Настала распутица. Наш городишко залит кругом водою. Единственный путь, посредством которого он сообщается со всем остальными миром, весь изрезан оврагами, бушующими пуще реки. Две недели не ходит почта, не носит жизнь потрясающих известий и душу возмущающих измышлений, скучных отношений, предложений и подтверждений.
Славу Богу! Если бы не телеграф, по которому нет-нет да прилетит депеша о скорейшем доставлении ни для кого не нужных сведений, было бы совсем хорошо. Вздохнул свободно весь чиновничий люд (не чиновника в наш город не загонишь) и зажил по-человечески. Что ж делать, с Богом ведь не станешь спорить, и начальство, как оно там ни ревностно и ни строго, должно же, наконец, убедиться в этой истине.
Из чуланов, шкафов и других темных уголков вытащены на свет рыболовные снасти. С утра до ночи им производится деятельная ревизия. Негодное уничтожается и заменяется новым, худое поправляется. В виде отдыха несколько раз в день пройдешься к разливу, и тут разыгрываются охотничьи мечты…
Часть первая
Но как их разгадать? «Легче камни самоцветные на дне моря сосчитать…». Мысль об открывающемся сезоне присутствует в течение целого дня и овладевает душою всецело, беззаветно. «С мыслью одною ложишься, с тою же мыслью встаешь!». А во сне все грезятся баснословные удачные уловы и чудовищные рыбы, ходящие на кругах на длинной и непременно тонкой леске.
Кстати, о чудовищных рыбах. В прошлой статье моей («С Оки». Материал опубликован в № 122 и в № 123. — Прим. редакции) я упоминал… о пойманной в 1875 году здесь, в Спасском уезде Рязанской губернии, белуге в семь с половиной пудов весом. Если вы встретили сомнение в факте, то могу вам вновь подтвердить его.
Я самолично ездил смотреть еще небывалую у нас рыбу, которая два дня ходила на привязи, куплена целой компанией городских жителей и съедена с большим аппетитом. Могу еще сообщить вам, что, не помню в каких годах, но в последнее десятилетие, было два случая поимки в тех же Спасских дачах десяти- и пятнадцатифунтовой белорыбицы (около четырех и свыше шести килограммов, соответственно. — Прим. редакции).
Из всех охотничьих весенних дум, овладевающих душою в распутицу и половодье, ярче выступают думы о новых снарядах и приспособлениях, которыми следует пополнить свой арсенал. Тут, пожалуй, пожалеешь, что живешь не в большом городе, обильно снабженном магазинами, а на песчаном острове, залитом водою.
Ходишь по берегу, смотришь на широкий водяной простор, и в голове рисуются неопределенные образы, точь-в-точь, как тот далекий туманный лес, носятся видения, как те стаи диких гусей, что далеко протянули над разливом, и кружатся мысли, как те белые платки-чайки, что пересекают воздух по всем направлениям.
Но вот мелькнула определенная идея, далекие туманные образы стушевались, их не видишь, идея все заслоняет и не дает покоя, как крик той же чайки, снующей над вами. Походка из задумчивой стала принимать более определенный характер, и, наконец, быстрыми шагами идешь рыться в… журналах, отыскивая подходящее, помогающее осуществить задуманное. Закипит работа. Чем не творчество? Скажут: очень уж смешно.
Но от смешного до великого один шаг. У нас не знают этой истины, и оттого великому у нас… не бывать.
Часть вторая
К разряду великого в нашем малом деле, несомненно, следует причислить самопогружающиеся наплавы (поплавки. — Прим. редакции), предложенные бароном Черкасовым. Я имел случай убедиться в превосходных свойствах этого изобретения. День был ветреный, мелочь почему-то (хотя, несомненно, не по причине ветра) не клевала.
Довольно прожорливо брали щурята от одного до четырех фунтов (приблизительно от 400 до 1600 граммов. — Прим. редакции), за неимением лучшего и то хорошо! Волнуешься, ждешь крупной добычи, хлопочешь с жерликами. Но живцов эта мелочь портит страшно: проглотить не проглотит, а всего обдерет. Все, что было в запасе живцов, вышло.
Поднимался на все хитрости, — все напрасно. Ветер отбивает наплавы, а с подветренной стороны нет ничего. Прибегнул к удочке с самопогружающимся наплавом. Леска разбрасывается отлично, поплавок чуть не вровень с водою и ветром почти не сбивается. Никакая рябь не мешает видеть его быстрое, боковое движение. Желанные живчики добыты, и охота пошла беспрепятственно.
И это не единственное удобство наплавов барона Черкасова. Я надеюсь, они доставят мне еще много счастливых минут, без помощи их недоступных. Будем живы — увидим!..
Часть третья
Весна в нынешнем году очень ранняя. Вода разлилась в первой половине марта и вошла в берега в конце апреля. Дни до сих пор (май) стоят теплые, скоро пойдут биться шересперы, начнется их жор (жор от слова «жрать», — местное выражение. — Прим. автора). Что ни говорите, а рыба эта превеселая… Опрятная, красивая, берет жадно, и с большим экземпляром приходится-таки повозиться. Надо подумать о снарядах на них.
Один случай побудил меня обратиться опять к старым затеям… Случай этот такой: несколько раз ездил я на любимое озеро, и на ночь, и на день, все в надежде поохотиться на лещей, составляющих мою слабость. Все напрасно. Окунь, ерш и плотва — больше ничего не попадалось.
Как-то утром сорвался у товарища моего лещик. Воспользовавшись тем, что товарищ перешел на другое место, я занял его место. Пошли опять окунишки и ерши. Добро бы порядочные — все ничего, а мелочь, чуть-чуть не с червя, которого собирается проглотить, — схватит, погрузит наплав и держит его. Жует червяка, сосет его на все лады, возится с ним, как беззубая старуха с коркою хлеба.
Чувствую вместе с тем, как у меня тоже сосет сердце какая-то особого рода тоска. Жаль потраченного времени, хочется уйти и в то же время что-то удерживает. Начинаешь перебирать, что мог бы сделать вместо такого бесплодного торчанья у воды, куришь одну папироску за другой. Думаешь: вот докурю последнюю, если клев не изменится — уйду. Брошена папироска, а все не двигаешься с места.
Вот в одну из таких минут лениво-нехотя рука берется за удильник, у которого наплав стоит погруженный на вершок (менее четырех с половиной сантиметров. — Прим. редакции) под воду и еле двигается, и подсекает с досады чересчур уже широким и сильным движением. О горе! Чувствуется сильное сопротивление, оторванная леска взвивается на воздух, а наплав мгновенно уносится вглубь с остатком лески.
Можете себе представить досаду, нет, не досаду, а истинное горе рыбака?! Лещ, несомненно, лещ!.. Таких минут не пожелаю даже недругу. Первые припадки бешенства прошли, продолжаю уженье, но уж, конечно, в другом настроении. Раз обманувшись, не доверяешь, сам себе, и в каждом клеве чудится крупный лещ — и, как назло, опять мелюзга невозможная.
Спустя полчаса вдруг вижу: оторванный наплав медленно плывет вдоль берега. Подвести к нему первую попавшуюся леску, запутать, обведя ее кругом него под водою несколько раз — дело минуты. И что же? Как только позвал к себе рыбу, из воды выскочил щуренок фунта в два или три (800 или 1200 граммов. — Прим. редакции) и, конечно, без труда оборвал четырехволосную леску. Я припомнил такой же случай в прошлом году.
На что указывают эти случаи? Во-первых, на то, что рыба, чувствуя постоянно сопровождающее ее препятствие, как бы мало это препятствие ни было, в конце концов устает сопротивляться ему, поддается и всплывает вверх, куда тянет ее это препятствие. Во-вторых, что рыба, попавшая на удочку, подходит к берегу…
Часть четвертая
Здешние рыбаки-промышленники не знают и не хотят знать никакой насадки живцов, кроме употребляемой ими, считая всякий другой способ наживления удочек не выдерживающим никакого сравнения… Недурно бы испробовать его во время предстоящего сезона и любопытно знать, понравится ли он рыбакам-любителям так же, как рыбакам-промышленникам.
Способ этот следующий: крючок (лучше двойной) прикрепляется тонкой медной проволокой, свитой веревочкою в две прядки. На другом конце этого медного поводка оставлена маленькая узкая петелька или колечко. Эта петля вводится живцу в рот и, благодаря прямизне рыбьего кишечного канала, осторожно проводится через него в выводное отверстие.
Затем широкая петля лески вдевается в петельку поводка, и поводок с живцом проводится в петлю лески. Обе петли затягиваются. Живец окажется продетым поводком насквозь, а крючок будет торчать у него изо рта остриями к хвосту.
Положение живца по наружному виду — очень естественное, самый крючок прекрасно замаскирован; но насколько хорошо выдерживают живцы такую насадку, а в особенности когда она сделана непривычными руками, — лично не испытал. Я всегда пришиваю живцов и жаловаться на этот способ насадки не могу.
Здешние старики-любители, занимающиеся уженьем несколько десятков лет, неоднократно подтверждали мне, что продетый живец проходит гораздо долее, чем насаженный другим каким-бы то ни было способом. Что рыба скорее заглотит живца, насаженного таким способом, и, раз схватив, скорее попадется — это кажется очень вероятно.
Часть пятая
Пришла, наконец, давно желанная пора, задуманное, предположенное перешло в действительность. Наступил сезон ужения рыбы. Несколько раз побывал на рыбной ловле, в результате (не считая мелкой рыбы — материала для живцов и рыбацкого обеда — ухи) — пять щучат и великолепнейшая 25-фунтовая щука из донных (около 10 килограммов. — Прим. редакции).
Рыбаки отличают две разновидности щук: верховую (гонца) и донную. Первая, как показывает имя, держатся на отмелях на поверхности воды и ловит добычу, преследуя, гоняясь за ней. Последняя пребывает преимущественно в глубоких омутах на дне и ловит, больше подкрадываясь к добыче.
Все характерные признаки донной щуки великолепно выразились в этом экземпляре. Короткая, с широчайшею спиною, угольно-черного цвета, высокая, с брюхом золотисто-песчаного цвета, изукрашенным мелкими крапинками, сверху — почернелое от воды бревно, каких много на дне, с боков — тот же песок, та же глина.
Этот хищник должен был великолепно затаиваться и, вероятно, немало загубил неопытных жертв. Положи такое создание на дно в удобном месте, я уверен, что и глаз человеческий не различит его присутствия.
Конечно, такая добыча довольно редкая, но мне хотелось все-таки не того. В голову затемяшилось разыскать лещевое место и половить эту благородную рыбу. Пробеседовав пятого мая до второго часа ночи в приятном обществе, я зашел домой только переодеться и захватить необходимые снасти и припасы, приготовленные еще накануне, и спустился к лодке, на которую уже пошли два рыбака.
Отчалили. Через полчаса ходу мы пристали в левом конце озера и живо согрели самовар. Не успели выпить двух стаканов чая, как все небо, довольно облачное, залилось кровью. Начинался солнечный восход. Полнейшая тишина и приятная свежесть.
Один из рыбаков остался удить тут же при лодке, с другим я пошел на ближайшее озеро, под лещей. Прошли около двух верст, выбрали место и поставили удочки. Клев начался очень порядочный: плотва, мелкий подлещик и довольно ровный окунь. Продолжалось, впрочем, это недолго. Не успели поймать и десятка годных для живцов рыбок и с десяток окуней, как пошел несносный мелкий ерш и микроскопический окунь. Плотва пропала точно по команде.
Поднявшийся туман сгустился в две тучи: северо-восточную и западную. Мы давно косились на первую тучу и, оказалось, недаром. Пошел дождик. Долго мы не могли разобрать, куда двигаются тучи. Стоят неподвижно да и полно, легкий ветерок дует из-под северо-восточной тучи, а сама она куда-то все расползается. Только после долгих наблюдений оказалось, что она ползет к востоку и, все расширяясь, захватывает нас, — дождь пошел сильнее…
Через час времени на нас не осталось ни одной сухой нитки. Поговаривалось о том, что надо идти до дому, некоторые из городских рыбаков, ночевавших на озере, уже ушли. Развели костер, кой-как греемся. Решили подождать с полчаса: заодно мокнуть. Глядь… с северо-востока все прочистилось, туча ползет восточнее и от нас дальше.
Часть шестая
Порадовались: авось перестанет дождь и обогреет солнышко — клев, должно быть, будет чудесный. Не тут-то было: проклятая западная туча, доселе неподвижная, стала двигаться навстречу восточной и, в свою очередь, начала поливать нас. И смешно, и досадно! Стали собираться домой.
Вдруг наступила полная тишь самого соблазнительного свойства, разыгралась рыба на поверхности воды в двух-трех местах, попалась на удочку красноглазка. Туча как-то сконфузилась, стала редеть, густая часть ее слилась с восточною тучею, и обе провалили далеко на восток. Впереди одни кучистые облачка, обещающие «ведро».
Решительно остаемся. Дождик перестал. Заброшенные было без внимания удочки пересмотрены. Черви переменены. Пожимаемся от ручьев воды, текущих по телу, и ждем. Смотрю: после нескольких характерных вздрагиваний и потяжек наплав положило, повело вправо, влево и ровно, безостановочно потянуло вглубь. Лещевой клев!
Подсекаю на всякий случай осторожно. О, радость! Ото дна не отведешь, крупная добыча бегает на леске. Вывожу наверх, вывернулось широкое перо, и золотистый лещ мелькнул и снова забрал вглубь. Товарищ развязал из пачки удильников широкий сачок. Прошу его не торопиться.
Через шесть минут красавица рыбка, утомившись бегом и быстрыми поворотами, перевернулась на бок и широким пластом всплыла на поверхность. Без дальнейших препятствий товарищ мой подхватил ее сачком и вынес на берег. Добыча недурная — в леще оказалось пять фунтов (около двух килограммов. — Прим. редакции). Пойман он на четырехволосной леске.
Рыбацкая душа в удовольствии: чего же больше, дело сделано, как говорится, чисто. Куда девались дрожь, мокрота, холод? Все прошло. С новой энергий принимаемся за лов. Но хорошего понемногу, больше лещей не попадалось. Пошли опять ерши да мелкий окунь.
Взглянули на небо. Низко-низко над землею несутся отдельные клубы тумана, все они бегут с разных сторон к одному месту, куда ушли обе соединившиеся тучи. Подозрительно. Небо становится все однообразнее, клубы тумана сливаются в общую массу. Начинается обкладной дождь.
Двигаемся к так называемой кулиге — глубокому, крутобережному и узкому заливу озера. Там сидеть удобно, как на скамейке, а вода — под ногами. В кулиге мы изловили порядочное количество плотвы, годной для наживленья жерлиц, подлещиков и крупненьких окуней, а к 12 часам дня пошли на лодку, с тем чтобы отправиться на излюбленную щуками и шересперами Волчью Яму.
На Волчьей Яме на этот раз не схватила ни одна рыбка. Сварили и съели очень вкусную уху, высушились у большого костра и вернулись домой.
А. Л., 1882 г.
