю. Я обернулся назад, рыбаков уже не было видно: верно, уплыли на остров, значит, нам мешать не будут. Не прошло и полчаса времени, как мы залегли, сзади снова послышался крик гусей.
«Эти летят с ладейских пашен», — подумал я.
Теперь можно было за темнотою не так опасаться быть замеченным гусями, и потому я сбросил с себя рогожу, чтобы лучше было рассматривать вокруг.
«Летят сюда! — машинально срывается у меня. — Нет, опять на Г-ва, вот счастливец!»
Трах, трах! — раздаются оглушительные выстрелы, и слышно, как загремела галька под ногами Г-ва — значит, убил!
«Везет ему! — подумал я. — А я еще ни одного выстрела не сделал».
Скоро совсем стемнеет и тогда трудно будет стрелять, да и лежать в яме надоело, хотя последнее время я не лежал, а просто сидел, полузакрывшись рогожей. В ближайшей сельской церкви пробило 9.
«Еще с полчаса можно посидеть, а там поздно будет, надо ночевать отправляться», — решаю я.
И на самом деле я собирался покончить охоту, только поджидал своего товарища. Но вдруг слышу взмахи крыльев, как будто пролетел кто-то мимо, заметил шорох. Было похоже на то, как будто сел кто-то на косу. Я прислушался — тишина, ни звука, только лай собак раздавался в деревне.
Неужели я обманулся? Жду, что будет дальше, всматриваясь в темные очертания косы. Опять взмахи крыльев, довольно отчетливых, и я, наконец, на зорю различил крупную летящую молча птицу, которую я сначала пропустил без выстрела, думая, что это сова, но когда птица, сделав оборот, снова повернула на меня, я вскинул ружье и почти наугад выстрелил. Я слышал, как птица упала на косу, и опять тишина. Меня заинтересовало узнать, что это за птица, уж очень странно все это вышло. Подхожу: оказывается, гусь-казарка.
«Вот так фокус! Нечаянно да с добычей!..» — почти вслух проговорил я.
Вскоре подошел ко мне и Г-в, неся трех матерых гусей. Я показал ему свою добычу. Гусь мой был очень мал, даже и для казарки — не удивительно, что я принял его за сову. Да, бывают всякие странности на охоте.
Прохладная весенняя сибирская ночь; мы сидели у костра на острове и варили чай, обмениваясь впечатлениями. Володча по-прежнему был разговорчив и высмеивал того мужика, который нагнал гусей на одного из товарищей.
— Идет, нагнувшись, по чистому месту — он, верно, думал, что гуси глупее его!.. А после выстрелов разинул рот и смотрит, как гуси валятся…
Вот тебе и заснули!..
Мы от души хохотали, вспоминая этот эпизод, будучи довольные своей охотой.
И. Миронов, г. Красноярск, 1909 г.
